Знак розы - Лейла Мичем

Рэйчел жадно впитывала знания, которыми щедро делилась с ней тетка Мэри, без особого труда объясняя внучатой племяннице самые сложные премудрости. Тем не менее она была явно поражена тем, что интерес Рэйчел к растениеводству не угасал, так что через две недели кожа Рэйчел, изначально смуглая, как у всех Толиверов, превратилась в живое свидетельство того, что девочка не отставала от своей двоюродной бабушки, работая вместе с ней под палящим солнцем.

— Твой отец говорил мне, что ты намерена стать фермером, когда вырастешь, — обронила тетя Мэри, когда они пили в обеденный перерыв лимонад на крыльце дома, известного под названием «особняк Ледбеттера». Двоюродная бабушка использовала его в качестве конторы, но дом был достаточно мил и опрятен, чтобы жить в нем. — Почему? — поинтересовалась она. — Земледелие - самая тяжелая и зачастую самая неблагодарная работа в мире, когда приложенные тобой усилия не окупаются. Что ты нашла такого привлекательного в том, что твои руки и одежда постоянно перепачканы грязью?

Рэйчел вспомнила Билли Сетона с соседней улицы, который, как все говорили, родился с бейсбольной перчаткой на руке. Так что вряд ли стоило удивляться тому, что он стал играть за команду «Нью-Йорк янкиз», чем страшно гордились обитатели Кермита.

«Рожден для игры», — говорили про него, и похожее чувство сама она испытывала к земледелию. Рэйчел не могла представить себе, что у нее не было бы сада. Не существовало на земле другого места, в котором она чувствовала бы себя такой счастливой. И она ничуть не возражала против того, чтобы запачкать руки и одежду. Ей нравилосьощущать плодородную влажную землю, видеть небо над головой, чувствовать, как свежий ветер перебирает ее волосы, но больше всего на свете она обожала вид зеленых ростков, пробивающихся к солнцу. С этим чувством не могло сравниться ничто. Даже магия рождественского утра.

— Знаете, тетя Мэри, полагаю, я рождена быть фермером.

На изящно очерченных губах тетки заиграла легкая улыбка.

— Вот как?

Когда приехал отец, Рэйчел заявила ему:

— Все было просто замечательно, папочка, — и с надеждой взглянула на двоюродную бабку. — До следующего лета, тетя Мэри? До августа - и до сбора урожая?

Мэри рассмеялась, обменявшись взглядами с Уильямом.

— До августа, — согласилась она.

Глава 51

В последующие годы Рэйчел услышала немало споров и ссор, вызванных ее ежегодными двухнедельными поездками в гости к тете Мэри.

— Уильям, нет, ты только прочти, что пишет твоя тетка! Какая же она эгоистка! Я и так почти не вижу дочь, а она имеет наглость требовать, чтобы мы отдали ей Рэйчел на все каникулы!

— Не на все каникулы, Элис. Только на один месяц. Август. Тете Мэри уже почти семьдесят. Почему бы нам не сделать приятное пожилой женщине? Она же не будет жить вечно.

— Она проживет достаточно долго, чтобы украсть у меня мою девочку. Она вбивает между нами клин, Уильям. Мне уже надоело слушать: тетя Мэри то, тетя Мэри это. Таким восторженным тоном обо мне Рэйчел не говорила никогда.

Спрятавшись под окном, Рэйчел слушала и ежилась от укоров совести. Да, она действительно никогда не отзывалась о матери с таким восхищением. Она слышала боль в голосе Элис и клялась, что станет чаще выказывать матери свою любовь и уважение. Но, папочка, позволь мне приехать к тете Мэри и дяде Олли в августе!

Ссора закончилась компромиссом, оставив мать недовольно морщиться, когда семейный автомобиль увозил Рэйчел в Хоубаткер на целый месяц. Это было уже четырнадцатое лето Рэйчел. Соглашение, выдвинутое матерью, гласило, что нынешний август девочка проведет с «родственниками папочки», но на следующее лето они все вместе поедут куда-нибудь, где «не будет ни Хоубаткера, ни Сомерсета, ни тетки Мэри».

Во время своего четырнадцатого лета Рэйчел познакомилась с Маттом Уориком. Она часто слышала о внуке Перси Уорика, но он всегда гостил у своей бабки в Атланте, когда Рэйчел приезжала на две недели в Хоубаткер. Мать Матта умерла от рака, когда ему было четырнадцать, а отец погиб на войне. Рэйчел вспомнила, как пожалела мальчика, который стал сиротой, но сочла его счастливчиком, раз он может жить в Хоубаткере под присмотром такого чудесного пожилого джентльмена, как мистер Перси.

Ее отец говорил, что мистер Перси чудовищно богат. Матт изучал семейный бизнес, и наука эта давалась ему без труда - совсем как ей, подумала Рэйчел. Предполагалось, что он красив, обаятелен и одинок, и она очень хотела посмотреть, как такие качества могут сочетаться в одном человеке.

Они встретились на девятнадцатом дне рождения Матта. По такому случаю Рэйчел надела новое платье, которое безошибочно выбрал для нее дядя Олли. Оно было из белой ткани с фестонами на шее и по подолу и широким зеленым поясом. У Рэйчел еще никогда не было ничего подобного. Она чувствовала себя очень женственной и совсем взрослой в своих первых чулках, туфельках на высоком каблуке и со стильной прической, сделанной специально для вечеринки.

Тетя Мэри и дядя Олли ждали ее у подножия лестницы, когда она сошла вниз, и оба смотрели на нее с любовью и гордостью.

Рэйчел просияла в ответ, постаравшись отогнать от себя чувство вины при воспоминании об обидных словах матери: «Ты считаешь, что стала слишком хороша для нас, Рэйчел».

— Нет, мама, это не так!

— Только не говори мне, что ты предпочитаешь не находиться вместе со своими богатыми тетей и дядей в их огромном особняке, а жить с мамочкой и папочкой в нашем маленьком домике, - или что тебе не нравится этот задирающий нос Хоубаткер.

— Ох, мама, ты все переворачиваешь с ног на голову. Мне нравится жить и здесь, и там.

Рэйчел никак не могла убедить мать в том, что ее чувства к тете Мэри и дяде Олли не означают, что она стала меньше любить родителей. Дядя Олли был самым славным мужчиной, которого она знала, и в его присутствии девочка чувствовала себя особенной, в то время как тетя Мэри понимала и ценила ее любовь к земле, чего нельзя было ожидать от матери. Что же касается особняка на Хьюстон-авеню... Стоило Рэйчел увидеть его, как ей показалось, что она вернулась туда, где уже бывала раньше, вернулась в место, которое ждало ее и скучало по ней. Розы и жимолость, пруд с рыбками и беседка, сам дом с элегантной широкой лестницей и роскошными комнатами, изысканно обставленными... Все это казалось ей таким же знакомым и родным, как и дом ее родителей в Кермите, и ее комната рядом со спальней шестилетнего брата. И еще Рэйчел не покидало чувство, что она была связана с Хоубаткером всю жизнь, хотя и не знала, как и почему. Выложенные красным кирпичом улицы Хоубаткера, его навеянная дыханием Юга архитектура, смешение белых и черных жителей настолько разительно отличались от родного города Рэйчел, как вода отличается от песка. Когда она упомянула об этом странном феномене в разговоре с отцом, тот сказал: