Песни хищных птиц - Рия Альв

колоннах, выраставших из серых каменных стен, висели чаши, наполненные белым огнем. Он превращал зал в пылающий круглый контур, оставляя середину темной. Из темноты была выхвачена и часть потолка, и мы увидели, что купол, насколько хватает глаз, испещряют неведомые письмена. И хоть смысл их был неясен, от переплетений символов тянуло магией. Древней мертвой магией.

Как и в прошлый раз, высокая стройная фигура, затянутая в серый плащ, ждала нас. Но теперь рядом с ней стояла еще одна, такая же серая, но низкая, еще более худая. Из-под ее капюшона свисали пряди светло-серых волос, а около ног клубился туман. Тот самый, вместе с которым приходили голоса.

Хозяйка склонилась перед этими фигурами, ведь они были ее господами. Но мы с сестрой стояли прямо, завороженные завихрениями тумана.

Когда низкая фигура двинулась к нам, хозяйка попятилась так тихо, что ее железные каблуки ни разу не лязгнули о камень. Остался только запах горелых трав, как напоминание о том, что она все еще здесь, за нашими спинами. Фигура же замерла прямо напротив нас, так что можно было поднять голову и увидеть ее лицо, скрытое под капюшоном. Но мы стояли, глядя в пол.

– Смотри на меня, – сказала она, та, что звалась госпожой всех господ. Та, что была госпожой господина нашей госпожи. Третьей.

Она обратилась к нам как к единому существу, и мы синхронно подняли головы.

Она не была похожа ни на кого, раньше виденного нами. Она не была ни человеком, ни недрэ, ни офо, ни тенью. И одновременно была всеми ими в равной степени.

Она говорила на офо, мелодично растягивая гласные. Ее черная кожа была гладкой, как камень. А светло-серые волосы почти доходили до пола. Когда она говорила, в ее голосе слышались отзвуки чужих голосов. Когда она смотрела, под кожу пробирался холод.

Глаза ее были туманно-серыми и холодными, неживыми, как черная скала и черный дом хозяйки. Но когда она посмотрела на нас, посмотрела в нас, все переменилось. Туманно-серый начал быстро темнеть, а вот черные зрачки, наоборот, светлели и вытягивались, пока не превратились в две белые тонкие щелочки. Как свет из едва-едва приоткрытой двери.

А потом на ее лбу распахнулся третий глаз. Огненно-красный с черным прямоугольным зрачком. Он был больше похож на ограненный камень, чем на настоящий глаз. Но зрачок двигался и смотрел. И от одного этого взора перехватывало дыхание.

– Ты здесь не должен стоять, – проговорила она, когда я встретился взглядом с красным глазом. Я был уверен, что голос ее сейчас, такой же, как голоса из тумана, слышится лишь мне одному. – Ты энергией для камня должен был стать. Но не стал. Она тебя удержала? – Серые глаза посмотрели на сестру, но красный все еще глядел на меня не отрываясь. – Интересно. Я вам благодарна. – Теперь ее голос слышали все, и эхо, вторящее ему, отдавалось от круглых стен зала. – Я нечто новое сегодня узнала.

Я не оборачивался, но ощущал, что глаза хозяйки сейчас удивленно расширились.

– Ты хорошо мне послужила, я и тебе благодарна, – обратилась она к хозяйке. Я все же бросил короткий взгляд за спину, чтобы увидеть, как удивление сменяется благоговейным восхищением и гордостью. – Потому я их у тебя не заберу. Они все еще твои слуги, но помни, что и мои тоже. Я буду учить его, а ее нет, но ты о них одинаково заботиться должна, потому что они еще слишком целое, чтобы порознь быть. Если что-то с ней случится, я узнаю. И разгневаюсь.

Хозяйка упала на колени, не скрывая счастливой улыбки, на глазах ее почти выступили слезы.

– Я буду их беречь как вашу собственность, как мне ваш великий дар, о шри-наа́ир, – говорила хозяйка, и аромат ее духов окутывал меня с головой.

От хозяйки тянуло жжеными травами и безумием.

* * *

Повелительница теней не была злее или добрее, чем хозяйка, она просто была другой.

– Я всех здешних земель хозяйка, я всех, кто повелевает тенями, хозяйка, но не твоя. Жизнь твоя наполовину твоей сестре принадлежит, наполовину – тьме, но не тебе и не мне, – говорила она, когда я впервые пришел к ней один. – Но ты мне должен подчиняться, потому что я эту жизнь в любой момент могу отнять.

Так она стала моей госпожой. Не госпожой всех господ и не хозяйкой.

Она многое знала о магии и об энергии, о тумане, о Моркете, о мире в целом. И она делилась этим со мной. Знания накрыли меня как штормовая волна, и тянули все глубже и глубже в зияющую черную пропасть разломов.

Я начинал понимать, как устроен Моркет. Он не был чистой энергией вроде тьмы или света. Он был чем-то вроде огромного сотворенного кем-то заклинания. Это заклинание можно было обратить в любую форму, нужно было лишь иметь возможность подчинить его, иметь связь с ним. Чем прочнее связь, тем большую часть Моркета ты можешь подчинить себе.

Но для создания этой связи нужно было пожертвовать частью собственной энергии и заменить ее туманом. Чем больше себя ты отдашь, тем больше получишь взамен. Это казалось мне справедливым. Я готов был жертвовать, мне представлялось, что с этой силой однажды я смогу обрести свободу. Но госпожа сказала, что пока мне это не нужно. Пока я не овладел собственной магией до конца.

Я старался преуспеть в своем обучении, старался не только оправдать, но и превзойти ожидания госпожи. Повторить каждый ее урок не дважды, а трижды. Продолжать, пока силы не иссякнут совсем.

С течением времени я все яснее и яснее понимал смысл вязи символов, выбитых на потолке купола. И этот смысл все сильнее пугал меня.

– То прошлого дела, – говорила она, когда я вглядывался в черноту, скрывавшую большую часть магических формул. – Магия эта уже мне службу сослужила, земля эта уже все, что у нее было, мне отдала.

«Почему тогда мне так страшно?» – спрашивал я сам себя, глядя вверх на купол, который, казалось, вот-вот накроет меня.

– Потому что магия эта тебя должна была забрать, – говорила госпожа, то ли читая, то ли угадывая мои мысли.

Госпожа и правда не была добрее хозяйки, но зато была умнее и могущественнее. У госпожи было две тени, сотканные из плотного моркетского тумана. Она управляла ими, не давая приказов как хозяйка, ей было достаточно одной лишь силы воли.

Я много думал о том, как могла быть устроена эта магия. Могла ли госпожа проговаривать приказы мысленно? Но это было бы слишком долго. Ее тени