Генерал де Голль - Николай Молчанов

Между тем в политических кругах уже несколько недель ходили слухи о возможности государственного переворота. Как только де Голль вернулся в Коломбэ, он узнал, что с минуты на минуту, несмотря на ночное время, должен прибыть глава правительства Поль Рамадье. Действительно, премьер вышел через потайную дверь из «Отель Матиньон», резиденции правительства, сел в машину, где шофером был директор его военного кабинета генерал Боннафэ, и помчался за 250 километров в Коломбэ.

Войдя в дом, он взволнованно начал просить де Голля не ставить под угрозу республиканский режим, который только и может привести Францию к возрождению. Он просил помочь этому, ибо Франция не может существовать без Республики. Де Голль холодно и строго ответил премьеру:

«Нынешняя конституция не обеспечивает величия Франции, единственной моей заботы и высшей цели моей жизни. Режим партий зловреден. Он препятствует проведению большой внешней политики и нарушает стабильность и внутреннее спокойствие». Затем генерал заговорил еще более грозным тоном: «Вы упрекаете меня в том, что я стал политическим вождем. Да, это верно, я политический вождь. Сопротивление было не только национальным, оно, господин председатель, является также политическим. Я продолжаю играть свою роль, представьте себе. Я останусь предводителем нации. Не удивляйтесь, если я произнесу другие речи и выступлю по проблемам будущего родины. Не ждите от меня отречения. Это я восстановил Республику. Неужели вы думаете, что сейчас я хочу ее свергнуть?.. Я служу только Франции. Я всегда буду служить только Франции».

Рамадье, заканчивая свой отчет президенту Республики Ориолю о ночной поездке в Коломбэ, сказал: «Генерал предложил мне чашку кофе, но кофе оказался плохим. Он любезно проводил меня среди ночи до моего автомобиля и на прощание сказал мне: „Успокойте встревоженные умы. Я не буду играть роль Буланже“».

Генерал Буланже пытался еще в прошлом веке стать диктатором. Эта попытка кончилась плачевно, ибо, поверив слуху о его предстоящем аресте, Буланже бежал в Бельгию и вскоре застрелился на могиле своей умершей любовницы…

Венсан Ориоль, выслушав отчет Рамадье, заметил: «Ладно! Пусть он знает, что я не буду Гинденбургом!» Здесь речь шла о другой исторической аналогии. Президент Германии Гинденбург призвал в свое время к власти Гитлера…

Итак, де Голль объявил войну Четвертой республике. Ее правительство пока ограничилось лишением де Голля почетной охраны и распоряжением не транслировать его речи по радио, если они не носят официального характера. Между тем стены домов по всей Франции украсились огромными афишами, на которых де Голль был изображен на фоне карты Франции, призывавшими прибыть в Страсбург на празднование второй годовщины освобождения Эльзаса от немцев. Выбор места и повод для нового выступления де Голля — все подчеркивало далеко идущие замыслы. Страсбург со времен франко-прусской войны был символом французского национализма и борьбы за возвращение Эльзаса и Лотарингии. В январе 1945 года город был взят французскими войсками, но из-за наступления Рунштедта в Арденнах Эйзенхауэр решил его оставить. Де Голль воспротивился этому, к тому же контрнаступление немцев было сорвано гигантским наступлением Советской Армии на Восточном фронте. Об этом де Голль не вспомнил, выступая 7 апреля с большой речью с балкона городской ратуши. Он сказал, что, если возникнет новая угроза, Франция выступит вместе с Соединенными Штатами. Затем он изложил свои критические взгляды на конституцию и политику Четвертой республики и выдвинул подробную программу действий с целью общего спасения и глубокой реформы государства. Настал момент, сказал он, чтобы французы и француженки, огромное большинство нашего народа, организовались в объединение французского народа, которое будет действовать в рамках закона. Пока еще было не совсем ясно, о чем шла речь, но в этот же день возник инициативный комитет.

14 апреля де Голль объявил о создании новой «надпартийной» партии: «Сегодня создано Объединение французского народа. Я взял на себя руководство этим объединением». Прояснялись и цели новой организации: уничтожение традиционной системы всевластия партий, создание сильного режима президентского типа на основе идей, изложенных де Голлем еще в Байе в прошлом году. Быстро начинает создаваться организация и ее аппарат. Все строилось по-военному, никаких выборов и голосований. Все руководители назначались де Голлем сверху. Генеральным секретарем организации стал Жак Сустель.

РПФ появилась в условиях массового недовольства положением в стране. Норма выдачи хлеба 1 мая сократилась с 300 до 250 граммов в день, а вскоре и до 200 граммов. Мелкая буржуазия была охвачена антикоммунистическим психозом. В мае уже 800 тысяч человек присоединились к организации, из них только в Париже— 100 тысяч. В доме № 5 на улице Сольферино обосновалось правление РПФ. Это был маленький мрачный отель с темными, плохо обставленными комнатами. На первом этаже устроили кабинет генерала и его адъютанта капитана Бонневаля. На втором этаже разместились разные службы. Заведовал этим штабом высокий, молчаливый, загадочно улыбающийся офицер Оливье Гишар.

Между тем генерал произносил одну речь за другой, раскрывая свои цели и намерения. Особенно характерна речь, с которой он выступил 27 июля в столице Бретани Ренне. Французских коммунистов де Голль объявил «сепаратистами». Деятельность партии, за которую голосовал каждый четвертый француз и которая неизменно и твердо отстаивала национальные интересы Франции, он изобразил как службу «интересам великой славянской державы». Он обвинил коммунистов в стремлении к диктатуре, в том, что они якобы лишь «используют» лозунги социальной справедливости и освобождения трудящихся, хотя в действительности хотят будто бы подчинить «нашу прекрасную страну» тоталитарному режиму, «при котором каждый француз уже не располагал бы больше ни своим телом, ни своей душой».

Затем генерал перешел к Советскому Союзу. Он напомнил о решающей роли Советской Армии в разгроме фашизма, о восхищении французов советскими победами, об установлении дружественных отношений с Москвой. Он вспомнил о своей поездке в Москву в декабре 1944 года и о заключенном там союзном договоре. Однако сейчас, говорил, противореча себе и фактам, де Голль, Советская Россия внушает тревогу: «Блок, объединяющий 400 миллионов человек, граничит со Швецией, Турцией, Грецией, Италией. Его границы находятся от наших границ на расстоянии 500 километров, равном двум этапам велосипедных гонок по Франции… Такое положение вещей рано или поздно поставит под страшную угрозу свободу людей и независимость Франции».