Один триллион долларов - Андреас Эшбах

– Но это всего лишь модель, а не действительность. Модель никогда не сможет учесть все подробности, которые влияют на реальность.

– По счастью, это и не нужно. Расчет околоземной орбиты – тоже лишь модель, и довольно грубая, а спутники, глядишь, по ней летают, через которые мы с вами сейчас говорим, – терпеливо растолковывал Маккейн. – Смотрите, Джон, я хочу привести вам пример. Остров, на котором вы побывали, называется Панглаван, вы сказали?

– Да.

– Я подозреваю, что деревня, которую вы посетили, построена на удивление близко к морю. Хотя ее не теснят никакие горы, позади нее равнина и лес.

Джон даже растерялся.

– Да.

– А вы знаете, почему так?

– Нет.

– Потому что лес принадлежит послу Филиппин в Ватикане, равно как и плантации сахарного тростника в середине острова, и набожный господин не разрешает жить в его лесу никому, кто на него не работает. Вы просматриваете какую-нибудь взаимосвязь? Филиппинцы строят свои лачуги на сваях или на кронах деревьев не потому, что это так романтично, а потому, что берег никому не принадлежит. Потому что почти вся суша и плодородная почва на Филиппинах находится в собственности двадцати семейных кланов, которые заняли правильные позиции еще в старые колониальные времена, и они меньше всего хотят каких бы то ни было перемен. Они будут вам благодарны, если вы решите их проблемы, не ставя под вопрос существующие структуры власти. Нет, Джон, таким способом вы только растратите деньги, и понадобится всего несколько лет, чтобы все вернулось в прежнее русло. И совсем не это имелось в виду под «возвращением людям потерянного будущего».

Трубка в руке Джона потяжелела, и ему показалось, что сам он как воздушный шар, который проткнули и из которого теперь выходит воздух.

– Хм-м. Боюсь, что и мне нечего вам возразить.

– Ключ – в структурах власти, – продолжал Маккейн. – Тут не надо входить в подробности. Это, кстати, действительно и для нас. Время запрета на охоту на нас с вами кончилось. Сильные мира сего сообразили, что происходит. США, Япония строят против нас интриги. Все втихую, разумеется.

В ушах Джона это звучало несколько параноидально.

– Вы в этом уверены?

Маккейн безрадостно рассмеялся.

– Мне достаточно окинуть взглядом мой стол, чтобы удостовериться в этом. Нас завалили исками – шьют нам нарушение соревновательного права, картельного права, закона об участии рабочих в управлении предприятием, закона о защите окружающей среды, короче, весь кодекс; к тому же иски по производственной ответственности на безумные суммы возмещения – и все наглая ложь, и в судах выступают свидетели, про которых известно, что они сотрудничают с ЦРУ, – как вам это понравится? В Японии сотрудникам налоговой полиции впору выдавать постоянные пропуска на наши предприятия, они ходят к нам как на работу, все останавливают и задают дурацкие вопросы. Или вот, например, в Марокко мы собирались заполучить Bank of Rabat, уже обо всем договорились и заручились согласием, и вдруг там приземляется самолет американского госсекретаря по пути из Израиля, якобы для заправки, которая длилась почему-то больше четырех часов – и на следующий день мы получаем уведомление, что аукцион выиграл Chase Manhattan Bank. Мне продолжать?

– Довольно, я вам верю. – Джон собрал лоб в морщины. – Может, мне в такой ситуации лучше вернуться?

– Если вы за время вашего отпуска успели сдать экзамен юриста и запаслись десятилетней практикой, то ваше присутствие может оказаться тут полезным. А если нет, то вам лучше оставаться там, изображая фигуру природозащитника в качестве украшения носа судна. Вы хоть слышали о лесных пожарах?

– О лесных пожарах?

– В Индонезии вышло из-под контроля огневое корчевание лесов, и теперь есть опасность, что в ближайшие недели сгорят все леса, поскольку в этом году там небывалая засуха. Это беспримерная катастрофа. Дым и гарь тянутся до самой Малайзии и Сингапура; я думаю, в ближайшие дни перекинется и на Филиппины. И это только начало.

– И что я должен в связи с этим делать?

– Клеймить позором злоупотребление природой, отказ политиков нести ответственность, ну и все такое. Напишем речь, когда до этого дойдет. – Маккейн на этих словах, судя по звучанию, зевнул и потянулся.

Джон помедлил.

– Мне не так просто будет здесь болтаться и отбывать отпуск, если у вас все так, как вы говорите: иски и происки. Не поймите меня неправильно… Но мне в некотором роде интересно, останется ли что-нибудь от моей фирмы к моменту моего возвращения.

Маккейн засмеялся. На сей раз это звучало даже весело.

– Разумеется, все так, как я вам сказал. Но это не значит, что мы не держим ситуацию под контролем. Война в разгаре. Японские финансовые институты, которые устраивают нам налоговые проверки, с некоторых пор начали испытывать странные трудности с выходом на ликвидные средства на рынке денег. Один из них, Yamaichi Securities, самый старый брокерский дом Японии и, соответственно, высокоавторитетный, оказался к тому же впутанным в высшей степени позорную историю шантажа, что привело к тому, что все больше и больше клиентов отзывают у них свои капиталы – я удивлюсь, если они продержатся до конца года. А что касается США, тут с нами Бог. Мы на днях узнали, что президент затеял любовную интригу с практиканткой Белого дома, а пресытившись, устроил ее в Пентагон на работу с годовым заработком семьдесят тысяч долларов, чтобы избавиться от нее. Что вы думаете, какую пользу можно из этого извлечь? Да он кровавым потом изойдет. У него больше не будет времени строить против нас козни, он горько пожалеет о том, что не евнух, помяните мое слово.

– Ну, не знаю. Честно говоря, эта новость не валит меня с ног. Да любой президент в возрасте до шестидесяти имеет какую-нибудь интрижку. Я сомневаюсь, что это кого-нибудь сильно взволнует.

А это действительно интересный подход, подумал Маккейн, закончив разговор.

Он хотел сделать глоток кофе, но в чашке осталась одна гуща на дне, и термокофейник тоже был пуст. Он переставил то и другое на журнальный столик, где громоздилась уже гора пустых чашек. Надо будет как-нибудь вынести все это. Он больше никого не допускал в свой кабинет для уборки, потому что всюду лежали секретные материалы – на всех столах и штабелями на полу. В теперешней ситуации приходилось исходить из того, что всюду приставлены американские шпионы, чтобы выведать, чем Fontanelli Enterprises располагает, что он может и что замышляет. Поэтому он выставил перед дверью кабинета охранников и каждый вечер собственноручно запирал его.

Он взял свою папку с записями и вернулся в конференц-зал, который он называл Военным залом.

– …взять премьер-министра к нам на зарплату и включить в платежную ведомость – не проблема, – говорил мужчина с длинными седыми волосами, схваченными в конский хвост на его бычьем затылке.

Маккейн бросил взгляд на карту Южной Америки, которую отбрасывал на экран проектор. Он не знал, о каком премьер-министре шла речь, и его это не интересовало.

Куда важнее было держать Фонтанелли в хорошем настроении. Его возвращение в такой момент было бы некстати и сулило множество проблем, не говоря уже о необходимости разъяснять ему каждую акцию, которую они проводили или готовили и которая могла и не отвечать общепринятым представлениям о «моральной безупречности».

Он сел.

– Мистер Фреман, – обратился он к мужчине с конским хвостом, – господа… Извините, что я перебиваю. Мистер Фонтанелли только что высказал соображение насчет дела Клинтона, и мне это соображение кажется важным.

– А именно? – с мрачным взглядом спросил Фреман.

– На него не произвело особого впечатления сообщение об интрижке президента. Он сказал, что, по его мнению, у любого президента младше шестидесяти есть интрижки.

– Да, правильно, – сказал сухой молодой человек, сидящий у проектора.

Маккейн скрестил руки.

– Может, мы переоцениваем действенность нашей истории.

– Хм-м, – нагнулся вперед Фреман, и это движение казалось у него агрессивным, уперся локтями и стал вертеть массивное кольцо с печаткой на пальце. – Все зависит от того, как это сделать, – сказал он, насмотревшись в пустоту перед собой. – Допустим, мы сделаем не обычную разоблачительную историю, а… Да. Мы подберемся к нему с другой стороны. Это даже лучше. Вначале мы дадим кое-чему просочиться – ничего конкретного и доказательного. Для него это должно выглядеть так, что он сможет выйти сухим из воды, если просто будет все отрицать.

– И что потом? – скептически спросил мужчина рядом с ним, грузный чернокожий со шрамом на подбородке.

– Если мы заставим его отрицать интрижку под присягой, – объяснил Фреман со злой улыбкой, – то он нарушит свою присягу. Тогда мы выступим с доказательствами и сломаем ему шею, когда захотим.