Судьба и книги Артема Веселого - Гайра Веселая

На подаренном мне экземпляре «Гуляй Волги» он написал: «Орлиному глазу, верной руке — Даниле Дарану — ломоть моего сердца. Артем» 12.

Из воспоминаний Ивана Молчанова

Иван Никанорович Молчанов (1903–1984) — поэт. Автор сборников стихов «Светлая волна» (1925), «Военная молодость» (1930) и других.

В 1924 году я учился в институте журналистики. Яша Шведов показывал мне Москву. Однажды идем по Петровке. Непманьё разряженное гуляет. Вдруг вижу идет человек в смазных сапогах, косоворотке, подпоясан поясом с кистями. Я говорю Шведову: «Смотри, деревенский парень». — «Это писатель Артем Веселый».

Для меня Замойский, Ляшко, Фурманов и Артем были классиками. Я не отважился подойти тогда к Артему, постеснялся познакомиться. Потом несколько раз встречались в «Молодой Гвардии», бывало, вместе выступали на литературных собраниях в редакции «Нового мира».

Помню, в средине мая 1931 года в «Новом мире» читали свои произведения Артем Веселый, поэты П. Антокольский, Н. Асеев, С. Кирсанов, Б. Пастернак и я. На собрании присутствовал М. И. Калинин.

Калинин часто бывал на литературных собраниях. Он приходил запросто, с тросточкой, садился, слушал, потом высказывался, спорил.

В «Известиях» бывали литературные «среды».

Готовясь к I съезду советских писателей, Оргкомитет обратил внимание на слабую работу с общественностью в Северном крае. В 1933 году в Архангельский край была направлена бригада, в нее включили Артема Веселого и Глеба Алексеева[133], я был старшим по бригаде, может быть потому, что я уроженец архангельской деревни.

В Архангельске выступали на предприятиях и вели работу с местными писателями. Меня поразило, что Артем в Архангельске читал на память целые главы «Гуляй Волги».

Затем наша бригада разделилась. Мы с Глебом Алексеевым поехали в Коми (я давно знал коми язык), Артем сказал: «Я — к самоедам» и на оленях поехал в Нарьян Мар.

Тогда, в этой поездке Артем взял шефство над молодым архангельским писателем Георгием Шелестом.

У меня сохранилась выписка из протокола № 1 заседания Секретариата Оргкомитета Союза писателей от 8 января 1934 года, в котором дана положительная оценка работе нашей бригады и решение: «Утвердить редакционную комиссию Оргкомитета для издания сборника художественных произведений Северного края в составе Молчанова, Алексеева, Веселого с предоставлением им прав привлекать писателей к этой работе» 13.

Артем Веселый и Сергей Марков были командированы в Нарьян-Мар на 90 дней для работы по организации сбора фольклора.

3 февраля 1934

Дорогой Николай Николаевич!

[…] беспрерывные разъезды: был в Архангельске в командировке, на днях еду в Ленинград в Институт народов Севера и — в средине февраля — двинусь в низовья Печоры и в Большеземельскую тундру для сбора ненецкого эпоса.

Там прокатаюсь минимум с полгода […]

Из воспоминаний Льва Правдина

Лев Николаевич Правдин — прозаик, журналист. Родился в 1905 г. в Пскове. Учился в реальном училище в Петербурге. В 20-х — 30-х гг. сотрудничал в газетах Поволжья. В 1935 г. поступил в Литературный институт. Печататься начал в Самаре в 1924 г. Последняя книга, изданная до его ареста, — повесть «Апрель» (1937). После реабилитации жил и работал в Перми.

В середине июня 1934 года Артем Иванович приехал в Самару навестить своих родственников и зашел к нам в молодежную газету. […]

И пошел у нас разговор, совсем не литературный как будто, но вскоре я отметил, что о чем бы с Артемом не говорилось, все равно все сводилось к нашему писательскому делу. […] Каждая наша встреча с Артемом оказалась как бы своеобразным уроком писательского ремесла, потому что он никогда не говорил: «Что ты сейчас пишешь?», а всегда:

— А сейчас ты что работаешь?

Узнав, что я переведен в редакцию Мелекесской газеты, Артем почему-то очень обрадовался.

— Замечательный городок. Лесами непроходимыми оброс, как старообрядческий скит. Я туда к тебе обязательно приеду. Давно собираюсь книгу сделать на тамошнем крутом материале. [Артем, видимо, имел в виду «Чапанное восстание»]. Так что ты жди. […]

Дом отдыха водников «Барбашина поляна» пригласил Артема на литературную встречу с отдыхающими речниками. Он не особенно любил такие выступления, а в одиночку тем более, поэтому решил взять с собой местных писателей.

В Союзе писателей в это время оказались литсотрудники Арсений Рутько, Аркадий Троепольский и Виктор Багров — отличный поэт.

[В гостинице], расхаживая по тесному номеру, Артем говорил:

— Пишите вы мало и торопливо. Газета руку портит и приучает к бездумью. На газетной колонке не размахнешься и душу не раскроешь […] Работать надо много и всегда, — наставлял нас Артем. — И не только за столом, а везде. Ведь для писателя всё работа: чтение, беседа с разными людьми, поездки по всевозможным местам и беспрестанная, обязательно напряженная работа мысли и души.

— Душа… — сказал Багров. — А нам говорят никому ваша лирика сейчас не нужна. Под подушку ее спрячь и никому не показывай.

— Кто говорит?

— Да вот, критики говорят. Редакторы.

— А у вас один должен быть критик и редактор. — Артем положил свою большую темную ладонь на грудь. — Вот оно тут стучит. Его и слушайте. […]

В 1935 году я приехал поступать в Литературный институт, но оказалось, что поторопился. Приехал на два дня раньше, и общежитие еще не было приготовлено. Все это я узнал от швейцара в Доме Герцена, где находился институт. Я позвонил Артему.

— Ты что, — услыхал я знакомый басовитый голос, — адрес забыл?

— Я стесняюсь.

— Ну и дурак. Приходи сейчас же. Тут недалеко. Как выйдешь, сразу налево и по Тверской […]

Он встретил меня в маленькой прихожей и вместо приветствия обругал за то, что сразу же не приехал к нему. Но как-то равнодушно обругал, или как мне показалось, рассеянно, словно был чем-то очень озабочен.

— Тут у меня, понимаешь, киношники. Сценарий писать меня обучают. Каждую ночь ездят. Дернула меня нелегкая. Одной водки выжрали бочку. Мне не жалко, да работать не дают. Все учат…

В большой тускло освещенной комнате было мало мебели и оттого она казалась пустой. Одна стена от пола до потолка занята стеллажами из простых, некрашеных досок. Стеллажи туго набиты книгами. Тут же высокая, тоже некрашеная лестница, прислоненная к полкам, как к стене. Чтобы не скользила по паркету, концы лестницы вставлены в детские резиновые галошки. В углу стол под серой скатертью. В другом углу, у окна, большая зеленоватая тахта. На подоконнике телефон.