Леди Удача - Патриция Гэфни

Она глубоко втянула воздух через нос.

– Может быть, и хочу, но ты всегда заходишь слишком далеко, а я… я потом не могу…

– На этот раз я ничего такого не сделаю, обещаю. Только поцелуй.

Ее губы были в дюйме от его губ, он ощущал у себя на лице ее легкое дыхание и уже решил действовать, не ожидая ответа, но в тот самый момент, когда их губы соприкоснулись, она прошептала «да», и ее согласие отозвалось в его теле волной желания. Он собирался сдержать слово и ограничиться простым поцелуем, но не смог остановиться.

Его язык глубоко проник ей в рот, а рука сама собой откинула простыню и погладила ее грудь сквозь рубашку.

– Нет, Филипп, ты же обещал…

– Знаю, но это часть поцелуя. Неотъемлемая часть.

«Казуистика», – мелькнуло у нее в мозгу, уже теряющем способность мыслить. Ее рука лежала поверх его руки – бесполезная, неподвижная, неспособная к сопротивлению. Пожалуй, она даже поощряла его. Разве то, что так прекрасно, может быть грехом? Ей так сильно не хватало его все это время, а теперь… ее как будто выпустили погреться на солнышке после жестокой холодной зимы, проведенной взаперти. Его рука переместилась ниже, коснулась ее ребер и живота, повсюду оставляя огненный след. И все это время он продолжал ее целовать.

– Я хочу доставить тебе наслаждение, – прошептал он прямо ей в рот. – Я хочу снова оказаться в тебе. Я умираю от желания. Я хочу слышать, как ты произнесешь мое имя, Касс.

Ее охватил неудержимый озноб, пальцы невольно сжимались и разжимались у него на плечах. Сама не зная как, Кассандра сумела отвернуться.

– Ты должен остановиться, – сказала она ему с рыданием в голосе. – Ты же обещал!

Прижавшись щекой к ее щеке, Риордан почувствовал, что она плачет.

– Прости, любимая, – он судорожно перевел дух, – но я просто не понимаю, почему мы не должны предаваться любви. Мой ум этого не постигает.

Ее ум тоже не мог этого постичь. Она откинулась на подушку и замерла в неподвижности, наслаждаясь ощущением тепла, исходившего от его тела, стараясь растянуть удовольствие, чтобы его хватило надолго. Но когда Риордан отодвинулся, он забрал с собой часть ее души, и она знала, что так будет всегда.

– Ты сохранишь кольцо у себя, Касс? Вовсе не обязательно его носить, – поспешил пояснить он, когда она отрицательно покачала головой. – Просто держи его у себя. Где угодно. Хоть под кроватью, если хочешь. Только обещай, что оставишь его у себя.

Кассандра помедлила.

– Ладно, я оставлю его.

Они посмотрели друг на друга, он – с улыбкой, она – с недоверием. Риордан отыскал кольцо на постели, заставил ее сжать его в руке, поцеловал ее пальцы и встал.

– Уокер все еще работает внизу. Пойду поговорю с ним, пока он не ушел домой.

Он сунул руки в карманы и покачался на носках. Вид у него был задиристый.

– Одна неделя, Касс. Ты понимаешь, как скверно ты со мной обошлась? Твое раскаяние должно быть глубоко прочувствованным и трогательным. А твои извинения – очень, очень долгими и подробными. Возможно, они займут…

– Спокойной ночи, Филипп.

Риордан торжествующе ухмыльнулся, предвкушая ее поражение.

– Спокойной ночи, дорогая женушка. Не забывай, одна неделя!

Еще раз ухмыльнувшись на прощанье, он ушел.

Кассандра уставилась на закрытую дверь, проводя пальцами по губам, на которых неудержимо играла легкая улыбка. Одна неделя.

14.

Неделя тянулась мучительно медленно: для Риордана – потому, что он знал, что будет, когда она наконец закончится, для Кассандры – потому, что она этого не знала. Его постоянные шутливые попытки ее соблазнить она терпела со все более легким сердцем, а его неизменно превосходное расположение духа против воли пробуждало в ней надежду. К счастью, работа заставляла его часто отлучаться из дома, посещать клуб, встречаться с друзьями и вести бесконечные переговоры о готовящемся законопроекте и других парламентских делах; если бы не это, его настойчивость могла бы сломить ее оборону еще до истечения недельного срока.

Постельный режим был отменен, по утрам Кассандра вставала, одевалась, ходила по всему дому, ела и спала в обычные часы, чувствовала себя почти так же, как до болезни. Но, помимо одной новой подруги, которую звали Дженни Уиллоуби, она ни с кем не встречалась и не выходила из дома. Жизнь в доме на Портмен-сквер как будто замерла в ожидании возвращения Уокера. Мать Риордана вернулась в Корнуолл, так и не посетив свою новую невестку, его брат тоже не нанес им визита. Кассандра не знала, обижен ли Риордан таким невниманием со стороны членов семьи, но в собственной душе не находила никаких сожалений по этому поводу. Новые родственники нравились ей едва ли больше, чем ему самому, она была готова безо всяких обид терпеть их пренебрежение до конца своих дней.

Fete champetre леди Селены миновал без их участия, чему они оба были несказанно рады. Риордан заверил ее, что главное – получить приглашение, а посещать дурацкое сборище вовсе не обязательно. Тетя Бесс прислала учтивую и холодную записку, приглашая их обоих на вечер по случаю ее помолвки. Кассандра в ответ отослала ей столь же учтивую и холодную записку с отказом. Она не сомневалась, что достаточно одного ее слова, чтобы залатать возникшую между ними трещину, но душа не лежала мириться с тетушкой. По крайней мере в ближайшем будущем. Слова, которые леди Синклер бросила ей в лицо во время последней встречи, были еще свежи в памяти; даже если им и суждено когда-нибудь возобновить родственные отношения, подумала Кассандра, она не перестанет подозревать тетку в неискренности.

Она много читала, чтобы скоротать время, и возобновила еще одно занятие, которым увлеклась с недавних пор. Это была ее тайна, о которой не знал никто, даже Риордан: Кассандра начала писать. Она сочиняла в основном очерки лондонской жизни, увиденной глазами женщины, но из-под ее пера выходили и рассказы, и даже пара стихотворений. Новое увлечение приносило ей радость и помогало забывать обо всем на свете.

Самым крупным ее достижением явилось направленное в «Лондон газетт» [54] письмо с требованием сократить в уголовном законодательстве количество правонарушений, караемых смертной казнью. Здесь не было ничего случайного: за основу она взяла законопроект, над которым работал Риордан, и подписалась «К. Линдсей», используя для псевдонима девичью фамилию своей матери. К своему вящему изумлению, два дня спустя после отправки Кассандра увидела свое письмо напечатанным в газете.

В тот вечер (это был один из редких вечеров, когда Риордану никуда не надо было идти, и он остался дома) они оба устроились в креслах у камина в библиотеке. В оконные стекла барабанил дождь, от этого казалось, что в комнате особенно тепло и уютно. Риордан встал, чтобы помешать кочергой горящие поленья, потом подошел к стеклянным дверям, выходившим в сад, и высунул голову наружу. В библиотеку проник терпкий и бодрящий запах палой листвы. Ни один из них не сказал ни слова, но оба подумали, что Уокер, должно быть, задерживается из-за непогоды. Это был шестой день его отсутствия.