Гавайи: Миссионеры - Джеймс Миченер

– Ноелани, Алии Нуи, я так счастлив снова видеть вас! Высокая женщина, которая с тех пор успела повидать уже и Гонконг, и Сингапур, и знала их не хуже родной Лахайны, изящно поклонилась.

Но, конечно, столь стремительно Михей летел вовсе не к Ноелани. Просто за её спиной стояла самая красивая девушка, которую когда-либо видел молодой человек. Она была очень высокая, такая же, как он сам, стройная, с широкими плечами и узкими бедрами, в приталенном платье с юбкой, сшитой из клиньев, что выгодно подчеркивало её фигуру. У неё была такая же прическа, как у матери, и очень шла ей. Кожа девушки была смуглой, коричневато-оливковой и исключительно гладкой. Глаза её отличались необычным блеском, а когда она улыбалась, то демонстрировала белоснежные, ровные зубы. В волосах девушки, возле уха, красовался калифорнийский цветок. Когда отец сказал ей: "Присоединяйся к нам, Малама. Это преподобный Хейл из Лахайны", девушка изящной походкой прошествовала в комнату, чуть заметно поклонилась и совсем по-американски протянула Михею руку.

Обед, данный в честь гостей, был самым восхитительным, на котором когда-либо приходилось присутствовать молодому человеку. Эта трапеза даже не могла сравниться с теми банкетами в Йеле, когда сам президент колледжа принимал в них участие и вел интереснейшие беседы со студентами. Капитан рассказывал о Китае. Калифорниец описал свое путешествие на юг к Монтерею. А миссис Хоксуорт, в отличие от воспитанных дам, с которыми приходилось сидеть за одним столом преподобному Хейлу ещё в Новой Англии, оказалась весьма несдержанной в словах и долго делилась своими впечатлениями о штормах в море, а также о всевозможных приключениях, которые ей пришлось пережить в таких городах, как Бангкок и Батавия.

– Ваши корабли, наверное, уже избороздили весь Тихий океан? – поинтересовался Михей.

– Мы плаваем во все места, где только есть деньги, – на прямую признался капитан.

– А вы тоже принимаете участие в путешествиях родителей? – обратился молодой священник к сидящей рядом девушке.

– Это – мое первое, – ответила Малама. – Я только не давно закончила благотворительную школу Оаху в Гонолулу.

– Как вам нравится Сан-Франциско? – продолжал рас спрашивать юноша.

– Он гораздо более оживленный, чем любой город на Гавайях, – ответила девушка. – Но я так скучаю по грозам с солнцем, к которым привыкла дома. Недавно к нам в Гонолулу приезжал один бизнесмен из Филадельфии. Он спросил, как добраться до магазина "Дж. и У.", и ему ответили: "Плывите на юг до первого ливня, а потом сворачивайте налево".

Все сидевшие за столом дружно зааплодировали, услышав эту шутку, отчего юная Малама зарделась и стала ещё привлекательней.

Однако больше всего гостям и хозяину хотелось послушать рассказ Михея о том, как ему удалось пересечь прерии. Почувствовав, что Малама серьезно заинтересовалась им, молодой человек начал долгое повествование о своем путешествии.

При других обстоятельствах он мог бы ограничиться несколькими фразами.

– Земля простирается на тысячи миль во всех направлениях. Это волнующееся, чудесное сухопутное море бесконечных возможностей! воскликнул юноша. – Сколько раз мне приходилось вскапывать эту богатую, черноземную почву. Сотни тысяч людей могли бы жить в этих местах. Даже миллионы, и всё равно богатства хватило бы на всех.

Расскажите моим гостям то, что вы говорили в церкви о распространении Америки до островов, – попросил калифорниец. Услышав это, Рафер Хоксуорт весь подался вперед и принялся жевать свою дорогую манильскую сигару.

– Я вижу тот день, – начал излагать Михей, – когда между Бостоном и вот этим городом протянутся широкие дороги, по которым будет ездить множество людей. Они, наконец, заселят те земли, которые мне довелось видеть, создавая богатейшие города. Школы, колледжи, церкви – все это будет процветать. Ведь один только Йель не сможет принять миллионы желающих… Михей пророчествовал, как Иезекиль.

– А каким вам видится будущее Гавайев? – нетерпеливо перебил рассказчика Хоксуорт.

– Когда произойдет все то, о чем я сейчас говорил, капитан, Америка, повинуясь естественному импульсу, совершит прыжок через Тихий океан и примет в свои объятия Гавайи. Это обязательно произойдет! Это должно произойти!

– Вы хотите сказать, что Америка объявит войну Гавайской монархии? – не отступал Хоксуорт, незаметно для себя подвинув руки к краю стола.

– Нет! Никогда! – в запале выкрикнул Михей, увлеченный своими же мечтами. – Америка никогда не возьмется за оружие, чтобы расширить свои владения. Если эта горячка касательно золота будет и впредь привлекать в Калифорнию такое большое количество людей, и при условии, что Гавайи будут процветать, как это должно случиться, оба народа, естественно, поймут, что их интересы… – Здесь он в смущении замолчал, потому что почувствовал: если капитан Хоксуорт соглашается с его доводами, то миссис Хоксуорт отнюдь не так жизнерадостно воспринимает эти прогнозы. Тогда Михей сказал: Простите меня, мэм. Я взял на себя смелость пред положить, что так будут думать и сами гавайцы в тот момент.

К его великому облегчению, Ноелани заметила:

– Вам не нужно извиняться, Михей. Вполне очевидно, что рано или поздно Гавайи станут жертвой американцев, – добавила она, – потому что мы – очень маленькая и слабая страна.

– Мэм, – взволнованно подхватил молодой священник, – я хочу убедить вас в том, что американцы не допустят никакого кровопролития!

– Нас уже убедили в том, – спокойно ответила Ноелани, – что кровопролитие в скором времени начнется внутри вашей собственной страны, и причиной тому – рабство.

– Война? В Америке? – изумился юноша. – Никогда! И никогда мы не станем объявлять войну Гавайям. Это так же невозможно.

– Молодой человек, – вмешался капитан, увлеченный спором, – мой корабль отплывает в Гонолулу завтра утром. И мне было бы очень приятно, если бы вы составили нам компанию. – Затем он добавил то, что, по его расчетам, должно было растопить сердце любого священника. – В качестве почетного гостя.

Михей, инстинктивно чувствовавший, что ему не нужно завязывать тесного знакомства с фамильным врагом, начал колебаться, но в этот самый момент, к удовольствию капитана и окончательному смущению самого священника, Малама положила свою руку на ладонь юноши и воскликнула:

– Прошу вас, поедемте с нами! Михей вспыхнул и, запинаясь, выдавил:

– Я хотел поближе познакомиться с Сан-Франциско и планировал задержаться здесь ещё на несколько дней.

– Ну, ждать мы не будем! – категорично заявил Хоксуорт, все так же играя роль старого испытанного друга. – Мы делаем хорошие деньги, поставляя провизию из Лахайны на золотые прииски, и каждый день задержки стоит мне целого состояния.

Вы сможете посмотреть Сан-Франциско и в другой раз, – заманчиво предложила Малама, и когда Михей за глянул в её бездонные глаза, он почувствовал, как логика покид– ает его. И хотя он совершил поход в три тысячи миль, чтобы познакомиться с феноменом запада, в этот момент юноша еле слышно произнес:

Я немедленно перевезу свои вещи на борт корабля, даже несмотря на то, что сегодня воскресенье.

На борту "Карфагенянина" Михей не беседовал с капитаном Хоксуортом об Америке или о Гавайях с его супругой. Вместо этого он по пятам следовал за Маламой, куда бы она ни направлялась. Вместе с ней он наблюдал за звездами, следил за игрой дельфинов и рассматривал причудливые облака. В первые дни на палубе было достаточно холодно, и девушка надевала орегонскую доху с меховым капюшоном. При этом мех приятно обрамлял её лицо, и однажды, когда ветер начал раздувать ворсинки капюшона, заслоняя глаза Маламы, Михей почувствовал, как ему инстинктивно хочется поднять руку и разгладить мех. По чистой случайности в этот момент девушка нагнулась и коснулась щекой его пальцев. Юноша сразу же ощутил мягкость её кожи, а потом позволил себе даже пропустить ладонь за шею Маламы, притягивая к своему лицу её губы. Впервые в жизни Михей поцеловал девушку, и в ту минуту ему показалось, что целое семейство дельфинов ударилась в борт корабля. В изумлении он отпрянул, а высокая островитянка рассмеялась и стала поддразнивать молодого священника:

– Теперь я знаю, что вам никогда раньше не приходилось целовать девушек, преподобный Хейл.

– Никогда, – подтвердил Михей.

– И вам это понравилось?

Это самое замечательное, что можно делать во время звездной ночи на борту корабля, – медленно произнес юноша и теперь уже обнял Маламу по-настоящему.

Рафер Хоксуорт, который сам запланировал все эти события, с удовлетворением наблюдал за тем, как юный Михей все больше увлекается Маламой. Тем не менее, он продолжал испытывать весьма противоречивые чувства по отношению к молодому человеку. Он презирал его и хотел сделать ему больно, причем мучительно больно. И в то же время он не мог не замечать, как сильно напоминает этот юноша Иерушу Бромли. Когда за обедом священник снова заговорил о судьбе Америки, причем со знанием дела, Хоксуорту стало приятно. Он мог бы даже гордиться Михеем. На седьмой день путешествия капитан неожиданно обратился к своей супруге со следующими словами: