Фэнтези-2005 - Ирина Скидневская

Бывало, соберутся Черт с приятелем своим, чертом Клубком, в тайной горнице за кабинетом, разольют граппы, поднимут стаканы.

— Ну, так чего, брат? — спрашивает Черт. — За них! За времена наши былые, правильные! И за нее, за экзистенцию!

— За них! — отвечает Клубок, стеклом о стекло ударяя. — И за нее! Только объясни наконец, брат, с чем ее, экзистенцию, едят-то?

И — немедленно выпьют. Потом закусят от души и затянут свою «Кумару», да так, что на соседней улице слышно. «Них, них, запалам, бада, эшехомо, лаваса, шиббода…»

А вот где и как Черт граппу доставал, сказать не берусь. Черт все-таки! С их племени пекельного и не такое станется.

Черт уже подумывал Сартра из Парижа пригласить, чтоб веселее было. А заодно и в самом деле железный мост деревянным заменить, сменщика приятелю своему Мостовому (так и не объявился, бедняга!) сыскать. Не успел. Через год и за ним черные машины приехали, тут уж никакая экзистенция не помогла. Что ни говори, а плоха она, жизнь чертячья, отовсюду беды жди.

Где Месяц был, спрашиваете? Где же ему быть-то, на небе находился, как от веку ему и положено. Просто взял наш Черт у сторожа в «Доме колхозника» ведро с краской черной, кисть, стремянку прихватил — и бок, каким Месяц к нашему райцентру повернут, аккуратненько так закрасил. В три слоя — для верности. А после выписал из области бочку с немецким растворителем и все поправил. Это ведь для нас Месяц чуть ли не с четверть Земли размером. Для черта же, особенно если из коренных он, настоящих, тот Месяц в карман уложить пара пустяков. В карман, впрочем, что! Такое и прежде умели. А вот когда американцы, не подумав, решили на Месяц «Аполлона» своего послать…

Но об этом — лучше не к ночи.

КАРТОШКА

В ту весну Богдан и Люська собрали все свои сбережения и купили домик в селе — за двести долларов. Зарплату задерживали, нули на «купонах» множились, как кольца в руках жонглера, и все знакомые говорили, что надо иметь место для выживания и обязательно огород, чтобы кормиться. «Малого будете вывозить на все лето, — говорила Люськина мама, — экологически чистое место, природа, продукты с грядки. А если печка есть, то и зимой жить можно».

Богдан и Люська купили развалюху под соломенной крышей, как при Тарасе Шевченко. Огород при «хате» лежал огромный, и оба радостно предвидели грандиозный урожай картошки. Три старых сливы и пять кустов смородины образовывали «сад», в конце огорода имелся сортир о трех стенах и без крыши. «Зато свежий воздух!» — веселился Богдан. Люська раздувала ноздри, принюхиваясь к незнакомому запаху весенней земли, розовела щеками и строила многоэтажные планы на будущее: «Тут прополоть… Тут вскопать… Тут фиалки, тут матиола… Тут будет мангал, тут летняя кухня, тут чеснок, там абрикосы…»

Приходили местные, все больше старушки, знакомились: «Говорят, Игнатьича хату купили… Вы купила? А-а-а… Игнатьич-то? Уже три года как помер, и хата стоит пустая… Икона-то в хате есть? Это хорошо… Три года стоит хата, никак нельзя без иконы…»

Единственная соседка принесла желто-коричневые яйца, попросила добыть в городе курева для мужа, который парализован, не встает. Все расспрашивала, у кого из родственников покойного Игнатьича купили дом и за сколько.

— Задешево небось досталось? Знаю, дешево… Думали, даром никто не возьмет. А вам-то зачем оно сдалось?

— Так ведь инфляция, теть Лен, надо недвижимость приобретать…

Соседка ухмылялась с большим подтекстом и в конце концов надоела супругам хуже комаров.

— У меня от нее голова болит, — жаловалась Люська. — Выпытывает, как следователь, и тянет, и тянет… И намекает на что-то, а на что — не говорит…

— Им тут скучно, — предположил Богдан. — Мы приехали — событие…

Перед следующей поездкой Люська купила в «Гастрономе» пять пачек папирос.

Весна прошла под знаком энтузиазма. Каждую субботу супруги поднимались в пять утра, брали на плечи рюкзаки и спящего сына в охапку, ехали на вокзал. Выстаивали в очереди за билетами и грузились в электричку. В поездке завтракали припасенными с вечера бутербродами; двухлетний Денис просыпался, оглядывался по сторонам и отказывался есть манную кашу из бутылочки. Иногда скандалил, тогда Богдану приходилось брать его на руки и прогуливаться по вагонам, подолгу стоять в тамбуре, тыкать пальцем за окно, где проплывали деревья и дороги, и рассказывать сказки без начала и конца, но со множеством событий: «И вдруг… он его… как схватит! А тот ка-ак… закричит!»

Через три часа электричка прибывала на полустанок, и у супругов было целых две минуты, чтобы вытащить на платформу сумки на тележках, саженцы в перепачканных землей кулечках и недовольного Дениса. Час они сидели на привокзальной скамейке в ожидании автобуса; вокруг собирались в изобилии старушки с багажом, их было куда больше, чем мест в старом «пазике», и, когда дело доходило до посадки, малого нередко приходилось «забрасывать» через окно.

Проведя в автобусе сорок минут, семейство высаживалось посреди дороги, переобувалось в резиновые сапоги и брело по раскисшей дороге еще около часа. Денис к этому времени наконец-то просыпался, радовался жизни, гонялся за воронами и хватал руками лягушек в канавках, в то время как Богдан и Люська мечтали только об одном: наконец-то добраться до места.

Здоровались со старушками за плетнями — одно «здрасьте» на семь минут пути. Часам к двенадцати дня впереди показывался сперва колодец, а потом и остатки родного забора; Богдан торжественно снимал со старых скоб новенький замок, и семейство вваливалось во двор — покосившийся сарай, груды неразобранного мусора в дальнем углу, зелененькая травка всюду, куда ни посмотри.

Ночь с субботы на воскресенье проводили в «хате». Два дня с превеликими трудами очищали от сорняков заброшенный огород; одуванчики, такие милые в городе, здесь превращались в настоящих монстров, оплетали землю корнями, глушили укроп и редиску. Крапива, зверея, забивала смородиновые кусты так, что к ним нельзя было подступиться; на прогулки и рыбалку почти не оставалось времени. А предстояла еще дорога обратно — тем же порядком; в воскресенье, в половине двенадцатого ночи, едва живые супруги со спящим Денисом на руках прибывали в городскую квартиру, и обоим предстояла еще длинная рабочая неделя…

— Какой заряд свежего воздуха! — отважно говорила Люська. — Это замечательно — физический труд! Посмотри на Деню, какой румяный…

И Богдан смотрел на вещи со здоровым оптимизмом. Во всяком случае, старался смотреть.

Он впервые в жизни косил траву косой. Он собирал смородину и заваривал чай с мятой. Он обнаружил, что под соломенной крышей свила гнездо незнакомая птица, похожая на ласточку, только много больше и молчаливая. Люська пыталась подкармливать птицу крошками, но та никогда не брала предложенного угощения — летала взад-вперед, бесшумная, как облако, и только ночью шелестела иногда под крышей — возилась, поудобнее устраиваясь в гнезде…

Но время шло, и затея «вывезти малого на все лето» казалась все менее удачной. Денис категорически отказывался от парного молока, предпочитая ему сухое, разведенное из пакетика. Денис панически боялся коров, утром и вечером проходивших мимо домика по узкой улочке. Он вечно тянул в рот какую-то гадость, претерпевал атаки ос и напарывался на сучки, а однажды наступил на змею — змея оказалась ужиком, но, прежде чем была установлена ее видовая принадлежность, Люську чуть не хватил удар… Телефона не было ни у кого в округе — случись беда, пришлось бы бежать на почту за три километра и там вызывать «Скорую» из райцентра…

Ни одно из средств по борьбе с колорадским жуком не принесло должного результата. Богдана, опрыскивавшего ботву, мутило потом два дня, зато жуки размножались без тени смущения. Разочаровавшись в химии, Люська ходила по огороду и терпеливо собирала в майонезные баночки оранжевые личинки. «Отряд не заметил потери бойца» — оценить ее страдания могли только данаиды, наполнявшие водой треснувшую бочку в древнегреческом царстве мертвых.

Капуста, едва оформившись в кочаны, подверглась атаке паразитов. Огурцы погибли как один после неудачного мелкого дождичка. Помидоры, не успев покраснеть, темнели и валились на землю. Супруги попытались было устроить пляж на берегу неглубокого местного озерца, но не выдержали конкуренции с коровами. Наконец однажды в июле Богдан и Люська переглянулись, перемигнулись, за полчаса собрали вещи и, взяв под мышку Дениса, ретировались домой.

Остаток лета прошел великолепно. Дождливые дни чередовались с солнечными, Денис пускал кораблики в асфальтовых лужицах возле подъезда, Богдан и Люська по очереди ходили в театр на гастролеров и в видеосалоны, где крутили помимо третьеразрядных американских боевиков многочисленные серии «Анжелики». Богдан снова занялся диссером, а Люська слушала английские кассеты.