Рождение победителя - Артем Каменистый

Со второй галерой все могло бы оказаться гораздо сложнее — она стояла посреди реки. Но демы сглупили — в панике подняли якоря, надеясь, что течение унесет их подальше от опасного места. Вначале так и было — понесло вниз, стукнула баллиста, метнув снаряд в толпу наших бойцов. Но затем корабль развернуло, и корма уткнулась в наш берег — глубина, по счастью, там оказалась подходящей для штурмовых действий.

Взобраться на палубу было несложно, тем более, когда это дело прикрывали три десятка лучников, а под ногами ревели в сотни глоток почуявшие приближение свободы рабы. Без потерь не обошлось, но это лишь из-за большого количества надсмотрщиков — назвать их сопротивление отчаянным не поворачивался язык.

Многие сдавались в плен, падая на колени и поднимая над головой пустые руки. Неужели они и правда надеялись, что у них есть будущее? А с виду и не подумаешь, что столь наивны… Впрочем, десятка четыре связали, в основном из-за моих строгих приказов, розданных еще перед боем.

Когда разобрались со второй галерой, я послал вниз по берегу отряд лучников с группой разведчиков. Пусть изучат следы, и если заметят, что кто-то ушел, догонят. Мне не нужно чтобы оставшиеся на озере и побережье узнали про случившееся — это помешает дальнейшим планам. Группу толковых ополченцев направил в другую сторону — пусть враг разбит, но надо окружить расположение дозорами. Затем, приказав навести порядок в этом бардаке, и притащить ко мне парочку не самых потрепанных пленных, отправился на руины корчмы. Уж очень хотел изучить дело своих рук — будто магнитом туда тянуло.

Что я могу сказать?.. Мог бы и не ходить. Не эксперт я — не смог понять, как все произошло. Сколько снарядов рвануло — тоже не понял. Место, где их закладывал, можно было опознать лишь по отсутствию трупов и частей тел — чудовищной силой отсюда вымело абсолютно все. Пятачок развороченной земли: ни камней, ни решетки, ни кусков обожженной глины. В стороне нашел странного мертвеца, точнее часть его: туловище в смятом панцире. На глубоко вдавленной груди отверстие, с виду проплавленное. Возможно, след от кумулятивной струи. Если так, то, значит, не все снаряды были осколочно-фугасными, а лишь два. Хотя слабо верится, что оказавшись на пути огненного потока можно отделаться всего лишь аккуратной пробоиной. Дальнейший осмотр подтвердил сомнения — и впрямь поработал осколок.

От корчмы осталась лишь часть дальней стены. Сколько при этом пострадало демов, не понять. На глаз не меньше сотни, но разве можно что-то определить точно в этом кровавом месиве из обломков здания, столов, лавок, кусков тел, трупов, обрывков амуниции, оружия. Сила взрыва была такова, что решетку обнаружили на первой галере — та, разорванная и перекрученная будто выжатая тряпка, вонзилась в палубу.

Попугай, осторожно опустившись на плечо, уставился на пятачок зоны тотального уничтожения, поежился, ошеломленно пробормотал:

— Так вот, какая у нашего дурачка дудка.

— В суп отправлю, — стандартно пригрозил я похожим тоном.

— А замок моего охреневшего кузена твоя катапульта сможет разнести? — уточнил Зеленый.

— Легко…

— От таких известий, милый, мое душевное здоровье пошатнулось. Хорошо бы выпить ругийских капель. А еще лучше межгорского вина. И желательно побольше.

— Перебьешься.

— А как же празднование грандиозного успеха?! Где веселые девки и накрытые столы?!

— А ты тут при чем?! Летал где-то, пока мы дрались, и появился, когда все уже закончилось.

— Я бдил! Без меня все в луже утоните — салаги сухопутные! Губы печет, будто раскаленный якорь поцеловал! Боль души полагается заливать соком южных виноградников! Эй! Трактирщик! Еще! За дудочку!

— Будет лето — будет виноград. Будет виноград — будет сок. Будет сок — получишь. Я знаю, что ты имел ввиду перебродивший сок, но мне не до тебя. Не видишь, что вокруг творится? Сейчас меня стошнит, и попробую прямо на тебя это проделать.

Зеленый, значительную часть свободного времени занимающийся личной гигиеной и прихорашиванием, взмыл в небо самолетом вертикального взлета — больше всего в жизни он боялся запачкаться. Даже руками трогать себя не позволял — ведь прикосновениями можно осквернить его чистейшие перья. Эстет блин…

Тук, протолкавшись через муравейник собирающих трофеи бойцов, заставил встать на колени парочку схваченных демов. Оба были изрядно потрепаны в ходе боя, затем поколочены после пленения и выглядели не слишком угрожающе. Горбун, считая, что ничего плохого они мне сделать не в состоянии, взмолился:

— Сэр страж! Дозвольте соберу добро с тех кого вы порубили, и я. А то ведь бессовестных людишек везде хватает — растащат, и не посмотрят что чужое.

— Иди, — кивнул я, оглядывая пленников.

Оба рослые, плечистые, лица простые, вполне европейского вида. Не заметно в них ничего южного. Шлемов и оружия нет, но остальное не успели отобрать — оба в пластинчатых доспехах, кольчужных юбках, высоких сапогах. Руки поясами связаны за спинами.

Нормальные ребята на вид. Их отмыть и можно ставить в одну шеренгу с бакайцами — не отличишь. Хотя помнится, что среди людоловов встречались ярко выраженные семитские физиономии, но этих даже в темноте за арабов не примешь.

Что с ними случилось? Как такое может быть? Язык не поворачивается называть их нелюдям, как доказывал своим бойцам. Не верится, что эти, на вид обычные парни, ради забавы издеваются над стариками и водят дружбу с омерзительными созданиями.

Один совсем плох — так и норовит завалиться на бок, закатывая глаза. Из его ушей сочится кровь — похоже, здорово приложило при взрыве. Второй в бою и при диверсии вроде не пострадал, зато били его усерднее. А куда бить, если тело доспехами прикрыто? Правильно — только в морду. Лицо у него превратилось в сплошной синяк с расплющенным носом и щелочками заплывающих глаз. Но держится бодрее, так что с него и начну.

— Ты знаешь, кто я?

Быстрый взгляд на меня, потом на Штучку в руках. Разбитые губы растянулись в кривой ухмылке:

— Страж. Нам рассказали о тебе.

Понятно — тоже умеют информацию от пленных получать.

— Дем — я могу убить тебя быстро. А могу медленно. Очень медленно. Ты даже не представляешь, что мы умеем делать с молчунами.

— Ну так спрашивай — сам не тяни…

— Сколько вас здесь было? Сколько осталось на тех галерах, что в озере? И сколько людей у Адана, который на побережье?

— Я точно сказать не могу. Здесь на ночлег примерно сотня оставалась… может полторы. На озере десятка три-четыре. У Адана вся его ота — Трис только четыре десятка от него забрал.