Пыль моря (СИ) - Волошин Константин

– Чего галдите! – зло кричал Мишка и грозно наступал на притихающих матросов. – Надо же корабль почистить. Весь оброс ракушками. С таким грузом много не походишь по морю. Ни один корабль не догоним.

– Можно и у нас спросить было, – попробовал возразить один крупный матрос со скуластым лицом.

– А что вы смыслите в этом? И не твоего ума это дело! Ты получаешь свою долю и помалкивай! Пока нам удача идёт в руки!

– А мы тут все равные! – огрызнулся скуластый, которому дали кличку Шишак за его большую шишку на почти лишённой волос голове.

– Равны в дележе добычи, а в остальном не тебе судить! – Мишку подмывало садануть строптивого матроса в челюсть, но он не хотел озлоблять команду и потому ограничился руганью.

Два дня ушло на поиски острова. Наконец он показался в дымке начинающегося дня.

Мишка приказал дать два выстрела из пушки, предупреждая о своём приходе. К полудню шлюпки пристали к пляжу. Он, как и в прежние времена оказался безлюдным.

Мишка с тоской в груди осматривал берег. Следов деревни уже не было видно. Всё заросло кустарником и травой. При подходе к берегу даже дыма нигде не было видно. «Неужели все вымерли?» – думал Мишка, и ему не терпелось отправиться в гору на поиски.

Однако требовалось организовать очистку днища. Вэйдун и Сан-гуй уже носились по берегу, давая распоряжения. Готовились канаты, устанавливались лебёдки, и определялось место, куда должны были вытащить корабль для ремонта.

Шлюпки непрерывно сновали от брига к берегу, свозя продовольствие и товары. Связанные тёлки и бычки жалобно мычали утробными голосами, в страхе тараща глаза, свиньи истошно визжали и вырывались из пут, а овцы так жалобно блеяли, что так и хотелось ударом ножа прекратить их жалобы.

Всю живность сваливали у стены кустарника и те постепенно успокаивались. Горы ящиков, кулей, корзин и мешков росли на берегу. Часть матросов сооружала навесы на возвышениях для защиты от дождей, и туда перетаскивали грузы. Слышались крики и ругань.

– Капитан! – голос Ювэя выдавал растерянность и страх.

– Чего тебе? Чего кричишь?

– Там уже дерутся! – и юноша указал на толпу в дальнем конце пляжа.

Мишка поспешил на шум и крики. В редком круге матросов двое бились на саблях. Оба уже были отмечены лёгкими ранами, и кровь окрасила их тела.

Мишка растолкал матросов. В одном из дерущихся он узнал Шишака, а другим был тоже вздорный матрос неопределённой национальности по имени Тамарао, что означало «дикий буйвол». Имя дали за его буйный и сварливый нрав. Настоящего имени никто не знал, да в таких кругах оно ничего и не значило.

Мишка хотел было вмешаться, но матросы запротестовали.

– Не трогай, капитан. Всё идёт по закону. На берегу пусть сводят счёты, как и полагается. Это их право.

– Чёрт с ними! – выругался Мишка и сам с интересом стал наблюдать за поединком.

Сражающиеся топтались в белоснежном песке, отражая удары и нанося их. Лица бледные, рты оскалены. Тяжёлое дыхание, пот заливал глаза.

Вот Тамарао удалось зацепить Шишака саблей, и плечо сразу окрасилось кровью. Рука заметно ослабела, а лицо стало затравленным и жалким. Матросы выли, подбадривая Шишака, но было видно, что он с трудом парирует настойчивые удары противника.

«Всё, Шишак, твоя песенка спета», – Мишка ощутил некоторую радость от этой мысли. «Допрыгался, так тебе и надо!» – Мишка не стал досматривать поединок и поплёлся к остальным матросам. Он услышал возросший шум, крики и вопли матросов, потом взрыв криков и понял, что одному из дерущихся пришёл конец. Ничего не шевельнулось у Мишки в груди, и он со спокойной душой продолжал заниматься своими делами.

Вскоре ему доложили, что Шишак повержен и умирает в одиночестве. Удар сабли рассёк ему голову, а Тамарао поплёлся унимать кровь своих ран.

Матросы расплачивались с выигравшими и бурно обсуждали моменты поединка. Но вскоре всё вошло в обычную колею, и о драке уже никто не вспоминал.

На утро с приливом работа закипела. Облегчённый корабль стали тащить канатами на пляж. Гомон криков и ругани покрывал всё пространство пляжа. Матросы надрывались, хрипели, бриг медленно полз по скользким доскам на берег, и к полудню уже стоял укреплённый и готовый к ремонту.

Такой тяжёлый труд не позволил продолжать работы, и матросы повалились отдыхать.

Мишка в одиночестве решил пройти на гору, но только сделал первую сотню шагов, как увидел маленькую группу людей в оборванных одеждах. Мишка присмотрелся и узнал старика, оставшегося после разгрома колонии. Тот тоже признал Мишку, прищурив подслеповатые слезящиеся глаза.

– Дед, это ты? – воскликнул Мишка и радостно шагнул навстречу.

– Я, сынок. Кто ж ещё. Пришёл-таки! Я так ждал. Но, слава милостивым духам, дождался!

– Как вы тут живёте? Говори, дед!

– Давай присядем, сынок. Ноги отказывают мне. Ещё вчера хотел спуститься, да не отважился. Зато сегодня решился.

– Дедушка, да ты ж моложе благословенного старика Ляна!

– Горе меня сломило, сынок. А так бы я ещё побегал. Да вот пока держусь, тебя дожидаючи. Теперь я спокоен. Можно и помереть.

– Нет, дед! Помирать ещё рановато. Я ещё не привёз тебе людей. А ведь обещал, и обещание своё помню. Но теперь долго ждать не придётся. Вот отремонтируем корабль, тогда и добуду тебе колонистов. Это дело не долгое. Недели две. Большой остров близко. Там всегда можно десяток хороших людей найти.

– Береги тебя бог, сынок, за твои заботы. Ты оборони нас от тягот на этом острове. Мало нас, и пропитание добывать стало почти невозможно. Силы иссякают, а малые дети ещё не подросли. Вон твоя Фын какая маленькая. Четвёртый годок только пошёл, а увязалась за нами. Гляди, какая стала, – и старик подтолкнул маленькую девочку вперёд.

Мишка с интересом оглядел ребёнка. То была миниатюрная, совершенно голая девочка с большими, явно не китайскими глазами, и это поразило Мишку больше всего. Ничего своего он больше не заметил, но глаза притягивали его, и он присел, поманив девочку руками.

Фын отпрянула и стала протискиваться за спину старика.

– Иди ко мне, доченька, – звал Мишка, и в голосе его играли нежные, непривычные для него нотки.

Фын захныкала и не шла к отцу. Мишка поднялся и перестал пугать ребёнка. «Дикарка, чисто дикарка», – подумал он и с сожалением отошёл.

Весь день старик со своими спутниками оставался в лагере пиратов. Всё население острова теперь состояло из четырёх человек. Старуха умерла год назад, двое дедов воспитывали двух детей. Вместе с Фын рос мальчик на год старше. Все страшно худы и измождены. Со страхом взирали на ораву матросов и прятались от их недобрых взглядов. Дети, так те никак не осмеливались отойти от стариков, и всё время держались за их тряпьё.

– Вот откормитесь, оденетесь, и заживёте хорошо, – говорил Мишка и обильно угощал островитян. – Оставим вам много еды. Посеем пшеницу и рис, скота вам привезли, так что остаётся дело за рабочими руками.

– Эх, сынок! Совсем одичали мы в этой глухомани. Не мыслю, как и начинать новую жизнь.

– Не горюй, старый! Ещё поживёшь!

Дня через два, когда работы наладились и шли своим чередом, Мишка собрал своих людей и погнал скотину в гору, неся на плечах мешки и кули с рисом, мукой и другими припасами. Часть продовольствия уже была доставлена и хранилась в пещере, укрытая от дождей.

Вскоре скотина разбрелась по горам, но её не стали собирать. Куда она денется с острова? Потом можно собрать, особенно телят, когда подрастут. Не беда, если и одичают. Народ прибудет и опять можно приручить.

Поднимались медленно, щадя стариков и детей. К вечеру добрались и остались ночевать.

С Мишкой пошли все старые товарищи, всего восемь человек. На другой день собирались поохотиться на кабанов, расплодившихся за последние годы. Их следы попадались довольно часто.

Мишка уговаривал старика, теперь он знал, что это Ся, поселиться на побережье, но тот не соглашался. Даже рыбная ловля не привлекала его. Острый страх перед морем не позволял ему спуститься на постоянное жительство на берег.