Могильный Алхимик - София Никодимова

тот пожирал пламя беспощадной ледяной пастью. Казалось, Темпурус с каждым мгновением требовал все больше жизненных ресурсов от Эль. Она даже почувствовала, как по левой ноге распространяется магическое истощение, разъедая кожу, как химический ожог.

– Мы же подруги, Айси. Можем все спокойно уладить и уйти вместе. Вернуться на Землю, – Эль старалась, насколько хватало сил, игнорировать острое жжение, расползающееся по телу уже в районе бедра. Мышцы зудели от напряжения, натянутые, точно гитарные струны.

– А кто сказал, что я этого хочу? – лицо Айси исказилось отвращением. Она резко отпустила контроль над лавиной и швырнула в Эль ледяные осколки.

Эльвия успела только повернуться боком в попытке пропустить их мимо, но полупрозрачные лезвия с легкостью обрезали кончики ее кос. Волосы расплелись, а на правом плече сквозь рубаху просочилась кровь. Эль застонала от боли. Невольно согнувшись пополам, она обняла себя, словно так могла защититься. Очередная снежная вьюга с ревом врезалась в нее и протащила по разбитому, грязному мрамору, как поверженного врага, привязанного к несущемуся галопом коню. Эль оказалась на самом краю разрушенного пола, едва не сорвавшись в королевскую усыпальницу, и замерла.

Прислонившись щекой к холодному мрамору, она лишь сглотнула ком страха, застрявший у нее в горле и мешающий нормально дышать. Она прикинулась побежденной, надеясь, что Айси поверит в ее поражение, и попыталась оценить, успеет ли укрыться за ближайшей колонной или стоит атаковать прямо отсюда. Разгоряченная кожа Эль с наслаждением впитала прохладу пола, но жгучая боль магического истощения добралась до живота, скрутив даже внутренности. Эльвия, не сдержавшись, тихо проскулила, чем тут же себя выдала. Стиснув зубы, она как могла быстро встала на четвереньки, моля Темпурус не подвести. Однако, когда подняла голову, чтобы пустить его в ход, Айси оказалась уже совсем рядом.

– Прощай, де Вита.

Айси пнула ее в живот. У Эль сперло дыхание от боли и ужаса. Это был конец. Она не успела ни за что ухватиться и стремительно полетела вниз, словно терпящий крушение самолет, вошедший в крутое пике.

* * *

Он был околдован безумными мыслями, бродившими в его голове, точно неприкаянные Осколки душ. Словно наркоман, Феликс разглядывал их совместную с Айси фотографию. И упивался ядом мучительного наслаждения, который ему давали фантазии. Ничто так не терзает людей, как невыплеснутые эмоции. Они, точно приговоренные к вечному заключению, рьяно рвутся из своих клеток.

«Что ж, Сиврес, ты жалок, – сказал ему внутренний голос. – Ты помог ей связаться с отцом, в какой-то мере исполнил ее мечту. И теперь имеешь право потребовать благодарность».

«Потребовать благодарность? – сам себя переспросил Фел. – Я хотел ей помочь бескорыстно. А когда требуешь что-то взамен, это уже не помощь, а торговля».

«А на чем, ты думаешь, строятся отношения? Это закон жизни».

Фел лишь рьяно замотал головой и тут же испуганно глянул на Лиар. Подперев рукой щеку, на которой расползалось красное пятно, она внимательно изучала одну из фотографий, не обращая на него внимания. Феликс облегченно выдохнул. У него и так хмырь в башке застрял, теперь еще и сам с собой поругался. Скоро обвяжут бантиком и отправят в ближайшую магическую психушку.

«Ну, тут хотя бы, если начнешь видеть розовых пантер, есть вероятность, что это будет не галлюцинация», – хмыкнул голос в голове.

Фел только отмахнулся от него и, ощущая горькое послевкусие, положил их с Айси фото обратно на стол.

– Одну нашли, вторую потеряли. Прямо как в каком-то плохом фильме, – неуверенно проронил он, сомневаясь, что Лиар его слышит. Но она посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

– Я бы хотела узнать, что такое фильмы.

Фел усмехнулся, взъерошил волосы на голове и сказал:

– Да, много вы потеряли на вашей Неере, не изобретя кинематограф. Неужели… неужели у вас совсем нет… эээ, движущихся картинок? – смутившись, что разговаривает с Лиар, будто с ребенком, Феликс изобразил на лице нечто среднее между стыдом и раскаянием.

– Есть, конечно. Паутинки, – Лиар рассмеялась и подняла фотографию. – Даже здесь использована такая технология. Смотри.

Только сейчас Фела осенило, отчего ему привиделось золотое напыление, – ведь это был фотоаппарат Виктора Романова, и фото получались лентикулярными.

– Это, конечно, не совсем оригинальная техника, но довольно занимательно. Дед Эльвии соединил технологии двух миров, – уважительно и даже с некоторым благоговением произнесла Лиар.

Фел рассматривал поврежденную фотографию, на которой был запечатлен стол с какими-то бумагами, и раз за разом искал причину, по которой Айси с таким рвением сорвалась с места, будто порыв ураганного ветра. Он так задумался, что не заметил, как задал этот вопрос вслух. И едва не вздрогнул, когда ему ответила Лиар:

– Не знаю. Я тоже пыталась это понять, но тут просто куча бумажного барахла… здесь улики, что вы нашли в сгоревшем доме, кажется… я не уверена, но вот на краю какие-то инструменты… еще есть кусок карты, похоже, вашей Теллеи и какая-то закорючка… но я не могу разобрать, что это… это даже не руна…

Феликс всмотрелся в элемент символа, на который указывала Лиар, и вскочил так, что едва не повалил стул:

– Это не Земля!

Он повернул фотографию к Лиар так, чтобы она заметила его находку.

– Погоди, это же…

– Да! – Возбуждение заполнило сознание Феликса, и он с восторгом воскликнул: – Это лилия!

В серых глазах Лиар вспыхнул огонек понимания. Но чары их совместного открытия разрушил внезапный протяжный звук. Она вздрогнула, смутилась и стала неуклюже шарить в своей тряпичной сумке.

– Это, наверное, Лунас. Скорее всего… – договорить Лиар не успела, ее перебил грубый мужской голос, когда она коснулась стекты.

– Лиар?

– Да? – Она повернулась к Феликсу в полном недоумении.

– Хм… Лиар, Айси с тобой? Она мне нужна.

Сердце Фела скукожилось, точно высохшая на солнце кожура апельсина. Он узнал этот голос. Узнал властность и собственнические нотки, когда он произнес ее имя. Фел изо всех сил сжал челюсти, ощутив, как из глубин его внутренней тьмы выглядывают два люминесцентно-зеленых глаза. «Она мне нужна», – повторил он про себя. «Она мне нужна».

Это была не просьба и не надежда. Так говорят, когда требуют свое. То, что принадлежит по праву. Нейран считал Айсин своей. И подобная связь являлась настолько крепкой, что выкорчевать ее, как сорняк, было возможно, только убив кого-то из них.

Ярость клокотала внутри Феликса, билась в горле, закладывала уши и сжимала его руки в кулаки. Он чувствовал, с какой болезненностью ломается преграда, отделявшая его от внутренних демонов, гнусных мыслей и злости. Феликс понятия не имел, какая жизнь у него была до потери памяти, до момента, когда он очнулся в больнице.