Судьба китайского Бонапарта - Владилен Воронцов

КПК укрепляла свои позиции в освобожденных от чанкайшистов районах. В марте 1949 г. в деревне Сибайпо (провинция Хэбэй) состоялся II пленум ЦК КПК. Доклад Мао Цзэдуна на пленуме был положен в основу резолюции. В числе задач партии называлось превращение Китая в социалистическую страну. Государственный строй будущей Китайской Народной Республики пленум характеризовал как демократическую диктатуру народа.

«Под руководством государственной экономики, носящей социалистический характер, через кооперацию, — говорилось в резолюции пленума, — [87] перестраивать индивидуальное хозяйство и через государственный капитализм перестраивать частное капиталистическое хозяйство — вот основной путь превращения новодемократического общества в социалистическое» ‘. На фоне агонии в гоминьдановском стане весьма привлекательными для народа стали призывы КПК к членам партии — быть скромными, аккуратными, бороться с зазнайством. Пленум запретил поздравлять партийных руководителей с юбилеями, называть их именами местности, населенные пункты, предприятия. Авторитет КПК возрастал. Не считаться с этим гоминьдановцам было нельзя.

Ли Цзунжэнь готовился начать переговоры с КПК. Руководитель гоминьдановской делегации Чжан Чжичжун был связан с Чан Кайши еще по школе Вампу. И теперь в качестве министра без портфеля в Нанкинском правительстве он не мог не обратиться за советом к своему патрону. Чан Кайши получил от Чжана сообщение с просьбой о встрече, о предстоящих переговорах с КПК. Но генералиссимус остался равнодушным. «Какое это имеет значение, — говорил он, — приедет он или нет». Но Чжан приехал в Цикоу. Хозяин, вместо того чтобы проявить интерес к переговорам, предложил гостю побывать в примечательных местах Цикоу. Пришлось Чжану уехать ни с чем.

1 апреля начались переговоры гоминьдановцев с КПК. 15 апреля было завершено обсуждение текста достигнутого соглашения. Стороны определили порядок передачи гоминьдановцами власти компартии, не исключалась возможность участия патриотически настроенных элементов Гоминьдана в новой Политической консультативной конференции. Смягчался несколько удар по тем, кто был объявлен военным преступником. При искреннем раскаянии и оказании помощи в освобождении китайского народа обвинения в преступлениях могли быть сняты. КПК определила окончательный срок подписания соглашения — 20 апреля.

Вести о переговорах с КПК не застали Чан Кайши врасплох. Он уже отдал один из последних своих приказов в Фэнхуа: срочно закончить строительство аэродрома в местечке Диньхай, расположенном между Цикоу и Шанхаем. Генералиссимус поступил предусмотрительно: необходимо было подготовить стартовую площадку для бегства на Тайвань. Базу готовил старейший соратник Чана — Чэнь Чэн. Сын хотел иметь более определенное представление о своей судьбе. «Мы пробудем здесь, — сказал ему отец, — три месяца». На этот раз Чан Кайши не ошибся с прогнозом.

17 апреля Нанкинское правительство просит Чан Кайши взять на себя обязанности президента и, естественно, ответственность за ход военных действий. Чан предложил Ли встретиться в Ханчжоу. Из Нанкина на встречу вместе с Ли вылетели Хэ Инцин и генерал Бай Чунси. Состоялся короткий разговор. Генералиссимус, имея в виду условие КПК, спросил: «Какую позицию, по вашему мнению, мы должны занять?» «Я готов, — ответил Ли, — послать кого-либо для переговоров в Пекин с целью обсудить условия».

Чан Кайши отрицал возможность достижения какого-либо успеха в переговорах с КПК. Условия, предъявленные коммунистами, были для него неприемлемыми. Он кладет на стол проект телеграммы. «Эта телеграмма может быть подписана совместно: вами, как действующим президентом, и мною, как лидером Гоминьдана». Мирные переговоры, отмечалось в проекте, прерваны, правительство переезжает в Гуанчжоу с целью дальнейшего «сопротивления коммунистической агрессии». Ли требовал, просил, умолял Чана передать ему право на использование оставшихся ресурсов для обороны Янцзы, но Чан Кайши возвращается в Цикоу. На Тайвань перебрасывается авиация, соединения ВМС, часть дивизий, возглавляемых верными диктатору генералами.

Чан Кайши спешил переправить на Тайвань и золото. В последнем его указании управляющему Центральным китайским банком отмечалось: «Перебазировать оставшийся золотой фонд в Тайбэй».

В ночь с 20 на 21 апреля НОАК перешла в наступление к югу от Янцзы. Гоминьдановская оборона дрогнула. После возвращения делегации Нанкинского правительства от Чан Кайши появилось коммюнике о переговорах в Цикоу. Однако содержащиеся в коммюнике призывы к «единству», «борьбе до конца» полностью заглушила приближающаяся к гоминьдановской столице канонада.

23 апреля началась стрельба на улицах Нанкина, загрохотали взрывы. Гоминьдановский гарнизон сложил оружие. 26-я армия — ей было поручено оборонять Нанкин — так и не появилась. Лидеры спасали свои жизни. Мэр Дэн Чжэ бросился в машину с 300 млн золотых юаней из государственной казны. Шофер и охрана не выдержали и учинили собственный справедливый суд: мэр был жестоко избит, а вскоре и попал в плен. Сколько таких высокопоставленных чиновников Гоминьдана старались унести с собой все, что попадалось под руку?! В этом смысле они мало чем отличались от иностранных завоевателей. Соратники Чан Кайши спасались бегством, но не забывали запихнуть в свой багаж изделия из слоновой кости, золота, серебра и бронзы, ковры, картины, фарфор.

С радостью смотрели жители Нанкина, как, соблюдая строгую дисциплину и порядок, проходили по улицам отряды НОАК. В городе еще кровоточили раны от японской оккупации, горожане еще не оправились от насилий и грабежей, творимых гоминьдановской армией. Население Нанкина наконец вздохнуло свободно. Поддерживать порядок на улицах бывшей столицы оказалось не так-то просто. Командующий фронтом Лю Бочэн, встретившись вскоре после взятия Нанкина с советскими дипломатами, рассказал об одной из наиболее трудных для него задач — удержать солдат НОАК от расправы над находившимися здесь американцами.

25 апреля Чан Кайши перебрался из Цикоу в город своей молодости — Шанхай. Местный командующий демонстрировал решимость стоять насмерть: он заявил, что сумеет повторить здесь оборону Сталинграда. Чан Кайши отдал приказ своим изрядно потрепанным войскам удерживать Шанхай и заявил: три года будет достаточно для «тотальной победы». Гоминьдановский лидер блефовал.

Чан провел 11 дней в Шанхае. Здесь он получил послание от Ли Цзунжэня и Янь Сишаня. Соперники потребовали передать всю власть президенту и правительству, возвратить переправленные на Тайвань ценности для «финансирования деятельности президента»; Чан Кайши предлагалось выехать в Европу или Америку для сбора необходимых правительству средств. Он не стал медлить с ответом. «Вы настаиваете на том, — писал он, — что я должен выехать за рубеж. Я не могу поступить так, поскольку я не милитарист. Но я согласен на то, чтобы не касаться государственных дел. С завтрашнего дня я полностью снимаю с себя ответственность за эти дела» Свое слово на этот раз Чан сдержал. Он отбыл на Тайвань, а посол Стюарт в это время налаживал связи с представителями КПК. Бывший слушатель Яньцзинского университета Хуан Хуа, говоря теперь со Стюартом от имени КПК, выражал недовольство по поводу продолжающейся помощи США гоминьдановскому режиму.