Дикие персы - Вадим Панов

— Кто из вас, придурки, утащил оранжевый баул с тряпками?

— Он!

Предательские персты уперлись в затаившего дыхание Копыто.

— Зря только время на эти шмотки потратили, — мстительно произнёс Контейнер, который так и не нашёл подходящие по размеру штаны.

— Я же его заплёл, — припомнил Шуп.

— А он до шмоток, которые мы из шкафов выбрасывали, докатился и вцепился в них, — объяснил Иголка. — Так и несли идиота.

— Урою, — прошептал побелевший уйбуй.

— Если выживешь, — злорадно хихикнул Иголка.

Но, несмотря на пережитый позор, хваны не были настроены убивать всех встречных.

— Костюмы предназначены для завтрашней церемонии. Их мы заберём. — Гедо проверил одежду и удовлетворённо кивнул.

Шуп потёр подбородок и продолжил:

— Что же касается всего остального…

Разочарованный Кувалда принялся стягивать с шеи трофейную цепь, но замер, услышав совершенно неожиданное в данных обстоятельствах:

— Всё остальное вам разрешено оставить.

И в изумлении вытаращился на подавшего голос уйбуя.

— Чего?

— Что? — не поняли хваны.

И через секунду тоненький голосок разорвал наступившую после удивлённых вопросов тишину.

— Всё остальное — наша законная добыча, — млея от страха, повторил Копыто.

Он сам не знал, кто потянул его за язык, но неожиданно понял, что не готов потерять и дивный пиджак, и золотые цепи. Зря они, что ли, корячились?

— Сам придумал? — осведомился Гедо. — Или сказал кто?

— Тот, кто из тебя котлету сделал, — ответил уйбуй и принялся ждать смерти.

Иголка съехал под стол. Контейнер прижался к стене и приготовился закрываться руками. Кувалда отступил к окну, здраво рассудив, что лучше выпрыгнуть и разбиться, чем попасться разъярённому хвану на нож. А хваны…

Хваны синхронно усмехнулись, словно услышали то, на что рассчитывали, после чего Шуп сделал новое предложение:

— Концы закроют глаза на всё остальное, если скажете, кто приходил в Парадизиум и, как выяснилось, разрешил вам оставить добычу.

— Именно ему придется возмещать ущерб, — добавил Гедо, который понял, куда клонит напарник.

— Нас оставят в покое? — Кувалда не верил своим ушам. — Но почему?

— Потому что не вы сняли «ограду» с Парадизиума, вскрыли студию и едва не украли картину, — объяснил Шуп. — Нам нужен главный налётчик. Кто он?

Несколько секунд внутри великого фюрера шла напряжённая борьба: страх перед четырёхрукими боролся со страхом перед бароном, но затем взгляд Кувалды упал на валяющиеся там и сям драгоценности, и жадность легла весомой гирей на нужную чашку весов.

— Мечеслав.

— Все думают, что Мечеслав, но нужны доказательства, — тут же произнёс Гедо. И уточнил: — Ты видел его без маски?

— Да, — соврал великий фюрер.

— Очень хорошо.

И хваны исчезли в вихре портала.

— Запишитесь на курсы какого-нибудь боевого искусства! — крикнул им вслед храбрый Иголка. После чего вылез из-под стола и осведомился: — Почему они решили давить на Мечеслава?

— Потому, что он не захочет огласки и заплатит столько, сколько хваны скажут, — высокомерно ответил Копыто. Уйбуй чувствовал себя героем дня. — Это называется «действовать по-умному». Понял, урод, почти урытый?

Иголка решил не обижаться. С достоинством выслушал оскорбление, кивнул и тут же поинтересовался:

— А нам Мечеслав потом не отомстит?

— Мы его не видели, — хладнокровно ответил Копыто. — Его великий фюрер сдал, вот пусть и чешется.

Однако у великого фюрера, как выяснилось, был и другой повод для депрессии.

— Мечеслав не взял картину… И я не взял, потому что фумал, её Мечеслав возьмёт… — Опечаленный Кувалда потрогал себя за трофейную цепь и вздохнул: — Что же я буфу фарить королеве?

Межотраслевая генно-седативная лаборатория корпускулярных технологий ФПП

Москва, Малый Власьевский переулок,

28 апреля, четверг, 14.21

Знаю, знаю, знаю… Я должен был выбросить телефон, которым пользовался в Питере, ещё на Московском вокзале, ещё перед тем, как сесть в обратный поезд.

Знаю!

Я нарушил одну из главнейших инструкций Службы, подставился, опозорился, в очередной раз проявил свою знаменитую непредсказуемость и впоследствии выслушал много гадостей от менеджеров вообще и господина третьего референта в частности, но всё это впоследствии, и если знать, чем всё закончится, то можно не работать, а только карманы набивать, ага. Всё, я всё понял. А телефон я не выбросил, потому что Николай мне приглянулся. Он был правильным челом, душой болел за дело, воспринимал преступления как личное оскорбление и мог запросто полезть на рожон, наплевав на мои мудрые предупреждения.

А что бывает с теми, кто лезет на рожон, вы и без меня знаете.

В общем, я не выбросил телефон для того, чтобы иметь возможность связаться с парнем в случае необходимости, но получилось так, что он позвонил первым. И в выражениях не стеснялся.

— Вы меня обманули!

— Я?!

Однако попытка изобразить праведное негодование не увенчалась успехом.

— Вы не сказали мне всей правды!

— Не имел права.

«Чёрт! Нужно ввести в Кодекс запрет на вербовку челов моложе тридцати лет. Они ведь дети, ёлки-палки! Они правду ищут!»

— Люди продолжают гибнуть!

«Естественно, продолжают! Я ведь не волшебник! Я не могу прекратить преступления взмахом палочки из слюней дракона!»

— Что случилось?

— Вы меня обманули!

А вот это — дудки. Не собираюсь брать на себя чужие грехи.

— Я не обещал, что убийства прекратятся прямо сейчас.

— А что вы обещали? Почему вы не объявили их в розыск? Почему…

— Николай! — рявкнул я. — Говорите, что случилось! Немедленно!

Вы удивитесь, но мне удаются такие вот резкие окрики, заставляющие людей вздрагивать и брать себя в руки. На нелюдях пока не срабатывает, но я продолжаю совершенствоваться.

— Немедленно!

Не знаю, вздрогнул ли Николай, как это обычно происходит с теми, на кого я кричу, но опомнился он точно. Выдержал короткую паузу, чтобы сглотнуть и перевести дух, и совсем по-другому, сдерживаясь изо всех сил, сообщил:

— Сегодня ночью случилась крупная авария на КАД. Два трупа.

— Кто её устроил?

— Я думаю, Пётр Гаврилов.

— Вы думаете, или он её устроил?

— На трассе видели «Камаро», — неохотно произнёс полицейский.

И по его тону я понял, что Николай недоговаривает.

— «Камаро» устроил аварию?

Молчание. Раз, два, три… В общем, Николай ответил только через двенадцать секунд: