Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

28 мая/10 июня 1900. Воскресенье.

Духов День.

До Литургии было крещение нескольких возрастных и детей. Между ними — одного шестидесятивосьмилетнего старика, глухого, из селения Уено; учение, впрочем, знает, ибо еще двадцать три года тому назад слышал мою проповедь в Уено, потом постоянно был в общении с своим другом Петром Юкава, отчимом о. Симеона Юкава, добрым христианином, но по ученой гордости не веровал — ученый конфуцианист; горе сломило гордость — сын умирает от чахотки, тоже ученый, университант и неверующий; уверовал старик и крестился, чтобы молиться о выздоровлении сына. Дай Бог ему умолить! Спаситель милосердовал и к таковым.

Литургия, по обычаю, начата в девять часов; полдневная пушка была, когда мы еще служили вечерню, с ее длинными молитвами, для которых вперед нужно беречь голос, чтобы прочитать вразумительно для всех; сегодня я безрассудно утомил его до службы, готовясь к чтению молитв, что можно делать и шепотом.

29 мая/11 июня 1900. Понедельник.

День Святой Троицы.

С восьми часов Литургия, отслуженная собором трех иереев с о. Павлом Сато во главе. Кроме школ, в Церкви — почти никого, человек девять, самых благочестивых, были. Потом целый день дождь, по уставу, ибо «ньюбай» начался.

В сегодня полученной почте «Церковный Вестник», № 16, весь заполнен покойным профессором Болотовым, скончавшимся 5 апреля, в Великую среду. В начале номера его портрет. Без слез нельзя читать. Какую ученую силу потеряла Академия и вся Россия! И какая жалость, что его постоянно развлекали посторонними пустяками вроде диспутов и рецензий, не давая вполне предаться его специальности — церковной истории, по которой заметно крупного так он ничего не оставил.

30 мая/12 июня 1900. Вторник.

О. Борис Ямамура описывает путешествие по Церквам; лучше всего ныне проповедь идет на самом севере его прихода, в Аомори и прилежащих местах.

Катихизатор в Бато, Павел Сайто, извещает, что 20 июня положили освятить построенный в Бато церковный дом; просит прислать отсюда двух певцов к тому времени. Ладно!

Павел Накаи рассказал, что приходила к нему бабка Кати (Маленда), говорит: «мать Кати очень больна, просит свидания с дочерью»; плачет бабка; не крокодиловы ли слезы? Торговала все время дочерью, не замышляет ли и на внучку? Призвали мы с Накаем Елисавету Котама и Евфимию Ито, посоветовавшись, решили: завтра отправиться Евфимии посмотреть, правду ли говорит бабка; если правда, то свозить Катю для свидания с матерью; свозить в сопровождении повара Марка, одного из самых здоровых и расторопных слуг (на случай засады там), и там Катю ни под каким видом не оставлять. Главное же, стараться обратить больную в христианскую веру, чтобы она умерла раскаявшеюся с надеждою на Спасителя и чтобы дочь потом могла молиться за нее в Церкви.

31 мая/13 июня 1900. Среда.

Катихизатор Василий Ямада приходил: хочет начать небольшое ежемесячное издание, полезное для наших воскресных школ и женских собраний. Пусть издаст один номер до Собора, и, когда соберутся наши, спросит, полезно ли будет? Если одобрят, то пусть продолжает; можно в помощь ему дать еще одного или двух охотников писать, назначив их катихизаторами в Токио. Дам и небольшую денежную помощь.

Посланник барон Роман Романович Розен с женой Елисаветой Алексеевной и дочерью Лизой приезжал прощаться; в субботу утром отправляется из Токио, чтобы в Иокохаме сесть на наше военное судно для следования во Владивосток. Искренно жаль мирного и доброго представителя нашего! Как бы без него не разладить нам с японцами. Говорил он, между прочим, что две тысячи нашего войска высадились в Китай, по случаю тамошних беспорядков и бессилия китайского правительства обуздать повстанцев, убивающих туземных христиан и иностранцев и жгущих христианские храмы — между прочим, сожгли и один православный, должно быть, в деревне Дунгдиньан.

Была жена адмирала Старк, из Порт—Артура, с дочерью и сыном. Приехала по совету врачей лечиться от ревматизма в Юмото, дальше Никко, но боится туда отправиться — японцев боится, потому–де — «они ныне так свирепо смотрят на русских», и, кажется, вернется обратно в Нагасаки, не лечась. Так–то напуганы толками о предстоящей будто бы войне России с Япониею! В Нагасаки, адмиральша жила в одной гостинице с о. Вениамином, который рассказывал ей, что «уже девять месяцев, как приехал в Японию, что в Токио неудобно ему — скучно там, поэтому он поселился в Нагасаки» (sic!!). Недаром я и прежде замечал в о. Вениамине наклонность лгать — дар, неудобный для миссионера.

1/14 июня 1900. Четверг.

О. Андрей Метоки не без радости извещает, что крещено семь в Нагаока — в первый раз такой большой успех с тех пор, как он там поселился.

О. Сергий Судзуки просит квартирных для Церкви в Кобе за шестой месяц — Варнава Симидзу унес их с собой, не заплатив хозяину — обычная плутня уходящих со службы.

Евфимия Ито сегодня во второй раз вернулась от матери Кати Маленды (Накаи); действительно, больна чахоткой и, по словам врача, осталось ей жить всего несколько дней. Поэтому Евфимия вчера и сегодня говорила ей о вере и убеждала уверовать в Истинного Бога и Спасителя и креститься для спасения души. К счастью, больная уже несколько знакома с христианской верой; нашлись даже у нее образок и крестик, данные ей Малендой; а в последнее время посещал ее близ живущий один протестантский проповедник и говорил о христианстве. Она изъявляет полную готовность принять крещение. Поэтому завтра еще раз Евфимия сходит наставить ее в вере, а послезавтра о. Роман Циба пойдет испытать ее и преподать Святое Крещение. И дай Бог ей умереть с надеждою спасения! Дочь ее и Церковь будут молиться о ней.

О. Вениамин пишет, что «станет на почву Закона» в деле о своем жалованье, то есть будет требовать, чтобы велено было мне выдавать ему «2.000 рублей = 3.000 ен — столько–де положено». Я ответил ему, что очень рад его решению и что, стало быть, устраняется моя услужливость давать ему из моего жалованья 25 ен — буду отселе высылать ему законное жалованье — 100 ен, которое за глаза достаточно на все нужды монаха миссионера, если он благоразумно, как подобает монаху, будет распоряжаться им…

Иван Акимович Сенума просил заплатить какой–то женщине 3 ены за чулки (таби), которые забирал гувернер Мирон Сео для учеников, — уехал–де не заплатив. В то же время Сенума рассказал, что Сео остался должным здесь ен 150. Отказался я заплатить 3 ены, иначе все 150 придется платить, а так и за всех мошенников, уходящих со службы Миссии, придется платить. Пусть уж плутуют и терпят убытки взаимно, Божьи деньги не бросать стать в эту дьявольскую пасть, довольно для них и прямого употребления, при котором, однако, большая половина тоже точно уронена на дырявом мосту при переходе через пропасть.