Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов

что не успели снести воинствующие безбожники в конце 1920 – начале 1930-х. Церковь пошла на сотрудничество с властью, власть установила свой контроль за ней, организовав при Совете министров СССР Комитет по делам православной церкви. Благодаря архиву документов уполномоченного этого комитета по Сталинской области Константина Черноморченко до нас и дошла эта странная и чудесная история.

Пришедший к власти после смерти Сталина Хрущев решил вернуться к гонениям на церковь, но подошел в этой идее без былого задора и масштаба. И церковь окрепла, и во власти уже не было единодушия в этом вопросе. Поэтому Никита Сергеевич кадры решил особо не трогать, а вот храмы закрыть под соусом борьбы с излишествами. Был у него такой пунктик.

Георгиевская церковь жила преспокойно до 1954 года, оставаясь по-прежнему самым влиятельным храмом округи. В техническом паспорте на здание было сказано, что оно «каменное и кирпичное, а над трапезной и алтарем – деревянные своды». Из этого же паспорта мы узнаем, что освещение было свечное (туго в стране с электричеством было). Здание принадлежало государству, а община его арендовала. Государство заботилось о ремонте своего имущества – в 1952 году церковь была отремонтирована.

Популярность храма беспокоила власти. Поэтому 65 лет назад он попал в список подлежащих закрытию. Но времена кавалерийских наскоков прошли, государство старалось без нужды не драконить население. Поэтому было устроено социологическое исследование, проще говоря – опрос.

Товарищ Черноморченко докладывал, что вопрос обсужден с активом и вот, например, «директор местной СШ, он же лектор, тов. Лиманский утверждает, что процентов 80 молодежи будет не против изъятия церкви из ведения общины и передачи ее под клуб, а люди старше 50 лет будут в большинстве своем против». Также, сообщал Черноморченко, вопрос утрясен с правящим иереем, он согласен, что на округу хватит и соседней церкви в селе Терны.

И вот тут-то и произошло то самое чудо, которое трудно объяснить.

Вопрос о судьбе храма был вынесен на сход села, потом на собрание колхозников и собрание комсомольской организации колхоза «Ленинская заря». Вопреки ожиданиям властей и партийного актива люди в основном высказывались нейтрально, но не поддерживали церковь, а вот комсомольцы показали себя с неожиданной стороны.

На своем собрании они приняли решение: выйти с ходатайством к вышестоящим органам временно не закрывать церковь, потому что тогда возникнет нездоровая ситуация, которую может использовать против страны Советов западная пропаганда. Надо работать со стариками, доказывать вред религии, говорили на собрании активисты, а пока пусть себе молятся.

«Агенты» товарища Черноморченко доносили конкретней. Мол, ребята и девчата возмущались: если закрыть церковь, где наши дедушки и бабушки молиться будут. У них и так судьба нелегкая, они за советскую власть боролись и оружием, и трудом. Так зачем еще и церковь у них отбирать? Вопиющими были результаты голосования по «церковному» вопросу на собрании комитета комсомола: 7 человек высказались против закрытия, 2 – за, и двое воздержались.

И церковь устояла. Черноморченко высказал начальству свою точку зрения – надо подождать и провести разъяснительную работу среди молодежи. Дело происходило в середине мая 1954 года. А к католическому Рождеству, то есть практически к Новому году, было принято решение – разрешить религиозной общине пос. Кирово продлить договор аренды здания церкви. Через пять лет срок истек, еще два года верующие ходили в суд, пытаясь доказать свое право на продление срока аренды. Но в 1961 году церковь закрыли, как оказалось, ненадолго. И снова совпадения шли одно за другим.

В 1964 году сняли Хрущева, антиклерикальная истерия поутихла. В том же году поселок Кирово стал Кировском, а вскоре церковь снова открылась для прихожан.

* * *

Когда Донна закончила читать, долго сидели в молчании. Потом Палыч прокашлялся и сказал:

– Как говорил Грибоедов Александр Сергеевич, самый тонкий запах ближе всего к вони.

– Это вы к чему? – спросил Палыч.

– К следующей истории. Сколько мы их уже, кстати, набубнили?

– Не считал, намеренно не считал, – сказал Панас, – чтоб не зависеть от цифры. Так давайте вашу низость.

История о холерном бунте 1892 года в Юзовке

Эпидемии при этом, как правило, работают своеобразным взрывателем. Причиной же, кроме слабой власти, служат допущенные этой самой властью невежество и слабое санитарное воспитание общества.

Если оглянуться примерно на 130 лет назад, то мы можем припомнить яркую историю знаменитого холерного бунта, случившегося в центре Донбасса на излете лета 1892 года и сделавшего имя местечка Юзовка (нынешний Донецк) знаменитым в Российской империи не одними только сталью и углем.

Холера частенько летом навещала южные города и губернии России в дореволюционные времена. Одесса, Николаев, Херсон, Крым, Кубань, Астраханский край в XIX столетии не раз окуривались дымом серы – считалось, что он эффективен в борьбе с вирусом холеры.

Ожесточение, с которым человечество воевало в то время с этой хворью, приводило порой к совершенно курьезным случаям.

Скажем, когда в сентябре 1854 года англо-французские интервенты на ста с лишним кораблях прибыли для нападения на Крым и стали высаживаться в районе порта Евпатории, то старичок-командир порта, приняв у них бумагу с ультиматумом о сдаче города, не разобравшись, просто окурил листок серой и сказал:

– Высадиться, отчего же-с, высаживаться на берег не воспрещается. Только, господа, в видах эпидемии холерной, не иначе как приказано от начальства, высаживаться непременно в карантин и выдерживать там положенный четырнадцатидневный срок.

При всей анекдотичности этой истории шуткой она не была – за четыре дня, пока шла высадка на крымский берег, англичане потеряли умершими от холеры семь или восемь только офицеров.

В том веке человечество еще не знало гриппа и боялось в основном холеры, которая, к слову, в крепости Севастополя привела к холерному восстанию матросов и работных людей 1830 года.

Неудивительно, что при всей обыденности холеры для сознания русского общества в массах рабочих и крестьян она была просто «бичом божиим», противиться которому было почти бессмысленно.

В 1892 году, когда эпидемия пришла в Юзовку, в которой условия для борьбы с ней были не то чтобы очень плохими, но, как вспоминает об этом писатель Вересаев, бывший тогда студентом медиком, проходившим практику у брата-врача на руднике поблизости от Юзовки, очень скупыми, недостаточными.

Фактически с заразой в заводских «собачовках», «нахаловках» и прочих антисанитарных «шанхаях» Юзовки боролись десятка полтора заводских и земских врачей, у которых под рукой не было даже младшего медперсонала, а формально, видимо, для всего народа – крестными ходами. Народу какое-то утешение в безысходности.

Впрочем, в тот год погоды были более-менее милостивы к юзовским жителям: конец июля и начало