Островитяния. Том первый - Остин Райт

Меня провели наверх по каменной лестнице. Потом — налево. Каблуки мои громко стучали по каменным плитам длинного коридора, в конце которого была открытая дверь.

Я вошел в большую, скупо обставленную комнату; в дальнем конце ярко горел огонь очага, перед ним стояла скамья. Сидевшая у окна Дорна поднялась; на этот раз на ней было не обычное темно-синее, а коричневое платье, оттенявшее ослепительную, матово-гладкую, как слоновая кость, кожу, волосы были распущены. Я быстро пошел навстречу девушке. Каким длинным показался мне этот путь в несколько шагов! Я услышал ее голос — и вот уже сидел рядом с ней на скамье. Мы заговорили и, прислушиваясь к налетавшему с моря юго-восточному ветру, сердито бившемуся в окна, залепляя их мокрым снегом, я особенно чувствовал, как жарко пылает огонь, как радостна близость любимой.

Дорна, казавшаяся такой молчуньей три месяца назад, тут же сама завела разговор, как барышня опытная, умеющая принять и развлечь гостя. Она попросила рассказать все, что случилось со мной со времени нашей последней встречи. Я описал свое посещение Сомсов: с каким удовольствием я помогал копать канаву, про луковицы, и сказал, что выписал семена и луковицы для нее. Дорна внимательно слушала; наконец я дошел до того, как приехал к Морам.

Я знал, что для Дорны это самое интересное: она смотрела на меня, сидя со скрещенными ногами, облокотившись о колено и подперев лицо ладонью, словно прелестная маленькая статуэтка. Ее прозрачные глаза задумчиво, изучающе глядели на меня, постоянно меняя выражение, по которому, однако, невозможно было догадаться, о чем она думает.

На мгновение я почувствовал, что теряю нить рассказа.

— Вам понравилась Морана? — спросила Дорна.

Наводящий вопрос хозяйки дома… Я сказал, что думаю о Моране, и упомянул о своей истории и о том, как Морана мне помогла.

— Я тоже могла бы вам помочь, — сказала Дорна.

Я почувствовал, что тут же готов бросить Морану ради нее.

— Ну, вы ведь противницы, — заметил я и продолжал свой рассказ.

Закончив, я спросил Дорну, чем она занималась это время.

— Ничем особенным, — коротко ответила она. — Кое-что делала по дому. Я ведь помогаю дедушке, вы знаете. Две недели назад заезжала Стеллина. Я не думала, что отправлюсь в Город, но, когда брат и дедушка уехали, решила поехать тоже. Так что добирались мы вдвоем со Стеллиной. Доехали всего за четыре дня, хотя снег на перевале сейчас очень глубокий. Обратный путь будет нелегким… Я очень рада, что вы пригласили Стеллинов на обед. А кто будет еще?

Я перечислил приглашенных, и Дорна одобрила мой выбор. Разговор вернулся к аудиенции.

— Что вы думаете о речи Тора? — спросила девушка.

Я сказал, что, по-моему, речь получилась краткой, но насыщенной. Дорна пристально взглянула на меня, словно я не до конца понял ее вопрос. Мне снова вспомнилась речь короля.

— Он назвал дипломатов «гостями», — сказал я. — И ни слова о том, что Островитяния готова принять их.

Дорна прищурилась, и в глазах ее появилось уже знакомое плутоватое, колдовское выражение.

— Да, — кивнула она, — он словно хотел сказать, что они здесь временно и вовсе не обязательно приглашать их снова. Сами они, может быть, и не поняли, но мы все поняли именно так. — Она широко улыбнулась. — Странно, что вы не поняли этого, Джон.

Еще раз внимательно взглянув на меня, она опустила глаза. Я был так счастлив, что мог даже не смотреть на нее. Она была здесь, и этого было достаточно. Еще тогда, на аудиенции, мне показалось, что она изменилась и вид у нее несчастный. Под глазами залегли тени. Я хотел спросить, уж не случилось ли чего.

Но у Дорны было свое мнение насчет того, как должна развиваться наша беседа. А что я думаю о вечернем заседании? Я рассказал о своих впечатлениях, и снова Дорна свела разговор к поведению молодого короля.

— Он вел себя не очень дипломатично, — осторожно сказал я.

— Конечно, нет. Но это совершенно в его духе. Конечно, лорд Мора заранее его подготовил, и он со всем согласился, но не мог удержаться и не проявить своих истинных чувств. Это не было недоразумение. Тор уверен, что немцы заехали намного дальше пограничной черты.

Было похоже, она действительно знала мнение Тора.

— Значит, он примкнул к вам? — спросил я.

Дорна расцвела от удовольствия.

— Не знаю, — ответила она, — но он не дает лорду Море помыкать собой. Он будет настоящим королем, а не марионеткой, как его отец.

— Интересно, что вы станете говорить, если его симпатии вдруг изменятся? — спросил я.

Дорна посуровела, опустила глаза.

— Все равно он — настоящий король, — медленно и глухо сказала она.

Потом она снова развеселилась, и мы стали вспоминать, как вел себя граф фон Биббербах и о его явных претензиях захватить лидерство среди дипломатов.

— Это довольно опасно, — сказала Дорна. Я попросил ее выразиться яснее, и она поделилась со мной своими мыслями о том, что Германия, похоже, хочет установить протекторат над Островитянией и то, что немцы фактически оккупировали степи Собо, — один из шагов в этом направлении.

— Я не должна была всего этого вам говорить, — добавила она быстро. — Я забыла, что вы — мой враг.

— Я — ваш враг?!

— Да, с тех пор, как сознательно стали консулом. И, по-своему, были правы… А раз вы согласились стать консулом, то рано или поздно вам придется уехать. Сотый Закон разрешает иностранцам оставаться у нас только на год, один раз в десять лет.

Я почувствовал, что мы вновь подходим к такой больной для меня теме: способен ли я до конца понять Островитянию, полюбить островитянку и добиться ее любви?

Я сказал, что аудиенция была очень красочной, что собравшееся на ней блистательное общество произвело на меня незабываемое впечатление, и добавил, что не менее разительным был контраст между спокойной и вразумительной беседой островитян и крикливой суетой американских вечеринок, между островитянскими одеждами и нашими костюмами, вульгарными и претенциозными по сравнению с ними. Сам того не желая, я задел Дорну.

— Мы с братом были одеты беднее всех. И всю жизнь носить это скучное синее платье! Уж лучше совсем об этом не думать!

Передо мной была совсем другая Дорна — Дорна, которую беспокоит, как она одета! Я оглядел ее с ног до головы. Пожалуй, настал подходящий момент сказать, что сегодняшнее платье на ней кажется мне верхом совершенства.

Дорна улыбнулась.

— Может быть, — сказала она польщенно. — Мне всегда трудно подобрать подходящий цвет.

Мы стали обсуждать, какой цвет ей больше к лицу. Теперь я мог безнаказанно разглядывать ее и чувствовал, что люблю ее все больше и больше.