Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

Абдул не понимал, о чем это мы, а мы не понимали, почему он нас не понимал. Тогда инспектор решил прибегнуть к новаторской технике допроса. Достав из портфеля апельсин, он положил его на стол перед Абдулом.

— Сейчас я расскажу тебе историю о том, как этот апельсин оказался у нас на столе, — обратился он к Абдулу. — Только что здесь пролетала огромная синяя птица с красными глазами, и у нее в клюве был зажат апельсин. Наслышанный о прекрасном пении этой птицы, я попросил ее спеть. Согласившись выполнить мою просьбу, польщенная птица раскрыла клюв, из которого прямо на наш стол упал апельсин. Это была моя история. А теперь, Абдул, расскажи мне, как этот апельсин очутился на столе.

— Благодарю вас за прекрасный рассказ, господин инспектор, — сказал Абдул, — но, при всем уважении, я не думаю, что разыгранная вами сцена сравнима с моей ситуацией. Я понимаю, что цель вашего эксперимента состоит в том, чтобы на примере с апельсином наглядно объяснить мне разницу между вымыслом и правдой. Вы достали апельсин из своего портфеля, и никакая синяя птица с красными глазами здесь не пролетала. Поэтому ваша история лживая. Надеюсь, вы простите меня за то, что я так говорю.

Однако если речь идет о моей деревне, пламени, скитании по пустыне и море, то могу вас заверить, что все происходило именно так, как описано в книге. Вот почему это моя любимая книга. Вот почему я прочел ее уже шесть раз. В ней изложена моя история. Только гораздо лучше, более красивыми словами. Поэтому я ими воспользовался, когда рассказывал свою историю сотруднику миграционной службы и вам, господин Леонард Пфейффер. Не потому, что хотел солгать, а чтобы как можно правдивее рассказать правду.

— Но при этом, Абдул, ты неизбежно исказил эту правду, — возразил инспектор. — Даже если события, отображенные в книге, схожи с тем, что тебе пришлось пережить, невозможно представить, что в твоей истории все происходило в точности так, как описывает Вергилий. Позволь привести тебе пример. Неужели твоего приятеля действительно звали Ахай, как Ахеменида из книги? С которым ты и впрямь столкнулся в стране Одноглазого, так же как Эней встретил Ахеменида в стране циклопов?

— На самом деле я вообще не знал его имени, — сказал Абдул. — Только потом дал ему имя из книги. Для меня он Ахай. Он утонул в море, безымянный. А так у него все-таки есть имя. И я ничего не знаю о стране, где его встретил. Я лишь хотел сказать, что мне было так же страшно, как Энею в краю чудовищ. Я не лгал и ничего не исказил. Я попросту рассказал главное таким образом, чтобы было понятно тем, кто не испытал ничего подобного.

— Что тебе ближе всего в этой книге? — спросил я.

— Судьба, — ответил Абдул. — Когда Эней бежит от людей, уничтоживших его селение, и совершает долгий, трудный путь, который может стоить ему жизни, он знает, что судьбой ему предначертано добраться до Италии и обрести там новый дом. Поэтому он не сдается, он знает, что сдаваться ему никак нельзя. Я тоже так себя чувствовал. Вере в судьбу я обязан жизнью. И когда Эней наконец попадает в Италию, его борьба продолжается. Ему приходится из кожи вон лезть, чтобы интегрироваться и завоевать себе место в новом мире. Мне это тоже очень знакомо, хотя мне, конечно, несказанно повезло, что меня нашел господин Монтебелло.

Мы с инспектором кивнули. Слова Абдула произвели на нас впечатление.

— Что вы об этом думаете? — спросил я инспектора.

— Приведите хотя бы одну причину, — сказал он, — по которой мне следует отбросить любые сомнения в подлинности истории Абдула и закрыть это дело?

— Назовем это интертекстуальностью, — ответил я. — Абдул рассказал правду, прибегнув к литературному приему, который использовали сам Вергилий и все великие поэты и писатели после него. Перемежая правдивый рассказ ссылками на «Энеиду», он напоминает нам, что его история вне времени, а обращаясь к древнему европейскому литературному приему, доказывает, что лучше интегрирован в европейскую культуру, чем многие европейцы. Как вам такая причина?

— Вы меня убедили, — сказал инспектор. — И я этому очень рад. Спасибо.

Монтебелло попросил меня следовать за ним. Я, разумеется, выразил готовность выполнить его просьбу, но поинтересовался, с какой целью. Он не ответил. Для человека, по долгу службы привыкшего держать свои эмоции под контролем, он явно выглядел взволнованным. Я едва за ним поспевал, пока он твердым шагом направлялся к ресторану. Монтебелло зашел на кухню. Я остановился в нерешительности. Как гость отеля я счел неподобающим переступать порог этого святилища. Монтебелло обернулся.

— Вы не вправе отказать себе в удовольствии присутствовать на грандиозном финале в качестве награды за ваше основополагающее участие в этом нечистоплотном эпизоде, — сказал он.

Я проследовал за Монтебелло на кухню. Он спросил повариху, где Луиза. На кухне ее не было. Мы двинулись дальше, в прачечную. Луиза гладила наволочки. Заметив нас, она испугалась.

— Даю тебе возможность оправдаться, — произнес Монтебелло тоном, которого я прежде от него не слышал, — исключительно потому, что хочу узнать, как ты будешь изворачиваться, чтобы объяснить свое подлое, гнусное предательство.

— Я не предавала Абдула, — сказала Луиза.

— Если ты не предавала Абдула, то мне не совсем ясно, откуда ты знаешь, что именно предательство Абдула будет той неприятной темой, которую я собирался затронуть.

— Помогая мне начищать столовое серебро, он рассказал мне о своей книге, — сказала Луиза. — Он рассказал, что в этой книге написано обо всем, через что прошел он сам. А потом из чистого любопытства я спросила, рассказывал ли он в иммиграционной службе свою историю наподобие той, что в книге, и он подтвердил. Мне показалось, что, возможно, это важная информация. Спустя время и совсем по другому поводу я позвонила в полицию. И как законопослушный гражданин обо всем доложила.

— А тот повод, по которому тебе понадобилось звонить в полицию, — поинтересовался Монтебелло, — случайно не был связан с твоим племянником?

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Я имею в виду то, что я очень хорошо помню недавнюю твою просьбу устроить твоего племянника на работу на должность коридорного и твое