Королевское чудовище - Кристина Кашор

— Мне плевать, — простонала Клара. — Нет, не сдвигайся с этого места. Самое оно.

Пару мгновений Гаран наблюдал, как Файер делает массаж его изрядно беременной сестре. Когда Клара снова застонала, выражение лица его стало меняться, углы рта приподнялись.

— Ты слыхала, как люди зовут тебя, Файер? — спросил он.

— Что там на этот раз?

— Чудовище-животворец. А кое-где я еще слышал определение «чудовище-защитник Делл».

— Великие скалы, — выдохнула Файер себе под нос.

— А в гавани корабли ставят новые паруса — красные, оранжевые, розовые и зеленые. Ты видела?

— Это все цвета знамени Делл, — сказала Файер. Кроме розового, добавила она про себя, игнорируя розовый проблеск на периферии зрения.

— Конечно, — сказал Гаран. — И, полагаю, таким же образом ты объяснишь то, что они делают с новым мостом.

Файер набрала воздух в грудь, взяла себя в руки и посмотрела на Гарана.

— А что они делают с мостом?

— Строители решили покрасить башни зеленым, — сказал он, — и выложить поперечины зеркалами.

Файер моргнула.

— Какое отношение это имеет ко мне?

— А ты представь, — сказал Гаран, — как это будет выглядеть на рассвете и на закате.

И тогда внутри у Файер произошло нечто странное: совершенно неожиданно она перестала бороться. Отступила назад и хорошенько разглядела чувство, которое этот город питал к ней. Оно было незаслуженным. Оно основывалось не на ней самой, а на историях, на идее Файер, на преувеличении. Вот что я для людей, подумала она. Не знаю, что это значит, но для людей я такая.

Придется мне это принять.

Некоторые мелочи, которыми она пользовалась каждый день, не задумываясь, ей подарил Арчер. Ее колчан и щиток, мягкий и удобный от многолетней носки — все это были давние дары Арчера. Часть ее хотела убрать их подальше, потому что каждый раз при взгляде на них сердце сжималось от тайной боли. Но она не могла. Заменить их на другой колчан и щиток было немыслимо.

Однажды днем в солнечном уголке главного внутреннего двора, поглаживая мягкую кожу щитка и размышляя, Файер уснула в кресле. Резко вынырнув из сна, она обнаружила, что Ханна с криками отвешивает ей оплеухи, и, запутавшись, всполошилась, но тут же поняла, что Ханна заметила, как по шее и рукам Файер скачут три жука-чудовища, поедая ее живьем, и поспешила на помощь.

— У тебя, должно быть, ужасно вкусная кровь, — с сомнением сказала девочка, проводя пальцами по воспаленным, вздувшимся следам от укусов на коже Файер и считая их.

— Только для чудовищ, — угрюмо сказала Файер. — Ну-ка, дай-ка их мне. Они совсем раздавлены? У меня есть ученик, которому, возможно, захочется их препарировать.

— Они тебя укусили сто шестьдесят два раза, — объявила Ханна. — Чешется?

Чесалось ужасающе, и когда она набрела в спальне на Бригана, только недавно вернувшегося из долгой поездки на север, она была настроена более воинственно, чем обычно.

— Я всегда буду привлекать насекомых, — начала она агрессивно.

Бриган поднял глаза, обрадованный ее приходом, хотя и слегка удивленный тону.

— Всегда, — подойдя, он коснулся укусов у нее на шее. — Бедная. Очень неприятно?

— Бриган, — сказала она, раздраженная тем, что он не понял. — Я всегда буду красивой. Посмотри на меня. На мне сто шестьдесят два укуса, и что, они сделали меня менее красивой? У меня не хватает двух пальцев и шрамы по всему телу, и что, есть кому-то до этого дело? Нет! Это все делает меня только интереснее! Я навсегда заперта в этой красивой оболочке, и тебе придется с этим разбираться.

Он вроде бы почувствовал, что она ожидает серьезного ответа, но в тот момент не был на него способен.

— Полагаю, мне придется нести это бремя, — сказал он, ухмыляясь.

— Бриган.

— Что, Файер? Что не так?

— Я — не то, чем выгляжу, — сказала она, внезапно ударившись в слезы. — Для всех я — красивое и безмятежное развлечение, но внутри я другая.

— Я знаю, — тихо сказал он.

— Я буду грустить, — сказала она вызывающе. — Я буду грустить, и смущаться, и раздражаться — очень часто.

Подняв палец, Бриган вышел в коридор, где споткнулся о Пятныша, а потом о двух кошек-чудовищ, бешено преследующих пса. Выругавшись, он перегнулся через перила лестницы и крикнул стражникам, что если только в королевстве не развяжется война или его дочь не будет при смерти, то лучше пусть его не прерывают до дальнейших распоряжений. Вернувшись, он запер дверь и повторил:

— Файер. Я это знаю.

— Я не знаю, почему случаются ужасы, — сказала она, еще больше расплакавшись. — Не знаю, отчего люди жестоки. Я тоскую по Арчеру и по отцу, неважно, каким он был. Мне больно думать, что Маргду убьют, как только она родит. Я не допущу этого, Бриган. Я вытащу ее как-нибудь, и мне все равно, если в итоге я окажусь у нее в темницах. И как же у меня все невыносимо чешется!

Бриган уже обнимал ее. Он больше не ухмылялся, и голос его был серьезен.

— Файер. Ты что, воображаешь, что я хочу, чтобы ты была веселой и безмозглой и отбросила все свои чувства?

— Ну, едва ли ты хочешь именно этого!

— Я влюбился в тебя в тот миг, когда ты увидела свою скрипку на земле, отвернулась от меня и заплакала, прижавшись к лошади. Твоя печаль тоже делает тебя прекрасной. Неужели ты не видишь? Я ее понимаю. Из-за нее моя собственная печаль не так сильно меня путает.

— А, — сказала Файер, не уловив каждое слово, но восприняв чувство и поняв сразу всю разницу между Бриганом и людьми, которые строят в ее честь мост. Она прижалась лицом к его рубашке. — Я тоже понимаю твою печаль.

— Я знаю, что понимаешь, — сказал он. — Я благодарен тебе за это.

— Иногда, — прошептала она, — печали слишком много. Это меня сокрушает.

— А сейчас она сокрушает тебя?

Она умолкла, не в силах говорить, чувствуя, как мысли об Арчере сжимают ей сердце. Да.

— Тогда иди сюда, — сказал он, немного бессмысленно, потому что и так уже притянул ее к себе в кресло и свернул клубочком в объятиях. — Скажи, что мне сделать, чтобы поднять тебе настроение.

Файер заглянула в его спокойные глаза, коснулась дорогого, знакомого лица и обдумала вопрос. «Ну, мне всегда нравится, когда ты меня целуешь».

— Нравится?

«У тебя хорошо получается».

— Ну что же, — сказал он. — Удачно, потому что я всегда буду целовать тебя.

Эпилог

В Деллах была традиция пламенем отправлять тела умерших вслед за душами, таким образом напоминая себе, что все, кроме самого мира, превращается в ничто.