Горбун - Поль Феваль

Восточное крыло дворца, более крупное, чем то, где позднее был построен французский театр, на месте известной галереи архитектора XVII века Франсуа Мансара, заканчивалось конструкцией с четырехскатной крышей. Пять окон торцевого фронтона глядели в сад на поляну Дианы. Именно здесь находился рабочий кабинет регента. Самый большой театральный зал, мало претерпевший изменений со времен Ришелье, теперь был отдан под оперу. Во дворце помимо служебных и парадных помещений имелись покои Елизаветы Шарлотты Баварской, принцессы Палатинской, вдовствующей герцогини Орлеанской, второй жены Месье; а также герцогини Орлеанской, жены регента; и апартаменты герцога Шартрского, их сына. Принцессы, за исключением герцогини де Берри и аббатисы де Шель, жили в западном крыле, выходившем на улицу Ришелье. Опера размещалась в другом конце, на месте, где сегодня находится Фонтанный двор и улица Валуа. Ее тыльная сторона шла вдоль ограды по улице Бонз Анфан. После прогулок по парку принцессы попадали во дворец через отдельный вход, к которому подводила галерея с поэтичным названием Двор радости. В те дни парк не был открыт, как ныне, для широкой публики, но попасть в него было совсем не трудно. Большинство домов на улицах Ришелье, Нев де Пти Шан и Бонз Анфан имели балконы, далеко выступавшие возвышенные террасы, крылечки, с которых ничего не стоило, перемахнув через невысокую живую изгородь, опуститься на мягкую траву дворцового парка. Обитатели этих домов настолько привыкли к парку как к своей вотчине, что позднее судились с Луи Жозефом Орлеанским, когда тот вздумал вокруг него установить настоящую ограду.

Возьмем на себя смелость не согласиться с некоторыми современными писателями, утверждающими, что дворцовый парк еще до недавнего времени был великолепным местом отдыха. Что уж такого великолепного в двух трех аллеях худосочных вязов и престарелых каштанов, битком заполненных гуляющей публикой? Вероятно возведение новых галерей, закрывавших деревьями доступ воздуха и света причиняло им вред. Зеленые насаждения год от года хирели, увядали, высыхали. А потому приходится признать, что у теперешнего Пале-Рояля есть красивый двор, но нет парка.

Впрочем, в то далекую ночь устроителям празднества удалось превратить парк в подлинное чудо, в земной рай. Регент, обладавший не очень изысканным вкусом в отношении зрелищ, превзошел самого себя. Все было устроено просто отменно. Ходили сплетни, что деньги ему субсидировал щедрый мсьё Лоу. Однако, разве это важно? Важен лишь результат. Так, во всяком случае, полагают большинство людей. Если Джон Лоу Лористон оплатил музыку, игравшую в его славу, это свидетельствует только о том, что он хорошо понимал силу рекламы, значение которой сегодня никто не станет отрицать. Тому есть много подтверждающих примеров. Так, один современный писатель, (имени называть не будем во избежание склоки), на собственные деньги организовал 14 изданий своей книги, все экземпляры которой, сам и скупил, зато 15-е почти на три четверти разошлось между настоящими читателями. Или дантист, который ради заработка в 20000 франков истратил на рекламу 30000. А вот один театральный директор, имея в шестисотместном зале всего 200 зрителей, на непроданные места усадил клакеров, во время скучной пьесы визжавших от восторга и отбивавших ладони в аплодисментах. Чтобы пыль как следует, запорошила глаза, а на ушах повисла лапша, их нужно сбрасывать на головы легковеров с некой возвышенной точки, с некого пьедестала. Лоу хорошо это понимал и в качестве такого пьедестала задумал грандиозное празднество, которое оплатил бумажными кредитками, ничего для него не стоившими, ибо он сам их печатал. Не станем рассказывать о дворцовом интерьере, украшенном по случаю праздника с небывалой роскошью. Несмотря на то, что уже наступила осень, основные действия происходили на открытом воздухе т. е. в парке.

На его территории там и сям были возведены декорации, изображавшие поселение колонистов в Луизиане на берегу Миссисипи. Все парижские оранжереи в эту ночь были вынуждены преподнести Пале-Роялю дань в виде диковинных цветов, растений и плодов. Взгляд поражало немыслимое соединение европейского ландшафта с тропической экзотикой. С подстриженных вязов свисали лианы, подвешенные на зеленых шнурках кокосовые орехи, ананасы и апельсины. Бесчисленные фонарики, укрепленные на стволах и колоннах, по утверждению устраивателей были настоящими индейскими. Вот только во множестве разбитые на лужайках вигвамы выглядели, пожалуй, слишком роскошно для жилищ диких индейцев. Приятель мсье Лоу замечали:

– Вы даже не представляете, как сильно ушли вперед аборигены этих заморских краев.

Все же, отдав должное некоторой фантастичности стиля «индейских» шатров, нужно признать, что все остальное было исполнено изысканного рококо. Естественное пространство повсюду расширялось и украшалось рисованными перспективами на огромных холстах с изображением скал, деревьев, водопадов, где из-замаскированных шлангов били потоки настоящей воды вскипавшей и пенящейся сверх всякой меры, так как в нее добавили мыла. Посреди центрального окруженного фонтанами водоема был установлен пьедестал, на котором возвышалось выкрашенное под мрамор изваяние из папье-маше, – аллегория древнего Миссисипи. Говорят, статуя имела некоторое сходство с мсье Лоу. Кумир держал широкий сосуд, из которого в чашу бассейна стекала вода. Позади статуи в самом бассейне лежало несколько нетолстых бревен. Они были связаны стеблями и лианами. Это сооружение означало одну из дамб, которые на реках Северной Америки строят бобры. В то время Бюффон, впоследствии прославленный естествоиспытатель, был ребенком и еще не успел порадовать читателей своим исследованием жизни этих удивительных животных, а потому возводимые ими плотины многими воспринимались как некое крайне курьезное, едва ли не граничащее со сверхъестественным, явление.

Вокруг статуи бога Миссисипи в скором времени должно было состояться танцевальное представление, где нескольким известным артистам: мадам Нивель, мадемуазель Дебуа, мадемуазель Дюплан, мадемуазель Эрну, а также господам Леге, Сальватор и Помпиньян в сопровождении кордебалета в 500 человек надлежало исполнить балет на сюжет из жизни индейцев.

Приятели регента маркиз де Коссе, герцог Бриссак, поэт Лафар, мадам де Тансен, мадам де Руайан и герцогиня де Берри, по правде говоря, посмеивались над всем этим мероприятием, впрочем, не так открыто, как сам регент. И уж конечно, наибольшим скептиком в отношении к празднеству был его главный устроитель мсье Лоу.

Салоны и залы уже были переполнены гостями. Несколько минут назад от имени регента господин де Бриссак на пару с графиней Тулузской открыли бал.