Крест на чёрной грани - Иван Васильевич Фетисов

Фёдор поднялся на приваленные к забору сутунки и собрался говорить – послышался зычный выкрик:

– Е-е-дут!..

Всадники, человек десять, покачиваясь в сёдлах, подъехали к бурлящей толпе на рысях. Рядом, стремя к стремени, на иноходцах сходной карей масти держались прокурор Гвоздилин и начальник уездной милиции Зитов. За ними, чуть поодаль, последовали милицейские работники и продотрядовцы. Среди продотрядовцев бабка Журиха опознала своего обидчика Алёшку Мутина и было собралась во весь голос крикнуть: «И ты, варвар, тут!..» – да, обратившись к народу, опередил Зитов.

– Граждане! – оглядев присмиревшую толпу, сказал Зитов. – Уездное руководство благодарит вас за почтение… вы дружно собрались на сход, штобы услышать важные распоряжения во имя упрочнения режима новой власти… Теперь она, когда вся Сибирь освобождена от вражеских колчаковских и прочих сил, может вздохнуть свободно и устраивать жисть свою, как утверждает наша революция, согласно ученью Маркса и воле нашего вождя Ленина…

Оратор сделал паузу.

Бабка Журиха, тихонько пробравшись с середины круга поближе к Зитову, осмелев в окружении знакомых баб и мужиков, спросила:

– А кто ж это такой Маркс? Откеда он взялся, штоб учить нас, как убирать навоз за скотиной да пахать землю?..

Кто-то украдкой хохотнул.

– Вопросы после, граждане! – напряг Зитов хриплый голос. – Сейчас по делу. Слушайте!.. – И начал читать поданную начальником продотряда Зубаковым бумагу. – За упорное сопротивление местным властям в выполнении заданий по продразвёрстке подлежат выселению и ссылке в красноярские края к дополнительно ранее отправленным такие граждане… Слушайте!.. Ефим Горностаев с женой и четырьмя детьми… Прохор Берёзкин с семьёй… Игнат Сапожников…

Толпа, подстёгнутая надрывным женским голосом, словно под упругим напором вдруг налетевшего ветра, тяжело раздвинулась кругом и хмельно загудела. Трое дюжих мужиков кинулись к изгороди старика Якима Зайцева за кольями, но Фёдор остановил их. Плач, стон, ругательные выкрики слились в одну тяжко дышащую жаром течь.

Фёдор, всё ещё стоявший на сутунках, будто сторожевой, увидев, как дядька Игнат, сухощавый, болезненный мужичок, молясь, склонился перед Зитовым, прося пощады (в ссылке долго не проживёт – умирать, так лучше дома), крикнул:

– Дядя Игнат, не ваше дело – кланяться! – отвёл старика в сторону. – Наше дело – стоять за оглашённые революцьей права и свободы… Первым после революцьи Ленин издал декрет о земле. О земле как о главном национальном богатстве… В етом декрете отражён общекрестьянский наказ о том, чтобы все помещичьи, царские и другие земли конфисковать вместе с инвентарём и постройками и передать крестьянским комитетам для распределения между крестьянами… Распределили. Ладно!.. Пашите, сейте хлебушко! А кто будет пахать-то да сеять, ежели крестьян-то с покрытой их потом землицы сгоняют в угоду всяким врагам революцьи и посылают умирать в глухие места… Я, Фёдор Градов, как потомственный земледелец, протестую решительно! Дядя Егор, дядя Ефим и другие мои земляки, не тревожьтесь, живите, как жили. А ежели вас возьмут под конвой, то и на конвой управа найдётся, – Фёдор провёл пространно рукою над головами людей. – Они – ваша опора и защита.

– Провоцируете народ на восстание, гражданин Градов! – остановил Фёдора прокурор Гвоздилин. – Забыл разговор про санкцию на арест?.. Просите – исполним…

– Про санкцию я не забыл, гражданин прокурор. Но што она, эта бумага? Голос вашей совести! Противу народа, как против ветра, не плюнешь… Стращаете расправой?! Народу дано право противостоять чиновному самоуправству и произволу. Поэтому сегодняшний наш сход граждан постановит создать народное ополчение… Так, земляки?!

– Правильно! – дружно вознеслись над площадью звонкие голоса.

– А теперя скажите, кто кого провоцирует? Не вы ли мужиков? Штоб те взбудоражились… А вы бедного мужика-то за его правильную злость – за решётку! Нет, такая игра не годится. А посему принародно и привластно оглашаю задачи ополчения.

Первое: помирить жителей заимок Бумашкинской долины путём возврата отобранного имущества… Но ежели сам ограбленный хозяин пожелает отдать часть своего добра, то пусть будет так, как ему угодно.

Второе: впредь считать личную-частную собственность неприкасаемой. Никому не позволено без согласия хозяина трогать на его подворье даже и соломинку… Но сам хозяин нажитым своим трудом богатством по воле Божьей волен поделиться с добрым соседом.

Третье: чинить препятствия вредным революцьи чиновникам в их неуёмной страсти обижать трудового человека.

Четвёртое: препятствовать ссылке людей в погибельные места; применять оружье только в случае, когда стреляют в повстанцев.

Пятое: на заимках Бумашкинской долины, сообразуясь с законами революцьонной власти, установить общенародное самоуправление, когда всякий волен делать то, что полезно всем…

– Как умно да складно, соколик! – Бабка Журиха, перекрестившись, поклонилась. – Дай бог тебе, соколик, здоровья да счастья!

– Рад слышать!.. – свой орлиный взор Фёдор устремил навстречу осиянным надеждой взорам земляков. Прохор. Ефим. Пантелей. Илья. Федора. Марфа. Евдокия. Фёкла…

Недвижимо, будто приросла к взрастившей её земле, стоит Варвара. Её широко открытые глаза ловят каждый жест Фёдора. Чувством несказанной радости наполняется её тоскующая по ласке мужицкой тёплая грудь. «Фёдор! Фёдор, – шепчут жаждущие поцелуя розовые губы. – Коснулся ты меня одним своим крылом орлиным и улетел… Гляжу на тебя… Видишь ли меня?.. И неужели, не увидев, скроешься опять за горами, за долами?..»

* * *

Зитов и Гвоздилин переглянулись.

– Куда тянет царский унтер? – шепнул на ухо прокурору Зитов.

– Против диктатуры пролетариата… Вишь, чиво захотел – деревенского мужика-чирошника поставить вровень с рабочим-революционером. Каково?

– Я те што, зря подавал представление на арест?! Сразу, с первого взгляда, почуял неладное. Человек со своим уставом лезет в чужой монастырь. С гордостью носит царские награды, будто не знает, в какой стране теперя живет. Просил санкцию – отказал!.. Сейчас поздно…

– Почему?

– Будто не видишь! За него на дыбы поднимется вся округа. Разнесут в пух и прах не только нас, доберутся и до губернского начальства. Што скажешь?

Прокурор сжал скулы – на розовых щеках выпрямились тугие желваки. «Желчный тип этот Зитов – кукушкин подкидыш. Привёз его губернский начальник Подрезов и подкинул, как кота в мешке, называя надёжным защитником завоеваний Октября. Не успел осмотреться, прошло каких-то три месяца, а уж подал десять представлений на арест. Посмотришь – а отправлять за решётку человека не за што. Не лишать же свободы, если кто-то в обиде сказал, что новые чиновники, хоть и называются советскими, ничем не лучше царских, если не хуже. И взятки берут с улыбкой, и нужную бумагу выдать просителю вовремя не разбегутся – постой, мил, у порога… А Зитов рад заковать такого человека в кандалы… Уж не из тех ли этот подкидыш, кто, прикрываясь ярым борцом за Советы, на самом деле воротит против них?.. Время покажет…»

Люди устали, а ждут, чем закончится сходка.