Звездоплаватели (сборник) - Жозеф Анри Рони старший

Победители не стали преследовать отступавших — нимфеи никогда не отличались кровожадностью, чтобы убивать ради убийства. Они подобрали брошенное синегубыми оружие, оказали помощь раненым, положили на наскоро связанный плот павших, и печальная процессия отправилась к родным хижинам, конвоируя пленных, тащивших на себе тела убитых соплеменников.

Большинство же нимфеев осталось с нами, чтобы затем продолжить преследование похитителей. Когда отряд с пленными уже скрылся из виду, к моему плоту подплыли четверо нимфеев.

Двое из них поддерживали синекожего мальчика. Они осторожно положили свою ношу на настил, попросив осмотреть его: похоже, что–то случилось с левой рукой ребенка.

Тем временем синегубые бесследно исчезли, скрылся в тумане и плот с Сабиной. Мы пристали к острову, чтобы утомленные сражением люди смогли подкрепиться и немного отдохнуть. В гнетущем молчании они принялись раскладывать костры и жарить рыбу — чувствовалось, что победа над синегубыми вызвала не радость, а, скорее, грусть и сожаления. Я вправил своему пациенту вывихнутый плечевой сустав, а Плонг принес какие–то листья и обмотал ими плечо мальчика, пояснив, что это растение снимет боль. Парнишка вскоре уснул, а я, не в силах оставаться на месте, решил побродить по острову.

Занятый своими невеселыми мыслями, я мало обращал внимания на то, что меня окружало, лишь мельком отметив гигантские колосья каких–то травянистых растений — да и то только потому, что двигался вдоль борозды, откуда эти злаки торчали. Вот тогда–то я чуть не угодил в черный провал, внезапно возникший на моем пути.

Дрожь в коленях заставила меня присесть возле этой дыры с зазубренными краями, и я понял, что по счастливой случайности избежал довольно скверной участи — провал казался бездонным. Неожиданно эхо донесло до меня отголоски причитаний и плача. Сабина! Голос мог принадлежать только человеку, подобному мне! Что есть мочи я завопил:

— Кто там? Отзовись! Однако сколько ни напрягал я слух, но так и не смог уловить ответного отклика — только постепенно затихавшее эхо собственного отчаянного крика. Одумавшись, я понял, что оказался во власти слуховых галлюцинаций: горькие мысли о любимой как бы внезапно материализовались, ударив меня прямо в сердце. Немного посидев около предательской дыры, я вернулся в лагерь еще более несчастным, чем прежде.

Получив от Плонга свою долю рыбы, я устроился на плоту и предложил проснувшемуся пареньку разделить со мной трапезу. Он отказался и вскоре вновь погрузился в забытье. Машинально сжевав свой обед, я в ожидании сигнала к продолжению погони принялся рассматривать своего невольного спутника.

Еще прежде, оказывая помощь пострадавшему, я отметил, что глаза этого синекожего мальчика значительно больше напоминают обычные человеческие, хотя и гораздо крупнее их.

Радужная оболочка не отливала красным, что характерно для нимфеев, и не полыхала зеленым огнем, как у синегубых — она была коричневой.

Теперь же я обнаружил, что цвет его кожи значительно светлее, чем у похитителей Сабины, строение рук и ног приближалось к европейскому, да и волосы вовсе не напоминали плети водорослей.

Эти наблюдения возродили во мне былой научный интерес к обитателям волшебного озера с белыми лилиями. Может быть, этот мальчик — потомок смешанного брака между людьми и нимфеями или синегубыми? А возможно, он представитель совершенно самостоятельной человеческой расы, постепенно перешедшей к водному образу жизни.

Перебирая в памяти отрывочные воспоминания о гидрофилах среди растительного и животного мира, я вспомнил высказывания древних авторов о необычайной способности некоторых существ жить в воде.

В конце концов, и зародыш человека развивается именно в жидкости и лишь после рождения осваивает воздух! Так почему же не признать возможным возврат части человечества к водной среде обитания? После короткого отдыха мы вновь отправились в путь.

Похитители постарались запутать следы, отправив отряды в разных направлениях, и преднамеренно создаваемый подводный шум слышался буквально отовсюду. Однако мой экипаж сумел разгадать хитрость врага, и, когда к двум часам пополудни туман рассеялся, я, к моей радости, вновь разглядел на горизонте плот похитителей. Поощряемые моими криками, нимфеи удвоили усилия, и мы стали заметно настигать беглецов.

Вскоре я уже смутно смог рассмотреть женскую фигурку, закутанную в плащ–накидку, и стороживших ее церберов. Но теперь меня одолели сомнения: а что если похитивший девушку дикарь предпочтет утопить ее, лишь бы не отдавать свою добычу?

Стоя на плоту в полный рост, я вдруг как бы со стороны увидел два суденышка, скользившие по прекрасному озеру под высоким голубым небосводом. Бирюзовая вода, покрытые зеленью и цветами острова, великолепные, словно из тончайшего фарфора, чаши белых лилий — все призывало к счастью и неге.

Волшебные декорации этой сцены вовсе не соответствовали той драме, которая разыгрывалась сейчас под ласковыми лучами солнца!

Я стал звать Сабину, неподвижная фигура которой словно застыла на проклятом плоту мерзкого вора. Я хотел, чтобы она знала, что спасение уже близко, но девушка почему–то даже ни разу не оглянулась.

Тревога разрывала мое сердце! Как этот синегубый дикарь заставил ее не реагировать на мои призывы? Что сделал с ней?

Скорее всего, применил гипноз или принудил пленницу выпить какую–то отраву, или еще что…

Когда до похитителей оставалось не более трехсот ярдов, мои друзья перестали толкать плот и стремительно поплыли к синегубым. Тотчас возле Сабины поднялись две фигуры, и в одной из них я опознал кряжистого предводителя. Они схватили девушку и, несмотря на отчаянное сопротивление, поволокли ее к борту. Раздался плеск, и вода сомкнулась над девичьей фигуркой.

…Вероятно, именно тогда в моей шевелюре появились ранние серебряные нити…

От невыносимого горя я, по–моему, лишился рассудка.

Помнится, я бросился в воду и принялся безостановочно нырять, стараясь рассмотреть в прозрачных глубинах тело любимой. Но коварная вода не желала отдавать мою невесту, и постепенно милосердная тьма затопила сознание…

Глава 3.БЛАГОДАРНЫЙ РЕБЕНОК

Сознание постепенно возвращалось ко мне, а вместе с нем и боль утраты. Я не торопился открывать глаза, сожалея о том, что все–таки выжил.

В конце концов, легкое покачивание моего жесткого ложа заставило с неохотой взглянуть на утративший всякий смысл мир, и я обнаружил, что нахожусь на плоту.

Люди покинули меня, и общество теперь составляли только рыбы. Они плескались возле плота, заставляя его крениться — плоские, словно доски, цилиндрические, как торпеды, то облаченные в непроницаемую, бронеподобную чешую, то легкие и настолько прозрачные, что сквозь них, казалось, просвечивало дно. Легкая рябь морщинила воду, заставляя ее играть радужными бликами, и тогда, взглянув на бессмертное светило, я вдруг понял, что мое беспамятство продолжалось не так уж долго.

Мой взгляд бездумно фиксировал все это великолепие, но в душе царил мрак. Неожиданно я понял, что уже довольно долго наблюдаю за плывущей в глубине человеческой фигурой, медленные движения которой казались неловкими и неуверенными. Когда человек устремился к поверхности, я узнал в нем своего недавнего пациента.

Вынырнув возле плота, он улыбнулся и положил на настил поднятый со дна озера нож: вероятно, я потерял его, пытаясь отыскать Сабину. Это имя снова вызвало приступ невыносимой боли, но я не поддался искушению тут же прыгнуть за борт, а вместо этого помог мальчику выбраться на плот.

Осмотрев его руку и убедившись, что отек постепенно спадает, я отошел к борту и присел на настил, снова тупо уставившись на воду.

Легкое прикосновение вернуло меня к действительности, и парнишка попытался что–то мне втолковать, изображая руками какие–то загадочные фигуры. Я отрицательно помотал головой. Мой кареглазый собеседник приуныл, а потом схватил нож и отколупнул от настила несколько щепок. Довольный своей выдумкой, он принялся разыгрывать передо мной целый спектакль.

Самую крупную щепку мальчик опустил в воду и повозил ее там, явно намекая на то, что это плот. Еще две палочки он положил рядом, потыкав пальцем сначала в ту, что побольше, а потом в меня — значит, они изображали нас с Сабиной. Парнишка обрадовался, заметив мою заинтересованность, и продолжил «рассказ». Теперь из кучки щепок он выбрал довольно крупную и показал, как этот персонаж хватает «Сабину» и тащит ее на плот.

Я внимательно следил за его действиями, время от времени кивая, а он между тем нарисовал мокрым пальцем на настиле очертания того острова, где мы отдыхали после битвы с синегубыми.

Мальчик изобразил, как плот причалил к острову, и щепка–Сабина осталась на «берегу», а ее место на плоту заняла какая–то безымянная лучинка.