Первый из первых или Дорога с Лысой горы - Виктор Куликов

— Бежать? — удивилась Оксана. — Но разве вы не можете помочь любому, сидя на этом диване? Возьмите свечу или, не знаю, карты… Заклинанье какое-нибудь над чашей дымящейся произнесите, и дело сделано.

— Нет, — Маргарита Николаевна помрачнела, — Жизнь человека может спасти лишь человек! Не карты, не настои самых волшебных трав, не заклинанья. Увы… Хотя — так лучше. Это значит, что люди не зря рождаются на свет.

Оксана слушала ее с порозовевшим лицом:

— И вы сейчас идете спасать другому жизнь?

— Я попытаюсь…

— Послушайте, а вы… — Оксана сбилась. Собралась. — А я вам не могу помочь? Возьмите меня с собой! Нет, правда! Возьмите! Я готова на все…

Маргарита Николаевна взглянула на девушку, как будто только что увидела:

— Тебя? С собой?.. Зачем?

— Ну как же? А вдруг вам станет трудно, и рядом никого! Вы можете такое представить?

— Представить я все могу.

— Тем более! Мне почему-то кажется, что человек, которому хотите вы помочь, хороший человек, — Оксана торопилась в словах, а потому чуть заикалась.

Маргарита Николаевна смотрела на нее внимательно:

— Хороший, говоришь? Более чем!

Оксана поднялась:

— Вот видите! Идемте. Я с вами. Это решено.

Однако Маргарита Николаевна все продолжала колебаться:

— Не знаю… Взять тебя с собой?.. Но там опасно.

— Да что вы такое говорите? Какой же смысл там помогать, где это не опасно?!

Подумав, просветлев лицом, решившись, Маргарита Николаевна ответила:

— Что ж, давай считать, что так судьба распорядилась!.. — и крикнула в прихожую: — Красавица моя! Ты не уснула там?

— Да с вами разве уснешь? — отозвалась Фрида. — Вы гомоните так, что сфинкс проснется!

— Ой, только не ворчи! — поднялась Маргарита Николавна. И пояснила Оксане: — Уж если Фрида разворчится, то и чертям не сдобровать…

— Так что хотели вы? — спросила Фрида, заглядывая в комнату.

Маргарита Николавна сделалась серьезной:

— Мы уезжаем. Дело будет трудным. И могут быть раненья, травмы. Поэтому ты тут все приготовь… И стол накрой. Мне думается, мы вернемся с победой. А ее необходимо отметить. Так что приготовься к пиру!

— Ну это — дело приятное, — пробубнила Фрида…

ГЛАВА 28

АННА ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

…Туман у ног Дикообразцева сгущался и сгущался. Ластящимися, подлыми клубами. Укутывал от взора все, все, все… Пропали стены коридора, пол, потолок. И если бы Дикообразцев обернулся, то двери, у которой он сидел, не обнаружил. Она в тумане исчезла. Но Дикообразцев не оборачивался. Сидел с потухшими, свинцовыми глазами. Без чувств, без мыслей, без ощущений. Себя не осознавая. Он был, и… не было его!

И тут… В тумане… медленно возникло… Черное пятно. Напоминая вход в пещеру, оно дышало вечным холодом. Неодолимым. Без удивленья Дикообразцев понял, мысль возникла в нем отчетливо, что это — за ним. И понял, что готов. А поэтому не вздрогнул, услышав голос:

— К чему же вы, собственно, готовы?

— Я ко всему готов, — ответил он.

— Ну так-таки и ко всему?

— Вот именно, — вздохнул Дикообразцев. Пятно как будто усмехнулось:

— Тогда выходит, вы готовы признать, что проиграли?

Дикообразцев удивился:

— Я? Проиграл?.. Во-первых, я не играл, чтобы проигрывать. Я жизнью не играю. А во-вторых, я понял, что роль моя окончена. Всего лишь! Я сделал, что должен был, что мог. Теперь другой всю ношу понесет. Теперь ему идти моей дорогой. Хотя вообще-то она и не моя. А просто дорога, по которой идти необходимо. И всегда — запомните, всегда, как вы бы ни старались, — найдется человек, который по ней пойдет. Он будет знать, что кончится все страшно, но…

— Довольно? Посмешили и хватит! Я не за тем сюда явился, чтоб слушать ваши нравоученья. Вот я уйду, тогда придумывайте слова для самооправданья. Сколько хотите.

Дикообразцев кивнул:

— Так уйдите поскорей! Послышался гудящий смех:

— И вам совсем неинтересно, зачем пришел я?

— Нет! Едва ли вы что-то новое придумали.

— Так знайте, я пришел проститься…

— Ну, наконец-то! — перебил Дикообразцев, не скрывая облегченья. — Прощайте! И, надеюсь, навсегда!

Ему ответил не гудящий, но — ревущий смех. Когда же ураган пронесся, все тот же обволакивающий бас сказал:

— Вы зря так радуетесь моему уходу… Со мною вместе от вас уйдет та жизнь, в которой вы были настоящим человеком. И все. Вам больше в нее дороги нет. Вы остаетесь в тухлом мире. Не победив, жертвы не принеся. В ваш звездный миг вы место на пьедестале уступили другому. Вы теперь никто!.. Дикообразцев! Александр Александрович! Исполнительный директор фестиваля!

Ть-фу! Ничтожество! Мне стыдно с вами и разговаривать-то!

От этих слов Дикообразцев ни спазмы горечи не ощутил:

— Зачем тогда пришли? Уйдите прочь! Не надо о меня мараться… Я остаюсь в том мире, который есть. Другого мне не надо.

— Другого вы не достойны! — голос задрожал, пятно налилось еще большей чернотою. — Все, время вышло. Ваше время. Я больше вас видеть не хочу!..

— Взаимно, — признался Дикообразцев, но — никому. Поскольку пятно мгновенно растаяло, а низкий голос оборвался. И стало ясно, что вокруг в тумане нет никого… Туман же вдруг сделался колючим, искрящимся. Щипал глаза, лез в ноздри тошнотворной вонью гари. Непроизвольно Дикообразцев закрыл глаза и замотал с досады головою.

— В ушах зашелестело, сквозь веки были видны плывущие огни.

— Эй! Ты что, совсем сдурел?! — сварливый голос раздался поблизости. И дверцей хлопнул автомобиль.

Дикообразцев открыл глаза. И оказалось, что он стоит у кучи тлеющих осенних листьев, посреди какой-то аллеи, а перед ним всего лишь в шаге замер, поблескивая никелированными зубами, автомобиль. Из этого автомобиля и выскочил взъерошенный мужчина в синей куртке. Он смотрел на Александра Александровича с ненавистью и удивленьем:

— Ты откуда здесь взялся? Ведь только что аллея была пуста!.. Вот люди шутки шутят! Так сами под колеса и лезут! Жить надоело?

Дикообразцев ничего не помнил и понять не мог, как оказался здесь.

— Я извиняюсь, — пролепетал он водителю зубастой машины. — Я не хотел! Нечаянно… Я растерялся. Понимаете? С кем не бывает? Извините…

— Извините, извините! — не мог никак угомониться водитель. Но все же уселся назад в машину, и она умчалась.

А Дикообразцев осмотрелся и увидел, что он находится во дворе больницы, до входа в которую еще, ну, метров сто по этой вот аллее. И он пошел к больнице, не представляя, зачем… Но в гулком холле, оглядевшись, наморщив лоб, Дикообразцев вспомнил, что он пришел проведать журналиста по фамилии…Охламович. Ну как же, конечно! Он ведь исполнительный директор фестиваля, а потому не может оставить без вниманья столь глупо пострадавшего журналиста из Москвы. Дежурная нашла по книге регистрации, что Охламович лежит в травматологической палате на первом этаже, что он не поднимается, а потому она Дикообразцева в палату может впустить, но только в халате, а халатов пока что нет. Сидите, ждите.