Спитамен - Максуд Кариев

— Из-за чьего-то предательства, — вставил Спитамен.

— Пусть так. Есть ли теперь смысл оставаться в Мараканде? Двурогий окружит город, и половина нашего войска окажется в западне. В дашт он пошлет всего несколько ил, а Мараканду возьмет измором, не потеряв ни одного воина…

— К тому времени мы возьмем цитадель. И тогда продиктуем Двурогому свои условия. Устами Равшанак!.. — резко возразил Спитамен. — Что скажет мудрый Хориён?..

Хориён усмехнулся, кивая седой головой:

— Моя мудрость, которую ты изволил отметить, подсказывает, что Мараканду надо покинуть как можно скорее. Столицу, конечно, жаль. Но, потеряв столицу, мы спасем войско. А пока у нас есть войско, нас нельзя считать побежденными…

Все более мрачнея, Спитамен перевел вопросительный взгляд на Камака. И тот почти слово в слово повторил то, что сказали Датафарн и Хориён. Остальные тоже были такого же мнения. И тогда Спитамен удалился.

Ныне же соратники ждали его решения. Спитамен вздохнул:

— За горячность мою простите меня, друзья. Мне пришлось хорошенько подумать, чтобы прийти к выводу, что вчера вы были правы. Взятие цитадели может обойтись нам слишком дорого. А нам нельзя быть расточительными. Мы должны добывать большие победы малой ценой. Только в этом случае мы сможем повергнуть Двурогого дьявола… Ступайте к своим сотням и готовьтесь к выступлению. Через час все должны быть в седлах, а арбы нагружены.

Хориён положил руку ему на плечо, пользуясь правом старшего по возрасту, и сказал:

— Мы готовы выполнить любое твое повеление, Спитамен. И никто из нас не сомневался, что ты примешь именно такое решение.

Войско Спитамена покидало Мараканду через Восточные ворота. К нему примкнуло множество жителей города. Некоторые последовали вместе с семьями, погрузив женщин, детей, стариков на арбы. Они досыта нахлебались горя и не желали более оставаться под властью юнонов. Войско и обозы длинной вереницей следовали вдоль старой Пенджикентской дороги. А где-то слева по новой Пенджикентской, в верстах шести-семи, двигалось в направлении Мараканды войско Искандара. Поэтому то Датафарн, то сам Спитамен то и дело въезжали на холмы, которых вокруг было во множестве, и подолгу вглядывались в горизонт.

Когда Датафарн в очередной раз въехал на высокий бугор и стал обозревать даль, заслонившись рукой от солнца, Спитамен в самой позе его уловил тревогу.

— Видишь что-нибудь? — окликнул его.

— Вижу!.. Кажется, они!..

Спитамен пришпорил коня и, тоже въехав на холм, остановился рядом с Датафарном. Солнце поднялось довольно высоко и било прямо в глаза. Наконец Спитамен разглядел стелющуюся над землей пыль, которую принял попервоначалу за марево. Пыль рыжими космами устремлялась к небу, напоминая гриву мчащейся лошади, и все приближалась. Вскоре впереди нее стали приметны черные точки. Словно просыпанные маковые зернышки. Это, вне всяких сомнений, были юноны. Они изрядно торопили коней. Гиппарх Каран получил приказ с десятью илами первым достигнуть Мараканды, обложить ее со всех сторон и дожидаться прибытия самого Александра с основным войском, не давая никому выйти за пределы городских стен, даже собакам и кошкам. Имея возможность отличиться и снискать расположение царя, Каран мчался, увлекая за собой войско, всю ночь, не позволив ни себе, ни воинам и кратковременного отдыха; гетайры охаживали усталых животных плетями, и когда те начинали хрипеть и спотыкаться, на ходу пересаживались на запасных коней. Каждый воображал себе, как он либо изловит Спитамена, либо убьет и удостоится царской награды…

Спитамен долго всматривался в горизонт, пытаясь определить хотя бы примерное число врагов. И только ли конников выслал вперед Искандар, или за ними следуют пешие педзэтайры?..

Внизу, у подножия холма, Спитамена поджидали предводители сотен. Они с беспокойством поглядывали в его сторону. Справа виднелся лес, в просветах между деревьями поблескивала река. Здесь, в пойме Политимета, немало мест, где еще не ступала человеческая нога. Деревья и кустарники там росли так густо, что кроны образовывали вверху плотный зеленый полог, сквозь который не проникали даже солнечные лучи. Нижние ветви тоже переплетались достаточно густо-настолько, что сквозь них невозможно было пробраться, не изорвав в клочья одежду, не исцарапав в кровь лицо и руки. Воины Спитамена, однако, научились пользоваться звериными тропами, а там, где впору было пролезть разве только лисе и дикобразу, саблями и топорами прорубали узкие просеки. Только им были известны эти пути — дороги сквозь тугаи. Вряд ли кто из чужаков, не знающих эти места, рискнет сунуться в дебри, в глубине которых раздаются хрюканье кабанов ростом с носорога, душераздирающий вой шакалов, сваливших оленя и устроивших кровавый пир, грозный рык тигра, от которого кровь стынет в жилах…

— Политимет всегда нам помогал… поможет и на сей раз, — сказал Спитамен Датафарну.

Тот кивнул.

Они съехали с холма. Сахибкироны обступили их, уже поняв, что юноны близко.

— Катан! — сказал Спитамен. — Уводи обоз поскорее вон за те холмы. Тебе и твоей сотне вверяю жизнь наших женщин и детей… А вы, друзья мои, — обратился он к остальным сахибкиронам после того, как Катан, настегивая коня, кинулся догонять обоз: — Ведите войско к Политимету. Достигнув поймы, сумейте уподобиться зверью, что живет в тугаях, чтобы вас не было ни видно, ни слышно. Вы это умеете делать, учить вас не надо. Да покровительствует вам сам Ахура — Мазда!..

— Мы поняли тебя, Спитамен!..

— Поняли!..

Сахибкироны помчались каждый к своей сотне.

А Спитамен и Датафарн с двумя сотнями самых отчаянных наездников вновь въехали на возвышенность и стояли на ней тесно, бок о бок, стремя к стремени, потрясая в воздухе копьями, крича, свистя и гикая, пока не были замечены юнонами. И как только те повернулись к ним лицом и развернули два черных крыла, способных с обеих сторон накрыть холм, согдийцев словно ветром сдуло. Каран, окрыленный мыслью, что царь из многих выделил именно его, чтобы послать впереди всех, стремительно взлетел на холм и совсем неподалеку увидел согдийцев, едущих рысью вдоль берега Политимета. Они то исчезали в зарослях, то вновь появлялись, и не просто было определить, сколько их. Как бы они вовсе не скрылись с глаз!.. Каран поднял руку, подавая гетайрам сигнал, чтобы не отставали, и пустился вдогонку за отрядом пугливых согдийцев, решивших избежать стычки. Заметив, что их преследуют, они пришпорили коней, держась еще ближе к реке. Из-под копыт их коней летели ошметки грязи. Каран не сразу заметил, что берег тут болотистый и кони тяжеловооруженных гетайров увязали по щиколотку; самоуверенные юноны, не придав этому значения, продолжали горячить коней хлыстами…

Спитамен умел осуществлять задуманное и хорошо знал, что делает. Держа юнонов на расстоянии трех полетов стрелы, он спешил к тому месту, где река раздваивалась, обтекая продолговатый островок, вытянутый, как большая рыбина, заросший высокой травой и жидким низкорослым кустарником. По эту сторону русло неглубокое, по брюхо лошади, а дно песчаное, копыта упирались в него надежно и пересечь в этом месте поток было несложно, несмотря на бурное течение. Зато по другую сторону острова русло, скрытое от глаз непосвященного кустарником, было в несколько раз шире и глубже, скорость воды была бешеная, от этого образовывались воронки, с шумом всасывающие воздух, вскидывались волны, с которых ветер срывал белопенные гребни, а дно там было в камнях, покрытых илом, обкатанных и осклизлых. В этом месте пересечь Политимет верхом мог отважиться лишь тот, кто знал все это и был готов к неожиданностям.

Кони бросились в поток, подняв мириады брызг, в которых сразу заиграла радуга, и вынеслись на остров. Хомук, отважный предводитель массагетов, скакал рядом со Спитаменом, оборачиваясь к нему, ожидая сигнала. С ним было заранее обговорено, что он должен делать. И как только Спитамен, махнув рукой, крикнул: «Удачи тебе, Хомук!..» — он круто повернул коня вправо и с десятком воинов помчался к верхней оконечности острова, чтобы там переправиться через широкий рукав Политимета на противоположный берег. А Спитамен повернул влево, уводя за собой войско, и как только тугаи скрыли их от глаз приближающихся юнонов, он вновь пересек узкое русло, но в обратную сторону, и войско исчезло в зарослях…

Юноны на полном скаку влетели в реку, и вода закипела, точно в нее влилась лава. Выскочив на остров и достигнув его середины, они вдруг увидели второй рукав Политимета, по поверхности которого бежала, слепя глаза, рябь. Каран осадил было коня, но заметив выбирающихся на противоположный берег с десяток всадников и издав торжествующий клич, огрел коня плеткой. Не сомневаясь, что переправа здесь столь же легкая, юноны загнали упирающихся коней в воду. Поток подхватил их, понес. Тяжелое вооружение тянуло ко дну. То в одном, то в другом месте разверзались воронки, как пасти чудовищ…