Всадники красной смуты - Елена Анатольевна Прудникова

– он не может служить руководством ни к каким действиям по причине крайней расплывчатости. Кого понимают авторы под «буржуазией и ее агентами»? Кто является «холопами» и «вдохновителями»? Наконец, что понимать под словом «массовый» – сто человек или миллион?

У каждого большевистского функционера имелось свое представление о том, что такое террор и как его проводить надлежит, и большевистские деятели разного масштаба – от всероссийского до уездного – принялись разъяснять постановление ВЦИК массам. Больше всех усердствовали левые – сбывалась их мечта. Карл Радек, например, писал в «Известиях»: «Уничтожение отдельных лиц из буржуазии, поскольку они не принимают непосредственно участия в белогвардейском движении, имеет только значение средства устрашения в момент непосредственной схватки, в ответ на покушения. Понятно, за всякого советского работника, за всякого вождя рабочей революции, который падет от руки агента контрреволюции, последняя расплатится десятками голов».

Единственное, что можно понять из этой туманной фразы, – что за каждого погибшего товарища надо замочить сотню буржуев. Идея понравилась, ибо совпадала с настроением революционного народа. 3 сентября губернский военный комиссар в Москве пишет: «За каждую каплю пролетарской крови прольется поток крови тех, кто идет против революции… За каждую пролетарскую жизнь будут уничтожены сотни буржуазных сынков белогвардейцев…»

В органах тоже настроение соответствующее. Нарком внутренних дел Петровский 5 сентября издает «приказ о заложниках».

«Расхлябанности и миндальничанию должен быть немедленно положен конец… Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочно массовый расстрел…»

Это все пока пристойно. Но процесс разворачивался. Несколько позднее, 1 ноября 1918 года, председатель ЧК и военного трибунала 5-й армии Восточного фронта Лацис (тот самый «левый» деятель с Выборгской стороны, который при каждом порыве ветра порывался брать почту, телеграф и телефон) писал в «Красном терроре»: «Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны решить судьбу обвиняемого».

Не знаю, как насчет судеб обвиняемых, но судьбы чекистов подобные методы следствия решали быстро и сразу – от увольнения из органов до ареста и суда. ВЧК была организацией чрезвычайно серьезной и требовала от следователей не классового чутья, а улик и очных ставок. (Может быть, и товарища Лациса перевели из центрального аппарата в действующую армию по причине именно таких взглядов? Террористов – на фронт!)

Эти слова приводят часто. Гораздо реже цитируют язвительный комментарий Ленина, который в статье «Маленькая картинка для выяснения больших вопросов» писал:

«…Вовсе не обязательно договариваться до таких нелепостей, которую написал в своем казанском журнале “Красный террор” товарищ Лацис… который хотел сказать, что красный террор есть насильственное подавление эксплуататоров, пытающихся восстановить их господство, а вместо того написал… “не ищите (!?!) в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против совета оружием или словом”».

Но круче всех агитнул секретарь Петроградского комитета товарищ Зиновьев. Возмущенный убийством Урицкого, он потребовал немедленно принять «соответственные меры», в том числе «разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице»[163]. В ноябре 1917 года ПК отличался левизной, но полугодовая работа по управлению огромным регионом оказалась замечательным лекарством: поддержки Зиновьев не получил. Ему дали такой отпор, что в конце концов он в бешенстве выскочил из зала заседаний. В числе возражавших был и председатель Петрочека Глеб Бокий.

Кровожадные резолюции принимались по всей стране. Какие-то коммунисты из Витебской губернии требуют за каждого убитого советского работника расстрелять тысячу белых. Еще одна комячейка, на сей раз какого-то автопоезда – за каждого павшего расстреливать по 100 заложников. «За каждого нашего коммуниста будем уничтожать по сотням, а за покушение на вождей тысячи и десятки тысяч этих паразитов», – это из постановления охраны Острогорской ЧК.

Воплощались ли подобные призывы в жизнь? Кто, где, при каких обстоятельствах, в каких размерах проводил «красный террор» и что им потом за это было? Системно данный вопрос попросту не изучался. До сих пор самым известным исследованием является книга Мельгунова «Красный террор», являющаяся пропагандистской белоэмигрантской работой, где автор наряду с правдивыми свидетельствами собрал все «ужасные» рассказы о Гражданской войне. В 2006 году появилась книга питерского историка Юрия Ратьковского – там приводятся уже конкретные свидетельства и правдоподобные данные. В дальнейшем я буду опираться в основном на эту работу.

Итак, что собой представлял «красный террор» на российских просторах?

Самый большой масштаб репрессий был в Петрограде. Через несколько дней после выхода постановления ВЦИК сменивший Урицкого на посту председателя ПетроЧК Глеб Бокий заявил, что расстреляно 512 «контрреволюционеров». Впоследствии он же оценил общее число жертв «красного террора» в городе – до 800 человек. На территории Союза коммун было расстреляно: 9 человек в Вологде и 64 в других городах. В их число входят 39 участников некоего Вологодско-Череповецкого заговора… По данным Лациса, приведенным им в книге «Два года на внутреннем фронте», за весь 1918 год в Петроградской губернии казнено 1206 человек.

Возможно, какую-то свою лепту, не вошедшую в итоговую цифру, вносили и массы. Александр Рабинович нашел мемуары некоего рабочего Петрова с завода «Новый Лесснер». «Он вспоминал, что после убийства Володарского и Урицкого он и его товарищи опасались, что могут стать следующими жертвами бомбометателей-эсеров. “Мы выводили всех рабочих своего завода на антиэсеровские демонстрации… Мы объявили ответный террор и осуществили его… Мы тогда не стеснялись – заядлых врагов топили в барках на Лисьем Носу… В день операции… ребята собираются вечером, а я информирую их о том, что придется делать”».

Не совсем понятно, каким образом рабочие отряды могли осуществлять «ответный террор» в отношении эсеров – опытных, отлично вооруженных конспираторов… сказочка, как мыши кота хоронили! Против кого обращали рабочие «Нового Лесснера» свой классовый гнев? Либо они уничтожали «тех, кто в шляпе», либо (что вернее) помогали чекистам проводить их операции в качестве охраны, оцепления и пр. Что же касается описанных казней… Американец Рабинович этого может и не знать, но максимальная глубина Финского залива на пространстве от города до Сестрорецка (примерно посередине этого отрезка находится Лисий Нос) даже в те времена составляла не более трех метров[164]. Утопить в этой луже барку физически невозможно – она встанет на грунт, а заключенные подождут, пока караул разойдется по домам, и уйдут на берег. По-видимому, это все та же бытующая еще со времен Французской революции «сказка о барже», приписанная к