Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко

Вот и долгожданный Череп, Голгофа! Никакого черепа, конечно, здесь нет (разве что, может быть, где-то череп Адама!). Уникальный архитектурный ансамбль. Все, что можно, упаковано в мрамор. В остальном – чистота и простор. И невероятная легкость собственного тела. Кажется, что еще шаг, и ты оторвешься от земли, воспаришь, как и Он, вознесешься… Как и Он. Такое ощущение. Хотя тяжесть преступления, содеянного против Него, чувствуешь собственными плечами. Объекты всеобщего поклонения – под единой кровлей. Здесь каждый камень соответствует этапам этой священнейшей мировой мистерии: распят, погребен, воскрес… Храм на Голгофе, часовня Гроба Господня, храм Воскресения…

Пахнет прохладной свежестью, небом. Идешь короткими медленными шажками, поглядывая под ноги, словно боясь наступить на череп Адама, захороненный согласно легенде тоже где-то здесь. Прослеживается связь времен: Адам, творение Бога – Иисус, Сын Божий – и ты, Его раб…

Сунув левую руку в небольшой разрез молнии сумки и легким движением пальца повернув рычажок на панели прибора, я чисто автоматически, как это всегда делаю, настраиваю на полную мощность датчик считывания биополя.

– Что ты ищешь? – спрашивает меня Юра, заметив, что я роюсь в сумке.

– Пишу…

– Ты надеешься, что?..

– Нельзя упускать такую возможность.

– А что это у тебя там? – спросил Юра, указывая бровями на мою пирамидку.

– Приют для огня.

– Приют? 

– Да, приют, альков, если хочешь – лоно и ясли… Для огня.

– Для огня?

– Ага, – сказал я, – для Огня, – и пояснил, – Благодатного…

Юра тотчас кивнул: ясно, ясно…

Глава 3

Входим в Храм, осторожно – лестница, спускаемся, глядя под ноги, а когда потом поднимаем головы, обнаруживаем просторный, но темный и даже мрачный зал.

Храм Гроба Господня – как мемориал Христа. Все здесь, все упаковано в мрамор, зеркала которого, преломляя лучи бесчисленных лампад, озаряют непорочную белизну покоев.

За часовней – притвор греческой церкви, где расположена огромная каменная ваза – символ «Центра Земли». А напротив часовни – притвор русской православной церкви. Среди образов четырехъярусного иконостаса на богато отделанном золотом алтаре покоятся четыре большие иконы с необычайно тонкой работы серебряными окладами. Одна из них – пожертвование императора Александра первого. Три роскошных паникадила – дар Николая первого. В Гробницу ведет низкий проход, проходя по которому невольно склоняешься в низком поклоне. Над входом на мраморной доске надпись по-гречески: «Что вы ищете среди мертвых? Его здесь нет: Он воскрес».

Все здесь связано с Его именем.

Все, все здесь свято: и столб, где Его бичевали, и камень, где Он сидел с терновым венцом на голове, и Голгофа с напрочь распоротым основанием, и камень, на котором Его помазали… И Кувуклия с Гробом Господним, и Величественный Храм Воскресения… Все!..

Мы с Юрой, как по команде, преклоняем колени перед этим камнем, орошая его вдруг навернувшимися на глаза слезами и покрывая поцелуями. А как же! Только так, с поцелуями и со слезами на глазах и не иначе как коленопреклоненными, мы должны чтить памятники человеческого спасения.

Мириады верующих, как ночные мотыльки на свет, устремляются сюда, чтобы прикоснуться, прильнуть, собственными взглядами обласкать блаженно сияющие в свете лампад вечные святыни. Несмотря на раздел церквей и ожесточенные споры по поводу истинного расположения святынь христианства. И если Ватикан и православные со временем и пришли к согласию, то англиканская конфессия все еще настаивает на том, что истинная Гробница, Садовая, находится невдалеке от Дамасских ворот. Но каковы бы ни были противоречия между различными конфессиями, все кажется смешным и наивным перед искупительной жертвой Христа.

Сторож-магометанин каждый день отпирает и запирает Святые Ворота Храма. Вот уже много лет подряд эта мусульманская семья владеет ключами от Храма Гроба Господня, передавая их из поколения в поколение старшему сыну.

Осколки колонны, у которой был привязан Иисус, сегодня хранятся в церквах Испании и Венеции, а Его Плащаница – в соборе Турина. Ее подлинность и по сей день с дозволения Ватикана проверяется современными методами науки.

– Хорошо бы найти чашу Грааля, – произносит Юра, – ее биополе нам бы здорово пригодилось.

Мне нравится Юрино «нам». Оно вселяет уверенность в том, что мысленно он уже с нами.

– Хорошо бы знать, что есть эта самая чаша, – говорю я, – говорят, что вся Франция, а теперь и Европа заселена теперь наследниками Иисуса.

– Да, я слышал… 

Чтобы стать еще раз свидетелями чуда схождения Благодатного Огня, мы с Юрой, завоевав себе место у стены с помощью локтей, остались на ночь в Храме Гроба Господня, и уже с самого утра Великой субботы, стесненные со всех сторон немыми и радостными соглядатаями, тянем головы в сторону Кувуклии, выискивая взглядами Патриарха Иерусалимского. Но только часам к десяти тушат свечи и лампады. Полумрак, тишина… Нам удается кое-как протиснуться к Кувуклии, которую, предварительно проверив на наличие источников огня, опечатывают большой восковой печатью. Теперь на эту печать чиновники мэрии, стражи и полицейские ставят свои личные печати. Все! Никакому огню здесь неоткуда взяться! Полный мрак! Тишина!.. Мы ждем чуда, чуда!.. Все!.. Первый сполох… Бархатный зайка… Бабочка… Затем – то там, то тут… Над головами… Все головы задраны, все рты открыты… Блаженные улыбки… Неожиданный вскрик!.. И вот… Все пространство наполняется нежно-сизыми мотыльками… Теперь слышно, как у Кувуклии арабы сперва тихо несут свои молитвы Христу, Марии, святому Георгию, и вот первый удар барабана, который вырывает из заждавшихся глоток веселые возгласы и взрывает тела в неистовых плясках. И только после двенадцати с Патриарха снимают ризы и, обыскав, оставляют в одном подризнике. Ему предоставляют право войти в Кувуклию и молиться, молиться, вымаливая у Него не только чудесный Небесный Огонь, как свидетельство прорастания верующих своими корнями в Небо, но и заслон для прихода Антихриста. Когда, некоторое время спустя, Феофол выходит из Кувуклии с горящей лампадой в руке, раздается всеобщий выдох. Затем шепот, где-то снова одинокий вскрик, и у многих увлажняются глаза.

– Браво, – шепчет мне на ухо Юра, словно это слово единственное из всех слов, выражающих восторг происходящего.

Я только киваю. И смахиваю навернувшиеся слезы миганием ресниц. Потом и наши свечи принимают этот Дар Неба. И мы, не закрывая глаз, омываем этим Небесным светом свои лица: да святится Имя Твое!..

Наконец я переношу Огонь в свою пирамидку: не дай нам сгореть в своих намерениях и надеждах!

Глава 4

Вот и мы прошли этот Путь! Я не мог поступить иначе. Взяв на себя ношу Бога – изменить этот грешный умирающий мир – мне нужно было еще раз пропитать себя Его мыслями и той несокрушимой энергией и крепостью Духа, которые привели на крест. И раз уж и Юра качнулся в сторону совершенства, думал я, то и ему этот Путь поможет утвердиться в верности своего выбора. Я надеялся! Сканер биополя был постоянно включен.

Какое-то время мы шли молча. Здесь каждый немного Преображается. Во всяком случае пока идет по Этой Дороге. Прошло не меньше получаса прежде, чем Юра задал свой вопрос:

– Поразительно, – сказал он, – прошло две тысячи лет с тех пор, как Иисус показал людям дорогу в Небо. Ничего в мире не изменилось. Если бы сегодня появился Сократ, ему тотчас бы насыпали в рот цикуты.

– Налили, – говорю я.

Юра даже не повернул голову в мою сторону.

– Ты же лучше меня меня знаешь, что до сих пор этот мир грузно заселен не человеками, а какими-то там волками, шакалами, грифами и прочей нечистью, готовой слопать тебя… Или какими-то слизняками, мокрицами вроде твоего Чергинца… Слушай, где ты его откопал? Ну и вонючка! Они как клейкая масса липнут к рукам…

– И хочется сей же час вымыть руки с мылом.

– Нет, – говорит Юра, – не вымыть – отрубить.

– Отрубить?

Я был поражен: Юра слово в слово повторил Жорины слова о липких руках Авлова – «отрубить»!

– Или обуглить, сунуть их в очищающее пламя топки мартена. Или паровоза… Ясное дело – чувствовать себя голодным гораздо хуже, чем быть униженным и оскобленным, и поэтому эти мокрицы будут ползать, лизать, лебезить, пресмыкаться до тех пор… до последней капли своей ненасытной крови… Да всегда!..

Стрелка напряженности биополя тут же прыгнула за сотню и мне пришлось Юру успокаивать:

– Не злись, – говорю я, – ты искажаешь священное биополе.

– Да-да, извини-извини… Потом… 

– Что «потом»?

Юра не ответил, затем:

– Так что же, по-твоему, жертва Иисуса была ненужной, бессмысленной, зряшной?..

Меня удивил его вопрос: как можно назвать Эту Жертву зряшной?

– Вот поэтому мы и не имеем права, – сказал я, – терять то, что добыто Его тяжким трудом. Мы, знающие теперь толк в делах Его. Вот теперь-то и нужна наша Пирамида.