Проклятие черного единорога. Часть третья - Евгения Преображенская

величайший целитель Сии — сделал всё возможное, чтобы произошло это чудо. Дэрей Сол — целитель, он дарует жизнь. А Сайрон… воин, он…

— …Так значит, Его Святейшество приглашает нас в гости? — встрепенулась Дженна, осенённая новой мыслью. — Ха! А было бы здорово побывать на Первой ступени… официально.

— Ты гостила во дворце неофициально? — усмехнулся маг.

— Ах, только не говори, что Сол тебе не рассказывал, — с сомнением прищурилась девушка.

— Я лишь знаю, что ты была в клане сумеречных лис, и…

— И?.. — хихикнула Дженна.

— …И я видел пепелище Нороэша, — нехотя закончил Сайрон.

Его возлюбленная перестала смеяться и тяжело вздохнула. Но деяния собственных рук недолго занимали думы чародейки. Отчего-то ей вспомнилась незнакомка из сновидения.

И убийца, и жертвы были одеты в синие рясы, которые носили монахи Единого в Энсолорадо. Горы, окружавшие монастырь, скорее всего были Аркхом — более нигде в Энсолорадо не встречалось столь же высоких гор!

Как женщина Дженна хотела вернуться в Самторис, чтобы обратиться к Солу за помощью. Но как бывшая сумеречная лиса она считала своим долгом найти убийцу.

— Хорошо, я готова отправляться хоть завтра, — произнесла Дженна. — Но прежде чем мы покинем Свободные королевства, я хочу навестить кое-кого, завершить начатое…

Вечером того же дня немногие друзья, которых Дженна повстречала в Амире, собрались в таверне «Дикая лошадка», чтобы в последний раз разделить трапезу, спеть под гитару и попрощаться.

Хотя днём солнце пекло немилосердно, ночью уже случались заморозки, поэтому ещё до наступления сумерек хозяин таверны растопил камин и зажёг свечи.

Блики живого пламени плясали по стенам, наполняя небольшой зал теплом и уютом. На столе красовались диковинные яства Ферихаль: сочные фрукты, печёные орехи, засахаренные грибы и маринованные цветы. Была здесь и вполне обыденная пища: жареное мясо, румяные хлеба и, конечно же, большие кувшины с пивом и штофы с вином.

Гостей было немного. Пришли несколько древесных гномов и цветочных фей, знакомых Дженне по странствиям в лесах Су. К ночи на некоторое время появилась высокая фигура. С ног до головы она была скрыта в складках тёмно-зелёного плаща, и только связки рябиновых бус выдавали незнакомку.

Время текло лениво и безмятежно, будто некое волшебство специально замедлило его ход.

Сайрон, попивая пиво, со свойственным ему безразличием наблюдал за вознёй волшебных созданий, которые никак не могли поделить маринованные цветы. Финист поначалу с воодушевлением пел вместе с Дженной. Но к концу вечера, не иначе как под влиянием хмеля, печаль бывшего хранителя дала о себе знать, и он расплакался.

Профессор Альф Жуз, употребив вина не меньше юноши, веселил всех шутками-прибаутками, которые понимали только феи, и рассыпался в похвалах некой студентке, которые понимал только Сайрон.

Чародейка слушала его, улыбаясь, но на дне её глаз затаилась грусть. Почему-то девушке казалось, что она навсегда покидает Ферихаль. Не увидеть ей больше ни фей с гномами, ни демоницу, ни профессора… Но более того беспокоило Дженну, что на прощальный вечер не явился хранитель Ферихаль и всего Севера, Пресветлый Индр.

8 Истинный дом

О странник, смело стань оружием Единого, ибо есть у тебя на то Его благословение, достоин ты и телом, и духом. Храни мир, вверенный тебе, ибо ты хранитель по праву телесного рождения. Но особенно храни душу свою и доверяй ей, ибо она была избрана из многих. Ибо она слышит и ценит голос Источника, как никакая иная душа.

О странник, будь ночью подобен луне, а днём — подобен солнцу, познай смерть и рождение. Достойно пройди испытания на пути своём. И тогда ты найдёшь себя. Ты найдёшь свой истинный Дом.

Фрагменты заметок и сказок, подписанные некой Исследовательницей.

Найдены и сохранены мракоборцем Григо Вага Бесстрашным,

смиренным слугой и носителем истины Единого

Леса шелестели багряными нарядами. Холмы и луга блистали позолотой. На их фоне водоёмы, отражающие чистоту небес, казались пронзительно-синими.

По Северу катился равень — месяц осеннего Равноденствия, и повсюду ощущалась весёлая суета. Знахари спешили собрать поздние травы. Крестьяне снимали последний урожай. В Свободных королевствах готовились к зиме: заготавливали мясо и рыбу, сушили грибы, варили пиво, делали яблочные и ягодные вина.

В честь осенних праздников в городах и сёлах Гиатайна шумели ярмарки и устраивались весёлые гуляния. В ночных лесах водили хороводы ведьмы и колдуны, пели и танцевали лесовики, водяные и полевые.

Все радовались от мала до велика, от людей, гномов и эльфов до лесной нечисти. И только он шёл сквозь пёструю осень и чужую радость — одинокий и угрюмый.

Несмотря на низкое солнце, погода стояла на удивление тёплая. Сколько он себя помнил, ни разу не бывало в это время года столь ласкового солнца. Некоторые старожилы утверждали, что осень выдалась необыкновенная, словно бы на Север вернулись его хранители.

Волк слушал их, кривя губы в ухмылке. Звериное чутьё подсказывало, что радоваться не стоит: сухая и тёплая осень непременно сулит смертельно-холодную зиму. Однако в разговорах с людьми, сидя за одним столом с хозяевами гостеприимного дома, он согласно кивал, пряча презрение за скупой улыбкой охотника.

— …Хоть последние зимы были и тяжкие, зато лета выдались урожайные на диво, — утверждал староста, проводя рукой по длинным усам. — Говорю вам, Север ждут благоприятные перемены. Вон и доча моя, Заря, дурочка с рождения, а как переменилась с позапрошлой осени! Только и могла, что тряпки чужие красить да полоскать, а стала целительницей! Да если б не она, пропало бы наше селение в пору вогника… Помните, как бушевала зараза на востоке, а? — обратился он к гостю. — Нешуточно бушевала, но нас не подкосила…

Охотник коротко кивнул, бросив взгляд на дочку старосты, которая накрывала на стол. Лицо Зари, грубоватое, но по-детски милое и чистое, словно бы и вовсе не знало грустного выражения. Заметив его внимание, девушка широко улыбнулась и рассмеялась. Смех её зазвенел необычной мелодией.

«Веселись, веселись до поры», — подумал охотник.

Если раньше он презирал горожан, то теперь ему опротивели и крестьяне. Любое создание, способное к речи, выводило его из себя. И всё же изредка ему приходилось вступать в разговоры и выдавливать из себя улыбку, чтобы воспользоваться гостеприимством.

Лёжа в чужом доме, в тепле и сытости, волк забывался беспробудным сном. Он спал, чтобы искать её. Нелюдимый и злой, днём он брёл сквозь солнце и туманы осени, а ночью в шкуре зверя рыскал по лесам и лугам, вынюхивая её след.

Ради неё он бросил многое. Ради неё он отказался от радости, которую обрёл. Он проклял спокойствие, которое вошло в его