Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4 - Александр Чуркин

Нефедов замолчал, пуская густые клубы махорочного дыма из коротенькой самодельной трубочки.

— Ну и как? — спросил Андрей.

— Известно как, — обманул, собака! Россыпь взялись исполу разрабатывать, а как до дележа дошло, — сообщил уряднику, что беспаспортный, мол, Нефедов с Бодайбо у него проживает. Насилу я ноги унес! Не зря говаривали: «Золото мыть — голосом выть!»

Теперь, конечно, мне почет и уважение — еще с зимы письма шлют из Москвы да из Ленинграда — так, мол, и так, дорогой да уважаемый Иван Иваныч, просим вас ехать с нами, такого другого проводника по тайге не сыскать!

Даже академик Афанасий Владимирович Колесов, тоже карымец (старик), старее меня, однако, будет, в позапрошлом году со мною ездил — геройский старик — и тот как-то мне письмо прислал, — не загордился.

Иван Иваныч замолчал и примял в трубке табак темным прокуренным ногтем.

— А где же Тюнька? — спросил он.

— Тюнька, Тюнька! — понеслось по тайге.

Но вот и Тюнька — ползет виноватый, кладет Андрею голову на колени, а на морде кровь и серые пушинки — опять зайчонка съел!

Это был неизвестно откуда взявшийся пес. Такие собаки-беспризорники заводятся сами собою во всех экспедициях, во всех геолого-разведочных партиях. Обычно это добрейшее, переполненное сиротских чувств, но очень умное существо, преданное и благодарное. Тюнька — пес особенный; у него не удлиненная собачья морда, а плоское, почти человечье лицо, заросшее пучками жесткой и густой сероватой щетины, из которой чуть выглядывали яркокарие умные и внимательные глаза.

— Ах ты, плутень, путаник бесстыжий! — сказал с укоризной Нефедов.

Тюнька отполз и улегся в траве сконфуженный, незаметный, как небрежно брошенный ватник.

— Однако, паря, если на сидьбе сидеть, — нам пора, — сказал старик, вставая, и громко закричал — Игренька, Соловко! — Где-то совсем рядом раздалось тоненькое, ласковое ржанье Соловка, а вслед за ним коротко и грубо проржал Игренька — урос[20], капризник и забияка. Через минуту к костру подошли кони. Соловко протянул красивую сухую голову к Нефедову и тихонько, одними губами взял его за рукав.

— Ну что, баловник! — Иван Иваныч похлопал Соловка по крутой шее и угостил его куском посоленного хлеба.

Игренька, пузатенький, круторебрый, со спутанной светлой гривой, коротконогий, с копытами твердыми, как кремень, получив от Андрея такое же угощенье, всё же был чем-то недоволен: стоял прижав уши и чуть приподняв верхнюю губу.

— А тебе, уросу, чего еще надо? — Иван Иваныч обошел коня и стал складывать аккуратной кучей привезенные пожитки: мешок с палаткой, вьючную суму, чайник, лоток, кайлу и молотки. Между тем Андрей оседлал лошадей.

— Тюнька, Пират, не сметь за нами бежать — на месте сидеть, караулить добро! — говорил Нефедов, привычно пробуя подпругу. Несмотря на годы, он легко взобрался на Соловка, который, склонив голову, легонечко прихватил зубами носок нефедовского мягкого сапога — ичига; игрун был конь!

Тюнька, загнув левое ухо, слушал внимательно, не сводил умных карих глаз со старика. Пират, молодой, глупый, еще с пыльцой в голове, метался в растерянности, бросаясь с визгом то к хозяину, то к вещам, которые велено было стеречь..

Уже отъехав с сотню шагов, Андрей обернулся — Тюнька тихо рычал, придерживая зубами за ухо скулящего и рвущегося вслед за хозяином щенка.

Чуть заметная тропа шла долиной между двумя грядами невысоких сопок.

Давно просил студент-геолог старого таежника взять его с собою на ночную охоту, пострелять зверя на «солонце», но всё было недосуг, да и закон тайги не позволяет на чужом солонце охотиться.

Еще весной засолил Иван Иваныч поблизости два солонца, да не довелось ни разу поохотиться, — работал Нефедов в геологической экспедиции проводником: с Андреем и с другими геологами на поиски ездил. А тут подошла удача — по маршруту геологопоисковых работ они оказались рядом с солонцами Ивана Иваныча; не воспользоваться случаем было бы обидно.

Соль любят все: люди, домашние животные и дикие звери. Там, где есть природные солонцы, степные дзерины и джейраны совершают длинные переходы по безводным пустыням, лишь бы вволю полизать соли. Страстью зверей к соли, ради которой они забывают смертельную опасность, пользуется охотник в тайге. Облюбует он долинку с густой травой, куда приходят пастись кабарги, гураны да олени, и на южном безлесном склоне вскопает небольшой клочок земли, метра полтора на полтора, принесет килограммов двадцать пять соли и крепко засолит вскопанный участок. У верхнего по склону края ставится посредине белый березовый кол. На противоположном северном лесистом склоне устраивается «сидьба» — небольшой открытый срубик с амбразурой для ружья и наблюдения за солонцом, где сидит и караулит зверя охотник. Кругом всё заваливается ветвями и корягами, чтобы имело вид естественного буреломного завала и не пугало зверей.

После одного-двух дождей соль впитается в землю и потеряет запах человека; тогда звери начинают приходить по ночам грызть соленую землю, — днем боятся.

Совсем стемнело, когда охотники подъехали к первому солонцу.

— Ну, паря Андрей, ты, однако, оставайся здесь, а я на свой соседний солонец поеду; только смотри, — коня хорошенько стреножь да привяжи; сам знаешь Игреньку, какой урос!

Андрей остался один. Становилось прохладно. Привязав коня, студент натянул на свои богатырские плечи ватник и, стараясь не шуметь, ощупью забрался в «сидьбу».

Просунув заряженное разрывной пулей ружье в щель-амбразуру между бревнами, Андрей уселся поудобнее и принялся ждать. Тотчас затянули свою тонкую, нудную песню комары, — пришлось надеть накомарник. Андрей вглядывался в солонец, за которым смутно белел березовый ствол. Всё было тихо, только жалобно ныли комары, стараясь протолкнуть голодные носы сквозь толстую одежду. Глаза, нервы и мускулы охотника были напряжены — казалось, что березовая кора становится всё светлее и начинает переливаться фосфорическими оттенками. Тихо-тихо шелестели кроны деревьев, росших за «сидьбой» вверх по склону. Геологу вспомнился страшный оморочо (рысь), который, притаившись в ветвях, неожиданно прыгает на плечи охотнику и впивается в горло. Стало как-то не по себе. Андрей обернулся; до ближайших деревьев метров пятьдесят, — рыси не допрыгнуть. Мысли его отвлеклись от охоты и вернулись к загадке, мучившей его в последнее время.

Вот уже два месяца, как геологоразведочная экспедиция приехала в тайгу на поиски вольфрама. Начальник экспедиции ведет разведочные работы на обнаруженной в прошлом году вольфрамоносной точке. Пройдены шурфы и разведочные канавы, обнаружены коренные жилы, но они маломощны, быстро выклиниваются, и содержание полезного минерала вольфрамита в них ничтожно.

Вокруг центрального геологоразведочного лагеря работают четыре поисковых отряда. В одном из них — Андрей, еще два студента постарше и только что окончившая вуз девушка-инженер. Молодые поисковики прочесали всю тайгу, как граблями: во всех речках, ручьях, падях и распадках промывали породу; и всюду в черных шлихах встречались крупинки вольфрамита, где больше, где меньше; ни один каменистый крутояр не был пропущен, каждый «ыскирь» (яма от вывороченного бурей дерева) углублен и каждый камень в нем разбит и просмотрен; но нигде не были обнаружены кристаллы вольфрамита, указывающие на близкое соседство жилы. А где-то поблизости обязательно должно быть коренное и притом крупное месторождение. Откуда же иначе взялись во всем районе богатые шлихи? Сегодняшние промывки песков дали особенно много вольфрамита в каждой пробе. Может быть, коренная жила залегает где-то здесь, совсем рядом, но глубокие таежные наносы мешают ее обнаружить. Поломаешь тут голову! А как нужен вольфрам! И как много его нужно! Ни один быстрорежущий резец не может быть изготовлен без присадки вольфрама к стали, ни одна электрическая лампочка не загорится без вольфрамовой нити!

Комары жалили непереносимо; настойчивые твари находили щели, и Андрей, ругаясь про себя, размазывал напившихся кровью мучителей по шее и лицу. Вокруг него в полной темноте слышались неясные ночные шорохи. Вот треснул сучок под чьими-то осторожными шагами; спросонья тоненьким голоском пискнула кедровка; послышался легкий царапающий звук — видно, хорек осторожно взбирался на дерево за птенцами. Правая рука студента начала неметь, — так долго лежала она неподвижно на спусковом крючке. Вдруг по смутно белевшему в темноте березовому колу промелькнула небольшая длинноухая тень.

«Наверно, косой! Ну и пусть его», — подумал Андрей, осторожно поправляя ружье в амбразуре «сидьбы».

Зайчишка наелся соленой земли и убежал. На солонце закопошились какие-то мелкие звери — то ли бурундуки, то ли белки, или пищухи. Студент не обращал на них внимания, — он поджидал крупную дичь.