Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes

Время давно перевалило за полночь, а мы продолжаем веселиться.

Мне нравятся ребята. Они разномастные до безумия, но такие гармоничные, когда контактируют… Не помню, когда в последний раз столько смеялась. И смеялась ли я когда-нибудь столько?

Была ли… такой… живой и по возрасту беспечной?..

— Чо, реально на тебе женат? Он? — сочится желчью голос одной из девочек, когда мальчики отходят к столу, за которым обнаруживают знакомых.

Поворачиваю голову к ней.

Классная работа косметологов — ни к чему не прицепиться: губы, носик, скулы… Такая симпатичная… и такая гнилая. Эх.

Равнодушно киваю.

Я же дамочка «проработанная», меня этим «чо» не пронять. Не ведусь на её подначку, а она активно утраивает силы, громко шушукаясь с подругами, после чего торжественно провозглашает:

— Ничо. Не стена — подвинешься.

Фу, как пошло. Ушам не верю. Всегда казалось, что эту фразу в жизни никто не использует…

Я коротко усмехаюсь и жму плечами:

— Вперед, бульдозер.

И под изумленные взгляды остальных девчонок наблюдаю, как блондинистая красотка, моментально бросившаяся в бой, приближается к парням, виляя сочными бедрами.

Секундой спустя девушка отводит Барса от мужской компании и ведет на несколько шагов в сторону…

Отворачиваюсь от этого зрелища.

Третий глоток вина, который неспешно совершаю, оказывается для меня лишним…

59. Лус

На языке образуется неприятная горечь, все-таки я не профи в распитии горячительных напитков.

Девчонки, которые остались за столиком, очумело таращатся то на меня, то на жрицу-разлучницу.

А мне смешно.

— Вам что-нибудь принести? Я к бару, — вот теперь у них челюсти отпадают окончательно.

Не получаю отклика, никому ничего не надо.

Подхожу к стойке и заказываю воду. Оплачиваю и тут же откручиваю крышку, делая жадные глотки.

— Чья это сладкая жопка, — опаляет ухо шепотом.

Сзади ко мне прижимается горячее мужское тело, затем чувствую, как наглые руки стискивают сначала бедра, а следом и упомянутую «жопку». Благо, так, что никто этого не замечает.

— Поехали отсюда? Я соскучился…

— А как же они… все?

— К черту.

— Давай еще побудем…

— Шипучка… ты проверяешь меня? — несмотря на веселый смешок, я различаю напряженные нотки в его голосе.

Разворачиваюсь лицом к нему и заглядываю в глаза:

— Барс, ты дурак?

— Вот и хорошо, — белозубая улыбка ширится моментально, — я тебе свой суверенитет подогнал на единоличное пользование, сечешь? Меня не интересуют другие, — возвращает мою же фразу и мягко щелкает по носу.

— Да-да, я помню: целовал только меня, живешь со мной, орально удовлетворяешь только меня…

— В отличие от тебя, ага, — черная бровь взметается в пассивно-агрессивном намеке на ответную милость в виде минета.

Прячусь у него на груди и блаженно вздыхаю, когда он обнимает нежно. Таривердиев никогда об этом не заговаривает прямо, но знаю, что ждет, когда я решусь.

— Что тебе сказала блондинка? — бубню тихо.

— Меня больше интересует, что она сказала тебе?

— Что сдвинуть жену не проблема.

— А ты?

— А я умная. Я пошла за водичкой и предоставила мужу разбираться с ней.

Смеется, вибрирует весь.

— Барс, послушай. Я никогда не опущусь до примитивных проверок и прочей ереси. Когда сказала, что доверяю тебе безгранично, я не преувеличивала. У меня нет причин в тебе сомневаться. Лгать не буду, адски сложно видеть, как они на тебя реагируют… Но толку от моей ревности? Я должна привыкать к тому, что женщины всегда будут баловать тебя вниманием. Отстреливать их запрещает закон. Заводить истерики по каждому случаю — запрещает моя гордость. Я тебя люблю… и я тебе доверяю — просто помни об этом всегда.

— Бедово-медовая моя девочка, — губами касается лба, и по венам растекается нега от обращения и жеста. — Как ты меня там называла?.. Демисексуал. Вот. Диагноз поставила — теперь лечи. Потому что я от тебя без ума.

Скоп прожорливых мурах атакует меня с головы до пят.

— Пойдем потанцуем? Еще чуть-чуть побудем здесь? Мне нравятся ребята.

— Только чуть-чуть, — соглашается и сильнее вдавливает в себя, чтобы я ощутила, как он «соскучился».

Танцуем под лирическую мелодию, так и остаюсь лежать на его груди.

Кто бы мог подумать, что мы вот с этим красавчиком станем друг для друга важнее всего на свете…

Возвращаемся в кабинку, держась за руки. Недоразлучница кривится и подсаживается ближе, без зазрений совести продолжая свои поползновения. Я вижу, как раздражаются многие из присутствующих, кто-то даже делает ей замечание.

— Извини, в следующий раз её не будет, — рядом садится Марк. — Не загоняйся, ладно?

— Всё в порядке. Не будет её, но будет кто-нибудь еще. Я справлюсь. И не загоняюсь, не лошадь же, — улыбаюсь ему приветливо.

Он прилетел вчера утром и организовал сегодняшнюю встречу, как только узнал, что мы тоже приезжаем.

С Зарой я иногда переписываюсь, налаживаем связь постепенно. Надеюсь, подружимся, ведь наши мужчины очень близки.

— Вот и молоток, Люська, — шутливо ерошит мне волосы и по-братски слегка приобнимает.

Таривердиев наигранно бычится и сгребает меня в охапку, ворча что-то под нос. Даже если у него до сих пор срабатывают триггеры, реакция намного проще. Наверное, что-то остаточное, которое растворится со временем. К счастью, Марк тоже это осознает, поэтому лишь хохочет в ответ и бьет друга кулаком в плечо.

Вскоре мы уезжаем. Еще в такси Барс не удерживается и то гладит мою коленку, то вжимается пальцами в бедро под плотной тканью. Опускает голову к моей оголенной шее, дышит тяжело, кончиком языка дразнит чувствительную кожу под ухом.

Нервно сглатываю и стараюсь не выдавать себя лишними телодвижениями. Всматриваюсь в зеркало заднего обзора и радуюсь, что водитель не замечает нас. Мы не делаем ничего явного или распутного, но я всё равно дико смущаюсь.

Едва переступаем порог, находим друг друга губами — и баста. Больше ничего не сдерживает. Фонтанируем непереносимой нуждой, обличенной в страсть.

Дверь с грохотом захлопывается от небрежного толчка ногой. Моя сумочка падает на пол с громким стуком.

Обвиваю мощную шею и принимаю напористую ласку. Для человека, который никогда не целовался, Таривердиев… непозволительно хорош. Ибо его поцелуи заставляют ноги подкашиваться уже через минуту.

Как наэлектризованные частички, лихорадочно отскакиваем от стены к стене, бьемся, направляясь к спальне.

Не отрывая своего рта от меня, Барс расстегивает пуговицы платья и позволяет ему упасть вниз. Получив доступ к моему телу, моментально облапывает, а после толкает на кровать. Срывает с себя поло, стягивает всё ниже пояса, стремительно обнажаясь. Я наблюдаю за ним сквозь полуопущенные веки, пока сердце таранит грудную клетку, а низ живота наливается, покалывая от желания. Единственное, на что меня хватает, это высвободиться из туфель.

Таривердиев возобновляет мое раздевание. Цепляет трусы с колготками и махом снимает их. Приподнимаюсь, чтобы помочь избавить меня от лифчика.

И вот, когда мы полностью наги и Барс нависает сверху, упираясь руками в матрас по обе стороны от моей головы… замираем вдруг.

В нас так много эмоций, что воздух разрывается от накала.

Всё иначе теперь, когда признания озвучены, души нараспашку и нет никаких преград — ни физических, ни ментальных.

Голая вседозволенность. Она. Чистоганом, как говорит Таривердиев.

И я… внезапно отваживаюсь.

Сталкиваю Барса на постель, он поддается из-за эффекта неожиданности, молниеносно перебираюсь на него, будто завоеватель-победоносец, и шепчу, склоняясь к изогнутым в немой насмешке губам:

— Я сама.

Вздрагиваем одновременно.

Фраза-катализатор. Фраза-пусковой крючок.

Между произнесенной впервые и произнесенной сегодня — ровно три года.