Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К° - Григорий Василенко

Клейст приказал найти Деверева и направить его с переводчиком. Гауптману тут же доложили, что агент находится на построении.

— Вызывает гауптман Клейст, какие могут быть построения! — возмутился он.

Этим незамедлительно воспользовался «Иван».

— Эти свиньи, кажется, отбиваются от рук? — сказал он.

— Так и скажите этим свиньям!.. — прикрикнул Клейст на унтер-офицера. Тот, щелкнув каблуками, побежал к строю, в котором стоял на вечерней проверке Деверев, и что-то шепнул на ухо офицеру-власовцу.

— Деверев, выйти из строя! Вас вызывает гауптман Клейст, — объявил во всеуслышанье офицер.

Все стоявшие в строю знали, кто такой гауптман Клейст. Значит, вызов к нему не случаен. «Иван» поблагодарил унтер-офицера.

Когда Деверев уже сидел перед фон Мейснером и его дотошным переводчиком, ему пришла в голову мысль начать с сообщения о том, как только что перед строем объявили, что его вызывает гауптман Клейст. Этот рассчитанный ход поначалу как-то отвлек фон Мейснера от главного — беседы агента с Власовым.

...«Иван» в донесении информировал, что Деверев на встрече долго рассказывал майору, как его пропустили к Власову, как он стоял перед ним, передал рекомендательное письмо, как фантазировал, расписывал свои усилия. Но переводчик не только переводил то, что рассказывал агент, но и кое-что по ходу беседы комментировал, добавляя от себя, припирая его к стенке своими вопросами.

— Господин майор, он мог прямо спросить генерала о «синих билетах», сославшись на то, что ему доверительно об этом рассказал Гончаров.

— Спроси, почему он этого не сделал?

Ничего вразумительного Деверев ответить не мог. Майор все больше выходил из себя, а «Иван» методично продолжал свою линию.

— Я не исключаю, что он может что-то и скрывать от нас, — заметил переводчик.

— Что именно?

— Господин майор, я имею в виду тайную организацию. Разговор об этом с генералом должен был произойти неизбежно. Он логически вытекал из всей подготовки и ваших указаний.

Ничего не добившись от Деверева кроме клятвенных заверений, что он все сделал так, как ему предписывалось и что он готов снова пойти к Власову, фон Мейснер вынужден был отпустить его.

Как только Деверев явился в школу, его тут же вызвали к Клейсту и потребовали объяснений по поводу встречи с фон Мейснером. Агент сказал, что майор запретил ему рассказывать кому бы то ни было о характере заданий, которые он выполняет. Этим он хотел убить сразу двух зайцев — показать Клейсту важность своей персоны и в то же время заявить о себе, заранее зная, что в период пребывания в школе ему придется выполнять задания гауптмана.

Агент только для вида некоторое время помолчал под нетерпеливым взглядом старого Клейста. Потом все рассказал и даже кое-что, как всегда, приукрасил в своих интересах.

На следующий день Клейст направил Деверева в сопровождении унтер-офицера в Берлин.

— Все, о чем сообщил мне, расскажешь в Берлине, — предупредил он агента.

— Яволь, герр гауптман, — сразу же ответил Деверев, почувствовав, что его акции растут.

В Берлине на Маргаритенштрассе его встретили два офицера и доставили в отдел пропаганды «Восточного министерства». Там ему сразу же предложили рассказать о встречах с Гончаровым и Власовым. Агент не скупился на слова. Его красочное сообщение и заверения в преданности Великой Германии произвели впечатление.

Осмелев, он поведал о своем происхождении, преданности фюреру и снова закончил неудачным вызовом его к Клейсту перед строем, что может осложнить выполнение им заданий в школе.

— Danach der Mann geraten, wird ihm die Wurst gebraten[2], — заметил один из офицеров, имея в виду Клейста. Офицеры рассмеялись, ничего не понявший Деверев тоже на всякий случай широко расплылся в улыбке.

Агента оставили на несколько дней в Берлине. На последней встрече он понял, что фон Мейснер поспешил арестовать Гончарова, который якобы все отрицал на допросах о «синих билетах», а при этапировании его в Германию пытался бежать. Все это означало, что с Гончаровым покончено. Фон Мейснер не хотел, чтобы начальство дозналось о том, что его служба просмотрела «тайную организацию» среди власовцев. Ликвидировав Гончарова, можно было все свалить на агента.

В последнем сообщении «Иван» кратко изложил эту историю, а также проинформировал: Деверев окончил курсы пропагандистов, ему присвоили офицерское звание и наградили медалью.

На этом обрывалась информация «Ивана» о Девереве.

Перечитав все материалы, я, к сожалению, почти ничего не нашел в них о самом «Иване» и поделился об этом с Георгием Семеновичем.

«Кто он? — спрашивал я сам себя. — Какова его судьба?»

Пока он был в стане врагов, его жизнь постоянно висела на волоске. Свои сообщения он передавал связнику, а тот — партизанам. Партизанская рация сообщала их на Большую землю. Вот и все, что можно было понять между строк.

33

Утром, когда я пришел на работу, Георгий Семенович уже сидел за своим столом и читал пахнущую свежей типографской краской областную газету.

В морозный декабрьский день в кабинете было темновато, но я заметил, что майор одет по-праздничному — в новом кителе, с орденскими планками и белоснежным подворотничком. От него исходил едва уловимый мягкий запах одеколона: видимо, успел побывать в парикмахерской.

— Алексей Иванович, вот тебе на сегодняшнее торжественное собрание, — протянул он приглашение. — Состоится в театре.

Я поблагодарил майора, не сказав, однако, что не смогу им воспользоваться, так как заступаю на сутки на дежурство по управлению.

— Сохрани, — добавил Георгий Семенович, продолжая читать газету. — Такое событие никогда не повторится и войдет в историю.

Оставалось несколько минут до смены, и надо было докладывать генералу о приеме дежурства. Торопясь, я положил билет в папку с материалами на «Кнехта», которые намеревался взять с собою, чтобы поразмыслить над ними в свободную минуту. Генерал задержался. Я встретил его в вестибюле на первом этаже. Доложил. Поднимаясь на второй этаж, он отдал мне свою палку, а сам, придерживаясь за перила, стал медленно подниматься по ступенькам. Я шел за ним. До этого мне еще не приходилось видеть его с палкой. В приемной генерал взял ее у меня и сказал, чтобы я к нему зашел попозже и доложил по Кнехту.

Материалы я знал наизусть, даже зрительно представлял многие документы и в каком порядке они подшиты.

Когда я зашел в кабинет к генералу, он стоял у окна, рассматривая припорошенный снегом небольшой сквер во дворе. Потом зашагал осторожной походкой по мягкой ковровой дорожке. Кабинет был насквозь прокурен его хозяином. Несмотря на открытую форточку и морозный воздух, валивший туманом в кабинет, запах табака бил в нос, как в рабочей курилке.