Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918 - Джордж Бьюкенен

Через несколько дней я получил от лорда Роберта Сесиля, исполнявшего в то время обязанности министра иностранных дел, следующую телеграмму относительно приведенного выше разговора: «Ваше Превосходительство, в необычайно трудных обстоятельствах вы проявили огромное мужество и осмотрительность. Я хотел бы выразить вам свое горячее одобрение».

Из трех министров-социалистов только Церетели, министр почт и телеграфа, произвел на меня благоприятное впечатление. Грузин из княжеской семьи и лидер социал-демократов, во времена империи он провел несколько лет в Сибири, приговоренный к каторжным работам. Человек благородный и обаятельный, он вызывал у меня симпатию безукоризненной честностью своих намерений и прямотой характера. Она, как и многие другие русские социалисты, был идеалистом и, не в упрек ему будет сказано, совершал ошибку, подходя к серьезным проблемам практической политики с чисто теоретических позиций. В двух его коллегах идеализма не было вовсе. Скобелев, министр труда, который также был социал-демократом, придерживался весьма передовых взглядов на права рабочих. По характеру нервный и вспыльчивый и не обремененный излишним интеллектом, внешне он был ничем не примечателен, и не произвел на меня впечатления человека, способного добиться заметного положения в обществе. Чернов, министр земледелия, напротив, казался человеком с сильным характером и незаурядными способностями. Он принадлежал к левому крылу партии социалистов-революционеров и был сторонником немедленной национализации всей земли и ее разделе между крестьянами еще до того, как Учредительное собрание примет свое решение на этот счет. У него была репутация человека опасного и ненадежного, и он показался мне весьма несимпатичным. Он был среди группы русских политэмигрантов, задержанных в Галифаксе, о чем он не преминул мне напомнить.

Прежде чем перейти к дальнейшим событиям, я думаю, следует сказать несколько слов касательно взглядов и целей различных политических группировок. Так называемая «буржуазная» партия была представлена, главным образом, кадетами и, в меньшей степени, некими московскими промышленными группами. Они выступали за энергичное ведение войны и восстановление дисциплины в армии, но в то же время считали, что окончательное решение различных социальных и конституционных вопросов, поднятых революцией, должно быть предоставлено Учредительному собранию. Однако они не хотели, чтобы это собрание было созвано до тех пор, пока не будут проведены местные выборы во вновь организованные земства и городские думы, которые обеспечили бы необходимый аппарат для проведения всеобщих выборов.

Из социалистических групп социалисты-революционеры, лидером которых был Керенский, были аграрниками, в отличие от социал-демократов, возглавляемых Церетели и представлявших интересы городского пролетариата. Лозунг первых всегда был «Земля и воля». Во второй половине прошлого – начале нынешнего века они сделали терроризм главным орудием достижения своих целей. После убийства в 1905 году великого князя Сергея террористические методы были оставлены, и политические убийства, подобные убийству Столыпина в 1911 году, стали скорее исключением, чем правилом. Другая партия – социал-демократы, разделившиеся после прошедшего в Лондоне в 1908 году съезда (на котором сторонники Ленина победили своих противников при голосовании по вопросу о партийной организации) на меньшевиков и большевиков, хотя правильнее было бы именовать их умеренными и экстремистами. Первые, как и большинство социалистов-революционеров, выступали за сотрудничество с передовыми либеральными деятелями для свержения царизма, а теперь, когда эта цель была достигнута, они стремились к установлению в России республики на демократических принципах. Большевики, напротив, не желали иметь ничего общего с буржуазными группами, какими бы передовыми те ни были. Для них единственным законом было желание масс, и к рабочим и крестьянам они обращались за поддержкой, необходимой для выполнения их программы – установления диктатуры пролетариата и преобразования всей социальной системы. Их боевой клич с самого начала был «Вся власть Советам!». Ни меньшевики, ни социалисты-революционеры не собирались поддерживать этот призыв, но члены этих партий, занявшие министерские посты, тем не менее, признавали свою ответственность перед Советом и неизменно представляли ему отчет во всех своих действиях на этих постах. Умеренные в обеих социалистических группировках никогда не забывали, что, несмотря на свои разногласия с большевиками, они были и остаются «товарищами» и, таким образом, ближе к большевикам, чем к своим либеральным коллегам. Хотя они соглашались с последними в том, что фундаментальные вопросы должны быть оставлены на рассмотрение Учредительного собрания, но в силу естественного хода событий вынуждены были по некоторым вопросам опережать его решения.

В вопросах войны и мира как меньшевики, так и социалисты-революционеры выступали за скорейшее заключение мира без аннексий и контрибуций. Существовала, однако, небольшая меньшевистская группа, возглавляемая Плехановым, которая призывала рабочий класс к сотрудничеству ради достижения победы над Германией, что стало бы гарантией обретенной Россией свободы. Большевики, напротив, были все «пораженцами». С войной, как заявлял Ленин на конференции в Кинтале в 1916 году, следует покончить любым способом и любой ценой. Организованная пропаганда должна убедить солдат повернуть свое оружие не против своих братьев в рядах неприятеля, а против реакционных буржуазных правительств в их собственной и других странах. Для большевика не существует таких понятий, как родина и патриотизм, и Россия была для Ленина лишь пешкой в его игре. Для осуществления его мечты о мировой революции война, которую вела Россия против Германии, должна была превратиться в гражданскую войну внутри страны – такова была теперь цель и суть его политики.

Глава 28

1917

Миссия Хендерсона, ее происхождение и цели. – Созыв Всероссийского съезда Советов рабочих депутатов. – Большевистская пропаганда против войны. – Предложение Терещенко о созыве конференции союзников. – Большевистское восстание в Петрограде

Учитывая обвинения, выдвинутые против меня княгиней Палей, в том, что я превратил посольство в foyer de propagande révolutionnaire (очаг революционной пропаганды – фр.), особенно печально, что вскоре после моего разговора с министрами-социалистами большевики заявили, что оно стало центром контрреволюционного движения. Мое имя связывали с именем Церетели – что особенно удивительно, учитывая его прошлое, – и представляли нас как главных вдохновителей упомянутого движения. Обвинение, несомненно, основывалось на том факте, что мы вели активную пропаганду за продолжение войны и за разоблачение германских измышлений. В течение некоторого времени немцы уделяли мне самое лестное внимание. В апрельском номере «Гамбургер нахрихтен»[90] была опубликована статья, автор которой (к счастью для моей репутации, никогда не видавший моих подвигов на поле для гольфа) приписывает мои успехи на дипломатическом поприще любви к этой игре. «Правила этой занудной игры, – продолжает он, – действительно развивают качества, необходимые для государственной и дипломатической работы. Молчаливый, суровый, сдержанный, хороший гольфист идет по полю, не упуская из виду мяча и неуклонно стремясь к своей цели. Сэр Джордж Бьюкенен годами ходил по полям для гольфа в Европе, пока, наконец, не закатил мяч в лунку в Петрограде».