Повести и рассказы - Яков Петрович Бутков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успел он полюбоваться стороною на своего бывшего приятеля, как приятель, бросив кий и недоигранную партию, уже висел у него на шее, душил его поцелуями, называл животным, братом и величайшим мерзавцем, какого еще будто бы и свет не производил. Истощив весь запас своих любезностей, он, наконец, откачнулся от него, схватил его за плечи, отставил от себя на некоторое расстояние и, полюбовавшись им «в некотором расстоянии», спросил:
— Ну что? Тебя просто не узнаешь. Ты поздоровел, как бык… Рад, рад.
Неожиданно очутившись в объятиях бывшего приятеля, Вокул Сергеич смутился духом, а когда тот принялся рассматривать его с страстным вниманием в некотором от себя отдалении, он потерялся совершенно, усомнившись в действительности гнусной измены со стороны приятеля; но измена была действительно, в чем сознался сам отставной господин Рылов, сказав откровенно, что он, конечно, не бесплотное существо — грешен, как и другие, но уж душа у него добрая, за душу свою он готов спор держать на что угодно. При этом случае господин Рылов упрекнул его, что он будто бы напрасно взбеленился из Танюшки, когда Танюшка вовсе не стоит, чтоб из-за нее ссорились дорогие приятели и земляки, — и много другого наговорил ему господин Рылов, так что через полчаса после встречи с ним Вокул Сергеич был уже совершенно уверен, что всякий человек не без греха, тож с своей стороны, конечно, и господин Рылов, из чего, впрочем, ничего дурного не следует; к тому ж господин Рылов доводится ему земляком и за Танюшу сердиться неприлично.
Господин Рылов, восстановив с ним доброе согласие, предложил ему сыграть партию на бильярде по маленькой, для интереса игры, присовокупив умное замечание, что не сеяв — не пожнешь, не проиграв — не выиграешь, а молодому человеку, едущему в Санкт-Петербург в дилижансе и в татарской ермолке, стыдно было бы не вывезти из Москвы для будущего применения к делу в санкт-петербургских трактирах несколько чисто московских уроков бильярдной игры: притом же, что скажут в большом свете о молодом человеке, который не имеет первого признака порядочности, не умеет сыграть с каким-нибудь там очень толстым и прочным барином партии в бильярд? А паче всего — не зная бильярдной игры, иногда можно испортить свою карьеру, сгубить свою будущность, сделать неприличие и скандал. Глубокая логика этих доводов была для Вокула Сергеича, для человека здравомыслящего, очевидна, и он не поколебался сыграть, для практики, партийку-другую; потом он почувствовал благородное влечение рискнуть дальше и больше, все по той же основательной причине, что не посеяв — не пожнешь, не проиграв — не выиграешь. Таким образом, долго и шибко играл он с возлюбленным приятелем и даже к концу успел усовершенствоваться в ловкости и «в ударе», так что, наконец, выиграл одну партию и тут уже, почувствовав, что научился, забастовал и вспомнил, что нужно ехать в Петербург.
Однако ж оказалось, что в Петербург никак нельзя ехать, потому что рассчитался он дочиста с своим приятелем, который, узнав, что все-таки ему очень нужно быть в Петербурге, чтоб сделать себе карьеру, присоветовал ему идти пешком, потому что дорога надежная, мощеная и по всему тракту стоят верстовые столбы и гостиницы, — он даже рекомендовал ему в особенности одну гостиницу, где-то между Валдаем и Вышним-Волочком, и в той гостинице рекомендовал маркера, известного будто бы под именем «Московской селянки», и накрепко наказал ему попробовать схватиться с «Селянкою» от его имени: «Ты ему, братец, только скажи, что отставной поручик Рылов — я там стоял когда-то со взводом, — так уж ты его, братец, от моего имени…» К этой рекомендации присовокупил он и красную бумажку, сказав, что дает ее взаймы, разумеется, и выслать ее при деньгах в столичный город Москву, в дом мещанина и татарина Каракамышева, его благородию — такому-то.
Вся эта история довольно странно подействовала на Вокула Сергеича; она как будто вовсе не понравилась ему, он даже не приготовился к такому неожиданному обороту в своей жизни. Поездка в Петербург разрушилась внезапно, и карьера, для которой он искусился в бильярдной игре, готова была ускользнуть у него, так сказать, из-под носа. Но, набравшись достаточно житейской опытности, он отважился перестать бить баклуши заняться чем-нибудь дельным и на будущее время смотреть хорошенько за своим не совершенно безукоризненным поведением. С этим намерением пустился он в путь-дороженьку пешком и недели в две достиг самого Петербурга благополучно, без всяких приключений, если не считать приключениями того, что в Валдае он покупал баранки, в Вышнем-Волочке наводил справку о маркере «Московской селянке», но сказали, что «Селянка» уже три года как попал под красную шапку и где теперь находится, неизвестно, да еще в деревушке под самым Новгородом собирал малину с краснощекою крестьянкою, по каковому поводу и был шибко преследуем со стороны местного деревенского начальства, которое доводилось родным мужем красивой крестьянки. Достигнув благополучно Петербурга, он немедленно обратил строжайшее внимание на чистоту своей наружности и поведения, подал куда-то какую-то бумагу, походил, покланялся и, наконец, был пристроен к какой-то части, которая, с другой стороны, была пристроена к Кондратью Ананьевичу, который, равномерно, с давних времен был пристроен в звании мужа к Киприде Ростиславовне.
Тут он обзавелся каморкою, хозяйкою и самоваром, вошел в приятельские отношения с людьми немецкого и разночинного звания, отпустил для приличия кое-какие бакенбарды, а в лотерею выиграл гитару. Из всего этого образовалась для него такая благополучная жизнь, что он расположился было жениться и завести себе, по примеру доблестных предков и не менее доблестных современников, свое собственное потомство. Он уж и имел в виду вернейшее средство к исполнению своего намерения, отличив в суетной толпе легкомысленных модниц — достопочтенных лет девицу Сусанну Петровну Растягаеву, которая по своим сердечным наклонностям и практической деятельности была именно создана в попечительные, нежные матери семейства: Сусанна Петровна происходила от кизлярского повытчика и практиковала ссудою желающим деньжонок под залог тряпья разного, бисера, жемчуга, иногда, пожалуй, и покормежного паспорта, потому что паспорт хоть и бумажное, тленное дело, по все-таки иной раз стоит подержанного сюртука. Он познакомился с нею через Васю Яичкина, своего светского приятеля, который частенько отдавал ей на сохранение разное добро из своего гардероба, да и его свел к ней однажды по поводу такой же надобности.
Нельзя утаить, что сначала строгие правила Сусанны Петровны, проникнутой нравственным величием своей практической роли и
