Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс

Тарент (209 г. до н. э.), основной порт для Ганнибала, откуда шло подкрепление его войскам, постигла та же участь, что и Сиракузы, а следом за ними и Капую (211 г. до н. э.), и его связь со своими тылами стала нерегулярной.

Испанию также удалось, шаг за шагом, вырвать из-под контроля карфагенян. Когда подкреплению, которое направлялось к Ганнибалу под командованием его брата Гасдрубала (не путать с его зятем, носившим то же имя и погибшим в Испании), наконец, удалось прорваться в Италию, оно было разбито в сражении у реки Метавр (207 г. до н. э.). Первой вестью об этой катастрофе, которая дошла до Ганнибала, была отрубленная голова брата, заброшенная в его лагерь.

После этого Ганнибал оказался запертым в Калабрии, каблуке Итальянского сапога. У него уже не было сил, чтобы вести сколько-нибудь значительные операции, и он вернулся в Карфаген — как раз вовремя, чтобы возглавить карфагенян в последнем сражении этой войны.

Последнее сражение, битва при Заме (202 г. до н. э.), произошла уже в окрестностях Карфагена.

Это было первое поражение, которое испытал Ганнибал, так что следует уделить немного внимания и личности его победителя, Сципиона Африканского Старшего (235–183 до н. э.), который оставил след в истории и как благородный человек, и как великий воин. Мы уже упоминали некоего Публия Корнелия Сципиона, который атаковал тылы Ганнибала в Испании. Победителем Ганнибала был его сын. До Замы он носил то же имя — Публий Корнелий Сципион; затем ему было дано прозвище Африканский.

Сципион Африканский был воплощением всего того, что вызывало недоверие, ненависть и неприятие у римлян старого закала, вроде Катона. Он был молод, счастлив и талантлив, с легкостью тратил деньги, был начитан в греческой литературе и более склонялся к фригийским новшествам в религии, чем к строгим божествам Рима. И он не верил в ту предельную осторожность, которая была тогда единственной римской стратегией.

После поражений, с которых началась для римлян 2-я Пуническая война, на всех их действиях отпечаталась личность полководца Фабия Максима (ум. в 293 до н. э.), который возвел уклонение от решительного сражения с Ганнибалом до уровня священного принципа. На протяжении десяти лет «фабиева тактика» превалировала у римских военачальников в Италии. Они устраивали блокады, отрезали обозы карфагенян, нападали на отставших — и тут же отступали, как только появлялся Ганнибал.

Нет сомнений, это было оправдано после этих первых неудач, но обязанность сильнейшей стороны — а Рим оставался более сильной стороной на протяжении всей 2-й Пунической войны — не втягиваться в бесконечную войну, но восстановить потери, подобрать способных командиров, подготовить лучшие войска и уничтожить силы противника. Решимость — это одна из обязанностей силы.

Для таких людей, как юный Сципион, уклончивое и нерешительное бездействие Фабия Максима, которое заставляло и Карфаген, и Италию медленно истекать кровью, было неприемлемо. Он призвал к нападению на сам Карфаген.

«Но Фабий по этому случаю забил тревогу, всполошив весь Рим, как будто бы Республика подвергалась самой крайней угрозе со стороны безрассудного и опрометчивого юнца. Он прилагал все усилия, стараясь словом или делом разубедить сограждан от принятия этого предложения. В сенате он также отстаивал свое мнение. Но, по всеобщему убеждению, причиной его нападок на Сципиона была либо зависть его успехам, либо тайное опасение, что, если этот молодой герой совершил какое-либо заметное деяние, положит конец войне или даже сумеет перенести ее за пределы Италии, его собственные неспешные предприятия на протяжении столь многих лет могут быть расценены как бездействие или робость… Он обратился к Крассу, товарищу Сципиона по консульству, и что было сил убеждал его не уступать эту провинцию Сципиону, но если он считает целесообразным продолжать войну таким образом, самому выступить против Карфагена. Он даже воспрепятствовал выделению денег на эту экспедицию, так что Сципиону самому пришлось побеспокоиться о снаряжении своих войск… Он пытался помешать тем молодым людям, которые хотели отправиться вместе со Сципионом записываться к нему в войско, и во всеуслышание заявлял и на Форуме, и в сенате, что «этот Сципион не только сам избегает встречи с Ганнибалом, но намерен увести с собой оставшуюся силу Италии, убеждая молодежь покинуть своих родителей, своих жен и родной город, в то время как непокоренный и могучий враг все еще стоит у его ворот». Этими речами он так устрашил людей, что Сципиону позволено было взять с собой только те легионы, что были в Сицилии, и три сотни солдат из тех, что верой и правдой служили под его началом в Испании… После того как Сципион высадился в Африке, вскорости в Рим поступило известие о его славных и замечательных подвигах. Эта весть была подкреплена и богатой добычей, которая только убеждала в ее правдивости. Нумидийский царь был взят пленником, два лагеря были сожжены и разрушены, а с ними множество людей, оружия и лошадей, карфагеняне же послали приказ Ганнибалу оставить свои бесплодные усилия в Сицилии и возвращаться домой, чтобы защищать теперь свою родную страну. В то время как все восхваляли подвиги Сципиона, Фабий предложил, чтобы тому был назначен преемник, ничем не подкрепляя своего мнения, кроме известного изречения: «Опасно доверять дела такой важности удаче одного человека, ибо сомнительно, чтобы счастье всегда улыбалось одному и тому же…» И даже тогда, когда Ганнибал погрузил свою армию на корабли и покинул Италию, Фабий не оставил своих усилий омрачить всеобщую радость и надежды римлян, ибо он позволил себе вольность заявить, «что теперь Республика подошла к своему последнему и худшему испытанию, что у нее есть все основания опасаться усилий Ганнибала, когда тот прибудет в Африку и нападет на ее сынов под стенами Карфагена, что Сципиону предстоит иметь дело, с армией, на мечах которой еще не высохла кровь стольких римских полководцев, диктаторов и консулов». Город был встревожен этими речами, и, хотя война и переместилась в Африку, казалось, что опасность близка к Риму, как никогда прежде».[33]

Битве у Замы предшествовали краткое перемирие и переговоры, которые провалились по вине карфагенян. Так же, как и в случае битвы при Гавгамелах, точная дата сражения при Заме известна нам благодаря затмению, которое произошло на этот раз во время сражения. К римлянам присоединились нумидийцы, жители глубинных районов Карфагена, под командованием своего царя Масиниссы, и это дало римлянам, впервые за время их всех сражений с Ганнибалом, значительное превосходство в коннице. Фланги конницы Ганнибала были оттеснены, а более совершенная выучка пехоты Сципиона позволила ей создать просветы в своих порядках перед атакой боевых слонов карфагенян, не дав им посеять панику в своих рядах.

Ганнибал попытался растянуть строй своей пехоты, чтобы охватить с фланга позиции римской пехоты. Но если в Каннах преимущество в выучке и, следовательно, в маневренности было на его стороне и он смог окружить и затем перебить беспорядочно сгрудившуюся пехоту, то в этот раз он обнаружил, что ему противостоял порядок, лучший, чем его собственный. Строй карфагенян, растянувшись, разорвался, римские легионы перешли в стремительную атаку, и дело было сделано — для римлян.

Римская кавалерия прекратила преследование бежавшего верхом Ганнибала и обрушилась на карфагенян, превратив то, что уже было поражением, в сокрушительный разгром.

Карфаген сдался без какого-либо дальнейшего сопротивления. Условия сдачи были суровыми, но они все же позволяли Карфагену надеяться на какое-то достойное будущее. Ему пришлось уступить Испанию Риму, отдать весь свой военный флот, за исключением десяти судов, выплатить Риму 10 тысяч талантов контрибуции и, что было самым трудным условием из всех, согласиться не вести войн без позволения Рима. Вдобавок было поставлено условие о выдаче Ганнибала как величайшего врага Рима. Но он избавил своих соотечественников от этого унижения и бежал в Азию.

Таковы были совершенно непомерные условия Рима. Но есть нации, настолько малодушные, что им недостаточно одной победы над врагом. Они не успокоятся, пока не добьют его окончательно. То поколение римлян, которое почитало за образец величия и добродетели людей вроде Катона Цензора, неизбежно сделало из своей страны ненадежного союзника и трусливого победителя.

История Рима последующих пятидесяти трех лет, которые прошли между битвой при Заме и последним актом этой трагедии, 3-й Пунической войной, повествует о грубой, назойливой экспансии Рима и о медленном упадке свободного земледельческого населения внутри страны из-за ростовщичества и жадности богатых.

Дух нации стал низменным и безжалостным: не было больше ни дальнейшего расширения числа римских граждан, никакого следа былой щедрости, с которой чужеземные племена включались прежде в состав римского народа. Испанией управляли плохо, заселяли медленно и с большими трудностями. Сложные политические интриги привели к тому, что Иллирия и Македония были низведены до уровня провинций — плательщиков дани. Рим, очевидно, решил перейти к принципу «пусть налоги платит чужеземец» и освободить свое собственное население от уплаты налогов.