Должность во Вселенной - Владимир Савченко

Но вот самое-то самое, ради чего и вникали: объекты и особые признаки цивилизации, разумной деятельности — почти все оказывались за пределом различения. То ли они есть, то ли их нет. Это было даже обидно. Ну, хорошо: Камчатка, Средне-Сибирское плоскогорье, район Байкала — относительно дикие места, претензий нет. Но вот юго-западная часть Крыма, участок сто на сто километров этого обжитого полуострова на снимке с масштабом 5 км/см — тот именно участок, где и стольный град Симферополь, и героический Севастополь, и Евпатория, и Ялта, и Алушта, весь берег в санаториях, домах отдыха, портах, виллах с военизированной охраной, миллионы отдыхающих и миллионы жиреющих на них местных жителей… и ничего! Севастопольская бухта есть — Севастополя нет. Крымские горы вдоль ЮБК есть, а ни Ялты по одну сторону, ни Симферополя по другую не видать. Облака же над Ай-Петри и по обе стороны от него, напротив, хорошо заметны.

Только в степной части Крыма цивилизация обнаружила себя километровыми прямоугольниками сельскохозяйственных угодий — подобные таким же на снимках Кулундинской степи и Киевской области (где сам Киев, мать городов русских незаметен).

Логически (и даже математически) все было понятно: предметы городской и промышленной цивилизации, в которых мы обитаем, работаем, среди которых мечемся с портфелями и хозяйственными сумками, имеют размеры в десятки, в крайних случаях немногие сотни метров; да и сделаны они из материалов, коих полно в природе. Но в плане психическом это выглядело издевательством.

— Послушайте, как же так? — волновался Витя Буров, — Вот я инопланетянин, я прилетел. Ищу место, где бы сесть и вступить в контакт. Я же в Кулундинскую степь сяду! На поле кукурузы, которую посеяли, чтобы отрапортовать, а потом забыли убрать…

— А если там еще не победил совхозно-колхозный строй? — поддавал Миша Панкратов.

— Где — там? — поворачивался к нему Буров. — Где это, по-твоему, мог не победить колхозный строй?!

— На планете, откуда ты прилетел, — Панкратов указывал вверх, в MB. — Или проще: у тех разумных существ Эвклидова геометрия не в чести, поля они разграничивают по естественным извивам рельефа — как у нас границы государств. Как тогда опознать их цивилизацию?

— Черт знает… — Варфоломей Дормидонтович задумчиво тер лысину ладонью. — Достигли такого могущества, что сто раз можем уничтожить самих себя и все живое. Грозим всей планете экологическим кризисом, потопом от таяния Антарктиды… А с минимальной космической высоты, с двухсот километров — и поглядеть не на что. Существует ли наша цивилизация? Существуем ли мы?!

— Существовать-то она существует, — Толюня смотрел куда-то вдаль и вбок, — просто — не выделяется.

…Они были разные люди: с разными характерами и жизненными обстоятельствами, знаниями, опытом, убеждениями; и дела они исполняли различные, взаимно дополняющие одно другое. Но при всем том чем далее, тем более работники Шара — если и не все, то по крайней мере ведущие — становились именно они. Люди в крайних обстоятельствах, в которых, как известно, то, что отличает одного от другого и разделяет, отступает на задний план по сравнению с общим, объединяющим всех. Двойственность НПВ и системы ГиМ, где только километры пронизанной полями тьмы отделяют от мечущихся в непокое материи-действия вселенных, где легкие повороты ручек и касания клавишей на пульте равны путешествиям через мегапарсеки и миллиарды лет, интервалы вечности… и не пустые мегапарсеки и интервалы, а содержащие все акты мировой драмы: возникновение, жизнь и распад миров, — двойственность эта равняла и смешивала то, что равнять и смешивать нельзя: обычных людей — и вселенные, рассчитанный на тысячелетия путь познания с одним актом наблюдения. Да, они наловчились мять неоднородное пространство-время, как пластилин, как глину. Но и Меняющаяся Вселенная силой своих впечатлений давила на их психику и интеллект, деформировала, испытывала, как ответственные узлы и детали ракет: на изгиб и кручение, на растяжение и сжатие, на удары, вибрации, едкие среды, скачки температур, на усталость… главое, на усталость.

Они возвращались из трехчасового путешествия к ядру с остекленевшими глазами, осунувшиеся, психически напряженные — и отходили с трудом. У одних повышалась раздражительность; другие, наоборот, впадали в отрешенность, в транс. Впечатления от видеопленок, заснятых в автоматическом поиске и прокручиваемых потом в просмотровом зале, были не столь сокрушительны (спасибо вам, кино и телевидение!), но и после них требовалось время и покой, чтобы прийти в себя.

И зыбок был мир, когда возвращались в город, домой. С сомнением глядели они на ровную степь за рекой, на застывшие на краю ее горы: не застыли горы-волны, катимые штормовым ветром времени, да и гладь степи может возмутиться в любой момент.

И неправдоподобно выглядело ночное небо над Катаганью — скупое звездами, к тому же в большинстве тусклыми, в рисунках созвездий, не сверкающее радиозвездами, новыми и сверхновыми.

А поверни рукоятку — и все оживет, заходит ходуном, заблистает, проявятся держащие наш мир мощные силы. А потом рукоятку обратно — и все застынет в новой обычной реальности.

Обычная реальность была теперь для них не только одной из многих — но и неглавной. Она не могла казаться им главной.

У Валерьяна Вениаминовича, бывалого человека, в те редкие минуты, когда удавалось смотреть на все отстраненно, их положение в этой стадии исследования MB ассоциировалось с июнем 41 года, с началом войны, которое для многих сразу и начисто отсекло проблемы обычной жизни, попятило неповторимые индивидуальности, объединило в одной цели: воевать и победить.

Только здесь было серьезней, чем на войне. Там люди противостоят людям — они столкнулись со сверхчеловеческим, беспощадным к иллюзиям Знанием. На войне ясно, как добиться успеха: числом, уменьем, техникой, умом, отвагой, выносливостью, трудами, наконец; здесь же неясно было, в чем окончательный успех их исследований, не к поражению ли ведет каждый новый результат, вывод и факт? На войне известно, что может потерять сражающийся: кровь, здоровье, жизнь, — здесь не было известно что, но уже ясно становилось, что гораздо больше.

Укрепи свой дух, читатель! Ты будешь сражаться вместе с ними.

Часть IV. ОСОБЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕКА

Глава 21. Настройка на «наш мир»

Мы готовы согласиться с существованием во Вселенной разумных ящеров, рыб, гадов, пауков, если установим, что они занимаются тем же, что и мы: добывают блага, борются за успех, делают карьеры, наживаются… Это для нас куда легче, чем признать разумным человека, который раздает свое имущество или жертвует собой ради истины.