Вавилон - Маргита Фигули

В отдаленье, в тени сикоморов и кипарисов, молились своим богам чужеземцы; На каменных и мраморных пьедесталах возвышались священные покровители едва ли не всех соседних племен. Они мирно сносили друг друга, чуждые гнева и ненависти. Стояли, словно купцы на торгах, и молча принимали золото.

Среди них был повелитель гор Ливана — Амуруа, народ которого поработил Навуходоносор второй и повелел выбить об этом надпись на скале в долине Вади Бриса; возле него помещались Ашрату, владычица пустыни; Амон, солнцеподобный повелитель страны Мусури, утвердившейся на берегах Нила; Неита, царица неба, простирающегося над Египтом; Осирис и Исида, брат и сестра в любви; рогатая Ашторет, бесстыдно расставившая ноги и поддерживающая руками груди; божественный властелин Элама — Мемнон, святилище которого в Сузах было сплошь из слоновой кости; мать богов Кибела, благословенное лоно которой явило златоносный Пактол; Атис со знаком солнца, — точно такая же, как и в Гордии, где под сводами храма подвешена на веревке священная колесница, — согласно пророчеству, тот, кто развяжет на ней узел, станет властелином Азии; критская Диктина, богиня моря и мореплавания, чертоги которой раскинулись на горных вершинах.

Стояло там и множество других божеств, изваянных из золота и камня.

Недоставало только изображения Ягве, запечатленного в золоте или камне, но, согласно верованиям иудеев, Ягве жил, и дух его был вездесущ.

В то время как верующие молились и приносили жертвы идолам, на верхнем дворе Эсагилы, возле башни Этеменанки верховный жрец Исме-Адад провожал в дальний путь небольшой отряд своих единомышленников но главе с Сан-Урри, который нес в кожаной суме план Мидийской стены, скрепленный печатью Эсагилы и обвитый медными цепочками. Для вящей безопасности вместе с ним отправлялись жрецы, военачальник и четыре наемных солдата из эсагильского войска, — поверх воинского платья на них для отвода глаз были надеты мантии священнослужителей.

Когда они тронулись, Исме-Адад молвил:

— Да хранит вас в пути зеница Мардука, ибо деяние ваше вершится по воле его.

Сан-Урри ответил ему взором, исполненным решимости.

— Да падет на меня месть и гнев Мардука, если не сложу эту сумму вместе с заключенным в ней бесценным даром к стопам царя Кира!

— Всем жрецам высшего сана я велю молиться за вас, дабы хранили вас боги, покуда не достигнете цели. Ты же воздай за меня хвалу Киру.

— Останешься доволен мною, святейший. Я сделаю все, чтобы услужить тебе и Мардуку. Должно быть, тебе внушает опасение войско, несколько дней тому назад посланное Набусардаром на север?

— Да, я думал, нам удастся их опередить, и Кир будет поджидать Набусардара у Мидийской стены.

— Еще не поздно. Я уверен, что Кир не начнет войны накануне месяца ава, месяца смерти. Клянусь, святейший, мы вовремя доберемся до персидского стана, даже если нам придется преодолеть труднейшие препятствия. Да пребудет в спокойствии твоя душа, — с горячей убежденностью говорил Сан-Урри.

Исме-Адад, благословив, отпустил их.

Озабоченный думами, не спеша прошел он в свои покои и долго сидел там, заслонив ладонью дрожащие веки.

Наконец-то персидские мечи помогут рассечь узел неразрешимых противоречий внутри государства; Они прогонят с трона узурпатора Валтасара и устранят вероотступника Набусардара. Вновь будет Мардук внушать халдеям священный трепет, учить их послушанию и почтению к жрецам — единственным, кто способен править державой, ибо только их просветили боги, наделив непогрешимой мудростью. Вновь будут жрецы учить уму-разуму лучших мужей страны, чтобы, напитавшись ученостью, стали они на многие тысячелетия украшением и гордостью славной Вавилонии. Лишь в союзе с Киром против Валтасара смогут они претворить в жизнь свои благородные замыслы.

Чтобы укрепить свою веру в благополучный исход посольства Сан-Урри, верховный жрец взял ключ и незамеченным сошел в подземелье. Там он долго творил молитвы и бился лбом о подножие золотого колоса. Коленопреклоненный, с мольбой вперял он взор в застывший лик Мардука, окутанный клубами сизого дыма от возжженных во славу бога смол.

Дни летели неудержимо.

Тревога Набусардара за судьбу северных укреплений несколько улеглась, когда он получил донесение о том, что полки, предводительствуемые Унну-Муном, достигли Мидийской стены.

И все же искра беспокойства тлела в душе верховного военачальника. Всего лишь маленькая искра, в остальном — все было в порядке.

По обеим сторонам Мидийской стены были прорыты глубокие судоходные каналы. С внутренней стороны пролегал первый по величине канал в государстве — Нагар Малка, Царская Река. По нему даже самые громоздкие суда могли пройти из Евфрата в Тигр. Царь Кир захватил пятнадцать крупнейших судов финикийского корабельного сообщества, на которых везли царю Валтасару долгожданных кипрских красавиц, и Набусардар опасался, как бы персы не высадились с этой флотилии ниже Мидийской стены, откуда открывался свободный доступ к Вавилону. В минуты мучительных раздумий он утешал себя тем, что дал Унну-Муну исчерпывающие наставления и что на полководца можно положиться.

Хотя угроза персидского вторжения уже нависла над Вавилонией, лишь немногие из ее обитателей сознавали это в полной мере. На халдейской земле, если не считать того, что повсюду встречались отрады солдат Набусардара, пока царило спокойствие. Кое-кто даже посмеивался, наблюдая лихорадочные военные приготовления.

Халдейская армия собиралась достойно встретить незваных гостей. По всей стране войско находилось в боевой готовности.

Вавилон тоже был забит солдатами.

Город Городов совершенно преобразился.

Дома затихли, сады опустели. Лишь кое-где, играя в войну, мальчишки распевали веселые ямбы Архилоха. На перекрестках стояли нищие калеки, перед дворцовыми воротами хилые ребятишки невольников наигрывали на дудочках жалобные мелодии, прося подаяния. Даже ослепительные красотки, свезенные в Вавилон со всего света, почти совсем не появлялись на улицах. Их места заняли регулярно сменявшиеся патрули. Встречать солдат на каждом шагу было неприятно, и люди предпочитали отсиживаться в жилищах.

Лишь Телкиза вела прежний образ жизни. Теперь она, пожалуй, даже чаще покидала дом и почти не прибегала к услугам носильщиков. Она выходила на прогулку в сопровождении прислужниц, ведя на вызолоченных цепочках двух борзых. Люди видели, как из своего дворца она направлялась то в Муджалибу, то к Сибар-Сину или в храм богини Иштар, чтобы возложить жертву на ее алтарь, то попросту разглядывала новые дорогие товары в торговом доме Эгиби.

Однако все это было скорее предлогом. Ее влекло иное. Прежние связи ей приелись, интриги не веселили, Набусардар не принял ее раскаяния, и теперь Телкиза искала новых утешений.

Раз на прогулке ей повстречался статный мужчина неброской, застенчивой красоты. Лицо его обрамляла коротко подстриженная борода, под ясным лбом сияли бездонные черные глаза.

Почувствовав их взгляд, Телкиза вдруг остановилась и вся затрепетала. Золоченые звенья поводков зазвенели в ее руке.

— Кто это? — шепнула она Гемезе, которую считала самой верной своею служанкой.

— Это Зоробабель, внук царя Иоакима, того, что правил Иудеей до царя Седехиаша.

— Еврей? — разочарованно переспросила Телкиза, не спуская тем не менее с незнакомца глаз.

— Еврей, — кивнула Гемеза, — но его принимают во дворце наравне с халдейскими вельможами. Другая служанка добавила:

— Там бывает много знатных иудеев. Ни о чем больше не спрашивая, Телкиза обернулась ему вслед. Зоробабель продолжал идти, почтительно склонив голову. Быть может, он испугался за свою жизнь; в ту пору у евреев почва горела под ногами. Но ему нечего было бояться, видит бог, нечего… Вавилонская тигрица жаждала не крови…

— Остановить его, моя благородная повелительница? — спросила Гемеза, вводя ее в искушение.

Телкиза не кивнула и, натянув поводки, молча двинулась дальше.

Она шла не спеша, покачивая округлыми бедрами. На ее желтых одеждах переливалась бирюза, вокруг головы трепетала бирюзовая вуаль, пришпиленная к волосам золотой булавкой. Руки Телкизы от запястья по локоть были унизаны дорогими браслетами работы египетских и лидийских ювелиров. Указательный палец левой руки овивала золотая змейка перстня — подарок фараона Псаметиха ее бабушке.

Телкиза шла не спеша, и путь ее лежал к казармам лучников. Стремясь отомстить Набусардару, она пыталась привлечь внимание его военачальников — Вавилон теперь изобиловал ими, — статных, широкоплечих, загорелых, сильных, с пламенным взглядом и боевым задором в крови.

До сих пор из всех любовных перипетий победительницей выходила она; с проницательностью красивой женщины Телкиза отметила, что не напрасно разгуливает пешком по площадям и дворцам царских владений. Тысячи мужчин мысленно сжимали ее в своих объятиях, тысячи прекраснейших мужей Вавилона. Однако мысли ее были поглощены лишь одним.