АУТ - Нацуо Кирино

— Деньги и мой паспорт.

Она достала из кармана сигарету и закурила. Деньги? Тогда их должно быть очень много. Но почему она доверяет их ему?

— Сколько здесь?

— Семь миллионов йен, — четко ответила Масако, как будто сообщала, сколько коробок с завтраками им нужно упаковать за смену.

— Почему бы не положить их в банк?

Его голос слегка дрогнул.

— Нельзя.

— А почему? Извините, это не мое дело.

— Я просто не могу этого сделать, — бесстрастно ответила она, выпуская облачко дыма.

Кадзуо задумался.

— А если меня не будет на месте, когда они вам понадобятся?

— Подожду, пока смогу с вами связаться.

— Как вы со мной свяжетесь?

— Приду сюда.

— Хорошо. Я живу в номере двести один. Положу в шкафчик, и мы всегда сможем прийти и забрать их.

— Спасибо.

Кадзуо подумал, что, наверное, стоит сказать ей о принятом решении, о том, что он собирается уехать, однако воздержался. Сейчас его больше беспокоили ее проблемы.

— Вас давно не было на работе.

— Я простудилась.

— А я думал, вы ушли.

— Я не собираюсь уходить.

Масако повернула голову и посмотрела на темную улицу. Дорога вела к заброшенному цеху. В ее взгляде появилось нечто, чего не было раньше, — тревога? беспокойство? — и Кадзуо понял: случилось что-то плохое. Что-то связанное с тем ключом, который она выбросила в дренажную канаву. Он всегда был восприимчив к настроению других людей — иногда это причиняло неприятности, иногда шло на пользу.

— У вас проблемы?

Масако повернулась.

— Это так заметно?

— Да.

— У меня есть проблема, но в помощи я не нуждаюсь. Вы просто подержите у себя этот пакет, хорошо?

— Что это за проблема? — спросил он, но она сжала губы и молчала. Кадзуо вдруг испугался собственной настойчивости. — Извините, — сказал он, чувствуя, что краснеет.

— Все в порядке. Это мне нужно извиняться.

— Нет, — возразил он и, опустив пакет в нагрудный карман куртки, застегнул «молнию».

Масако достала из кармана ключ и повернулась. Ее машина стояла, должно быть, где-то поблизости.

— Спасибо.

— Масако-сан?

— Да?

— Вы можете простить меня?

— Конечно.

— За все?

— Да.

Она опустила глаза. Задача, которую он считал самой трудной, оказалась решенной на удивление легко. Слишком легко. Глядя на нее, Кадзуо вдруг понял, что так легко получилось лишь потому, что он хотел другого прощения: ее сердце осталось холодным. А без этого все остальное ровным счетом ничего не значило. Он прижал руку к груди, нащупывая висящий на цепочке ключ. Рука коснулась бумажного пакета.

— Но… скажите… — прошептал он. Она ждала, не поднимая глаз. — Почему вы оставляете это мне?

Ему нужно было знать. Он не мог уйти, не получив ответа. Масако бросила окурок на землю и наступила на него каблуком. Потом посмотрела на Кадзуо.

— Сама не знаю. Наверное, потому, что больше мне некого попросить.

Всматриваясь в ее лицо, видя залегшие у рта морщины, Кадзуо впервые подумал, что она, должно быть, очень одинока. Иначе разве доверила бы она такие большие деньги ему, иностранцу, почти незнакомому человеку, а не семье, не друзьям? Она отвернулась, словно избегая его взгляда, и пнула носком гравий. Несколько камешков улетели в темноту. Кадзуо сглотнул.

— Некого?

— Некого. — Масако покачала головой. — Мне некого просить, и у меня нет надежного места для их хранения.

— Потому что вы никому не доверяете?

— Да. — Она снова посмотрела ему в глаза.

— Но мне вы доверяете?

Кадзуо затаил дыхание.

— Да.

Она задержала взгляд еще на несколько мгновений. Потом повернулась и зашагала в сторону фабрики.

— Спасибо, — пробормотал он, снова прижимая руку к груди. К сердцу, но не к деньгам.

Выход

1

Обручальное кольцо. Яои смотрела на него так, как будто никогда раньше не видела. Обычное платиновое колечко. Она хорошо помнила то теплое воскресенье в самом начале весны, когда они с Кэндзи отправились за кольцом в местный универмаг. Он только взглянул на витрину и сразу же попросил показать самое дорогое, какое только есть; в конце концов, такие покупки делаются раз в жизни. Яои до сих пор помнила, какой счастливой чувствовала себя в тот день, как радовалась и волновалась. И где же все эти чувства? Куда ушли? Что случилось с той счастливой парой?

А случилось то, что она убила Кэндзи. Крик, в котором боль смешалась с отчаянием, крик, который она удерживала в себе последние месяцы, сорвался с губ — Яои лишь теперь в полной мере осознала, что же именно она сделала.

Вскочив с кресла, она выбежала из гостиной, метнулась в спальню и, встав перед зеркалом, подняла свитер и стала смотреть на живот, отыскивая хотя бы малейший след синяка, долгое время служившего видимым доказательством ее ненависти к мужу и стимулом к убийству, но пятно сошло, исчезло, не оставив после себя ничего. Пока оно оставалось, Яои всегда могла объяснить себе, почему Кэндзи — человек, когда-то желавший для нее самого лучшего, потому что самое лучшее подразумевало вечное — умер. Пока знак сохранялся на ее теле, она отказывалась принимать на себя вину за произошедшее. И вот теперь его не стало.

Неужели я и в самом деле такая бесчувственная? Она опустилась на пол.

Подняв через некоторое время голову, Яои увидела прямо перед собой фотографию Кэндзи на семейном алтаре. Глядя на улыбающееся лицо — снимок был сделан давно, в ту счастливую пору, когда они вместе проводили воскресенья за городом, — она ощутила новый прилив злости. Почему он так переменился? Почему стал таким злым? Почему ему доставляло удовольствие унижать и даже бить ее? Почему он не хотел помогать ей с детьми? Старые обиды поднялись в ней подобно приливной волне, сметая на своем пути слабые ростки сожаления и раскаяния.

Да, возможно, она поступила плохо, убив Кэндзи, но заставить себя простить его Яои не могла. Снова и снова повторяла она привычное заклинание: я тебя не простила. Я убила тебя, но не простила. И не прощу никогда. Ты виноват, потому что изменился. Я осталась прежней, а ты стал другим. Это ты погубил ту счастливую пару, которая выбрала когда-то это кольцо.

Вернувшись в гостиную, она открыла дверь, ведущую во двор. Узкая площадка заканчивалась серой шлакоблочной стеной, у которой стояли трехколесные велосипеды и детские качели. Стащив с пальца кольцо, Яои размахнулась и бросила его в сторону соседского дворика. Не долетев до цели, кольцо ударилось о стену и отскочило куда-то в траву. Жест этот оставил после себя смешанное чувство вины и облегчения. Что ж, в любом случае, она оборвала последнее звено, связывавшее ее с ним.

На пальце осталась узкая бледная полоска. Рассматривая ее в скудном свете ноябрьского солнца, Яои вспомнила, что не снимала кольцо восемь лет. Теперь эта узкая полоска стала знаком. Знаком утраты. И знаком освобождения. Знаком того, что все наконец закончилось.

Яои еще не успела усвоить эту мысль, как в прихожей зазвонил интерком. Уж не соседи ли? Неужели кто-то видел, что она сделала? Осторожно подойдя к забору, Яои приподнялась на цыпочках и увидела спокойно стоящего у двери высокого мужчину. Ее он, похоже, не замечал. Она поспешно вернулась в дом и сняла трубку, не замечая прилипших к чулкам комочков земли.

— Кто там?

— Меня зовут Сато. Встречал вашего мужа в Синдзюку. Проезжал мимо и решил зайти, засвидетельствовать свое почтение.

— Да-да, понимаю.

Досадно, конечно, отрываться от дел, но не прогонять же человека, пришедшего выразить соболезнования. Наметанным взглядом домохозяйки Яои окинула обе комнаты и, решив, что все не так уж плохо, прошла в прихожую и открыла дверь.

Гость низко поклонился.

— Прошу извинить за беспокойство, — вежливо заговорил он. — Я лишь хотел сказать, что сочувствую вам и сожалею о понесенной утрате.

Яои автоматически поклонилась, невольно подумав, что соболезнования, пожалуй, несколько запоздали. Впрочем, хотя Кэндзи умер в конце июля, более четырех месяцев назад, ей все еще иногда звонили знакомые, говорившие, что узнали о случившемся совсем недавно.

— Спасибо, вы очень добры. Проделать такой путь…

Сато стоял на пороге, внимательно рассматривая ее — лицо, глаза, губы. В его манерах не было ничего неприятного, но Яои не оставляло ощущение, что гость уже знал о ней что-то и теперь как бы сравнивал увиденное с уже сложившимся в его представлении образом. Интересно, подумала Яои, что связывало его с ее супругом? Гость никак не походил на коллег мужа, беззаботных, легких в общении, неглубоких, и казался человеком из другой жизни, не имеющей ничего общего с той, которую вел Кэндзи. Бесстрастное выражение лица и спокойная, уверенная манера держаться свидетельствовали о силе характера, тогда как дешевый серый костюм и скромный галстук позволяли предположить, что перед ней всего лишь обычный конторский служащий.