Николай Кровавый. Трилогия (СИ) - Аббакумов Игорь Николаевич

И я не ошибся в этом человеке. Обозленный Ильич затаил злобу. Правда, агенты Зубатова уже намекнули ему, что не стоит расстраиваться из-за пустяка. Ссылка скоро кончится, а диссертацию можно защитить и в Менделеевском комитете. С этим Ильич согласился, но поклонники Маркса отныне ему были не товарищи. А раз так, то он нашел себе единомышленников. И где бы вы думали?

Незадолго до возвращение в Шушенское, Владимир Ульянов связался с социал-монархистами и испросил у них согласия на приём в члены "Народно-монархического союза" его самого, супруги Надежды Крупской, сестер Анны и Марии и брата Дмитрия!

Свое решение он объяснил тем, что в настоящий момент, только эти реакционеры заняты полезным для трудового народа делом, в то время как марксисты погрязли в салонной болтовне.

Решение это было для меня совсем неожиданным. Я то ведь представлял себе ситуацию иначе. Что раздраженный диванными революционерами, Ильич начнет делать из социал-демократов настоящих большевиков. Что большевики под его руководством вступят в конкурентную борьбу с социал-монархистами за влияние среди рабочих. А оно вон как повернулось! А ведь непонятно ещё, кого Ильич перетащит к себе. Сталина например и переманивать не нужно. Он уже там. Наличие у социал-монархистов двух подобных гигантов способно изменить всю известную мне картину мира. И это подтвердилось самым неожиданным способом. Едва вступив в партию, да к тому же не отбыв ссылку, Ильич мгновенно поднял вопрос о создании а Российской Империи промышленных судов. Об этом я узнал, когда фельдегерь от Зубатова принес мне очередной номер газеты "Правда". Там была статья Ленина о необходимости образования промышленных судов.

"Наконец, нельзя обойти молчанием и еще одной выгоды промышленных судов: они приучают фабрикантов, директоров, мастеров к приличному обращению с рабочими, как с равноправными гражданами, а не как с холопами. Всякий рабочий знает, как часто фабриканты и мастера позволяют себе безобразно грубое обращение с рабочими, ругань и т. п. Жаловаться на это рабочему трудно, а давать отпор удается только там, где все рабочие уже довольно развиты и сумеют поддержать товарища. Фабриканты и мастера говорят, что наши рабочие очень невежественны и грубы — потому с ними и приходится обращаться грубо. В рабочем классе у нас, действительно, много еще следов крепостного права, мало образования и много грубости, — этого нельзя отрицать. Но только кто виноват в этом больше всех? Виноваты именно фабриканты, мастера, чиновники, которые держат себя с рабочими, как бары с крепостными, которые не хотят признать в рабочем равного себе человека. Рабочие обращаются с вежливой просьбой или вопросом — и встречают отовсюду грубость, ругань, угрозы. Не очевидно ли, что если фабриканты обвиняют при этом рабочих в грубости, то они валят с больной головы на здоровую? Промышленные суды быстро стали бы отучать наших эксплуататоров от грубого обращения: в суде были бы судьями рабочие рядом с фабрикантами, которые бы вместе обсуждали дела и подавали голоса. Судьи-фабриканты должны были бы видеть в судьях-рабочих ровню себе, а не наймитов. Перед судом были бы тяжущиеся и свидетели и из фабрикантов и из рабочих: фабриканты приучились бы вести правильные переговоры с рабочими. Это очень важно для рабочих, потому что в настоящее время такие переговоры крайне редко удаются: фабрикант и знать не хочет того, чтобы рабочие выбирали своих депутатов, и рабочим один путь остается для разговора: стачка, а это путь трудный и часто очень тяжелый. Потом, если бы в числе судей были и рабочие, — тогда рабочие могли бы свободно обращаться в суд с жалобами на грубость обращения. Судьи-рабочие всегда встали бы на их сторону, и призыв фабриканта или мастера к суду за грубость отбил бы у них охоту держать себя с нахальством и надменностью".

Что тут можно сказать? Своевременная статья! Как ни крути, но разбирательство в зале суда по-любому лучше, чем стачки, забастовки и погромы. Классовую борьбу это не отменяет, но переводит её в другую плоскость. И самое главное то, что люди не будут считать правительство виновным в их проблемах. Сами разобрались, сами нашли выход из создавшегося положения. А что требуется от меня? Да разрешить подобную практику преодоления конфликтных ситуаций. Сделать так, чтобы когда произойдет революция, большинство гнилых вопросов было уже решено. Вот тогда и посмотрим, кого поддержит наш рабочий класс.

Понимая, что медлить с таким важным вопросом не стоит, я прямо на тексте напечатанной статьи написал резолюцию:

"Верной дорогой идёте товарищи! Поднятый господином Ульяновым вопрос, следует положительно решить в кратчайшие сроки. А посему предлагаю руководству "Народно-монархического союза" заняться этим вопросом. Архисрочно! Архиважно!

Считаю, что господину Ульянову, как дипломированному юристу и человеку сведущему, стоит поручить разработку проекта "Положения о Промышленных судах". Срок исполнения — три месяца!"

Ну а дальше дата и подпись. Доставленный руководству НМС экземпляр "Правды" с моей резолюцией, произвел самый настоящий фурор. Ещё бы! Партия ещё не легализована, а с ней уже советуется сам царь! Да здравствует Самодержавие!

На этом сюрпризы не закончились. Помимо Ленина и Сталина был ещё товарищ Дзержинский. Ожидать от этого "рыцаря революции" смены убеждений не приходилось. А потому я не знал, как быть с ним. Он сейчас сидит в Варшавской цитадели и с ним что-то нужно делать. У меня он проходит по "Особому списку". Туда внесены те люди, на которых я рассчитываю в будущем. Если бы я не вмешался в ход событий, то переход Дзержинского из рядов польско-литовской социал-демократии в российскую, произошел бы сам собой. Но ныне я в этом не уверен. Благодаря моим выдумкам, РСДРП кастрирована и продолжает кастрировать себя дальше. Такая партия вряд ли привлечет столь непростую личность. Ну а переход в социал-монархисты для поляка вообще невероятен. Вот только зря я недооценивал этого человека. Он решил мучившую меня проблему совсем не так, как я от него ожидал. Я упустил из виду то обстоятельство, что Феликс Эдмундович страстно мечтал стать ксендзом. Исполнить свою детскую мечту ему помешала плохая успеваемость в школе. Потому он и связался с эсдеками. Но ведь внутренняя потребность никуда не делась! И тут ему на помощь пришли христианские социалисты.

Христианские социалисты России — это движение возникло совсем недавно и я к этому не имел никакого отношения. Оно стихийно возникло после того, как российское общество узнало про Исход китайских христиан на берега Амура. Патронируемое Аликс "Братство подвижника Митрофана", стало зародышевым ядром новой политической партии. Народ в ней собрался всякий. Как и в "Братстве", в ней не делили людей на православных, староверов, лютеран или католиков. Главным было желание человека способствовать устройству жизни по тем высоким принципам, что свойственны были первохристианам. Ну а раз в моде был социализм, то и Христос у этих людей внезапно превратился в самого первого социалиста на Земле. Официальная церковь пыталась бороться с этим движением, но без помощи полиции у неё это плохо выходило. Трудно было объяснить людям, почему оказание всяческой помощи собратьям по вере является греховным деянием. А если учесть, какие люди втягивались в это движение? Например, среди добровольцев-миссионеров был такой человек как Георгий Апполонович Гапон. Но не он один определял облик новой партии. Её боевое ядро — шовинисты разных мастей. Люди, которые и в бога истого верили, и врага могли без всякого колебания убить. Именно эти добровольцы и начали превращать Албазинское Православное Войско в настоящую боевую силу, а Желтороссию из миража в реальное политическое образование. И вот, вслед за людьми религиозными, в эту партию потянулись и люди просто энергичные, среди которых оказался и сосланный в Приамурье Феликс Дзержинский. Но это произошло позже.