Последний порог - Андраш Беркеши

Чаба с трудом открыл глаза. Яркая лампа освещала истерзанное тело Милана. Рот его был открыт, как у умершего, дышал он прерывисто, со свистом втягивая в себя воздух.

Вебер курил, равнодушно взирая на изуродованную жертву. Лицо элегантного гусарского офицера Бабарци заливал обильный пот. Ткнув пальцем в сторону Милана, он приказал солдатам, которые находились тут же:

— Положите его на живот и свяжите руки!

Неуклюжий солдат, с лицом крестьянского парня, принялся выполнять приказание. Носком сапога он поддел Милана под поясницу. Другой солдат, верзила, схватил узника за волосы.

— Оставьте его! — Чаба сам не узнал своего голоса: он был каким-то чужим, жестким. Но Чаба очень обрадовался, что еще может говорить. — Я сказал: оставьте его!

Голова Милана глухо ударилась о бетонный пол.

— Я вам что приказал?! — заорал Бабарци на растерявшихся было солдат.

— Ты что, не видишь, что он без сознания? — бросил Чаба, подходя к майору.

— Он притворяется.

Вебер встал со своего места:

— Доктор, осмотрите арестованного, вы несете за него полную ответственность. Приводите его в сознание.

Бабарци отступил назад. Достав портсигар, он закурил.

Чаба опустился на колени перед распростертым Миланом. Страх и отвращение исчезли, он вновь чувствовал себя врачом, который видит перед собой страдающего человека, видит его многочисленные кровоточащие раны. Чаба уже ничего не боялся: врач взял в нем верх над испугавшимся, ужаснувшимся человеком.

Он с трудом нащупал пульс Милана — сердце билось медленно и неритмично, его тоны почти не прослушивались.

— У него внутреннее кровоизлияние, — сказал Чаба, обращаясь к Веберу. — Если вы и дальше намерены пытать его, то я снимаю с себя ответственность за его жизнь.

Бабарци подошел поближе к Чабе и, выпустив ему в лицо клуб табачного дыма, спросил:

— Внутреннее кровоизлияние? Откуда ты взял такую глупость? У тебя что, глаза рентген заменяют?

Охотнее всего Чаба в этот момент двинул бы майора по роже, но он только рукой отогнал от себя дым и совершенно спокойно сказал:

— Знаешь, Бабарци, я, конечно, ничего не понимаю в пытках, но я врач, а свою профессию я освоил не хуже, чем ты свою...

— Если доктор установил внутреннее кровоизлияние, то так оно и есть, — вступил в перепалку Вебер. — Вы в состоянии остановить кровотечение?

— Попытаюсь, однако если мне что и удастся, то избивать вам его не придется. Пока не придется... Я хотел бы, чтобы вы доложили об этом господину профессору.

Вебер ушел. Чаба сделал Милану укол в руку, а затем промыл раны.

— Положите его на топчан, но только осторожно! И выключите наконец ваш дурацкий рефлектор.

— Здесь не санаторий, — ехидно заметил Бабарци.

Чаба ничего не ответил. Присев на край топчана, он закурил, не сводя глаз с Милана.

Солдаты стояли в сторонке, переминаясь с ноги на ногу.

Вскоре вернулся Вебер.

— Сейчас сюда придет сам господин профессор, — сообщил он.

Бабарци снова включил рефлектор, направив его свет на лицо Чабы.

— Погаси! — выкрикнул Чаба.

— Привыкай, Чаба.

— Привыкну, когда ты меня будешь пытать.

Вебер сам выключил осветительную установку.

— У вас странный юмор, доктор, — сказал он и, показав на Милана, добавил: — Он приходит в сознание?

— Пока нет. Отнесите его в мой кабинет. Один из надзирателей пусть сопровождает арестованного.

В этот момент в комнату вошел Эккер.

— Только никаких церемоний, — проговорил профессор, подходя к топчану. — Как себя чувствует этот несчастный?

— Он симулирует! — выпалил Бабарци.

— Я не вас спрашиваю, дорогой майор. Насколько мне известно, вы бывший гусар, а не врач.

— У арестованного повреждена черепная коробка, кровоизлияние во внутренние органы, — доложил Чаба. — Такой обморок может длиться от нескольких часов до нескольких дней.

— Настолько серьезно? — Эккер помрачнел.

— Очень серьезно, господин профессор. Открытые раны нужно обработать, дабы не случилось заражение. Арестованного нужно немедленно доставить в медицинскую комнату, если вы, конечно, хотите, чтобы он не умер.

— Тогда действуйте, дорогой Чаба.

Когда Чаба остался наедине с Эккером, он вспомнил отца и свое обещание ему: «Да, отец, я постараюсь... Возможно, мне и удастся побороть собственную слабость».

Чаба надеялся, что Эккер тоже уйдет, и тогда он сможет более внимательно осмотреть Милана, однако тот уселся на стул, на котором недавно сидел Вебер, и устало откинулся на спинку.

— Угостите меня сигаретой? — спросил он.

Врач выложил на стол свой портсигар.

Только теперь Чаба догадался о намерении Эккера. Он понял, что профессор специально заставил его участвовать в допросе и пытках Милана, чтобы мучить его самого. «Это чудовище способно на все», — подумал Чаба. Наступившая тишина так подействовала на него, что ему показалось, будто он находится в аквариуме, а вода вокруг него приглушает все звуки.

Эккер заворочался на стуле, который почему-то заскрипел даже под его маленьким тельцем.

— Как вел себя наш друг? — спросил он бесцветным голосом. — Кричал?

Чаба, казалось, проснулся от тяжелого сна.

— Нет, я не могу сказать, что он кричал. Для этого у него не было сил.

Голова Эккера склонилась на плечо.

— Радович — сильная натура. И вообще, он — сильная личность. Жаль его. — Глаза профессора словно потухли. — Сколько энергии, сколько веры сосредоточено в этом человеке! И все напрасно. Неужели его состояние на самом деле тяжелое?

— Оно вызывает серьезные опасения. Думаю, что я не ошибаюсь. Однако вы можете освидетельствовать его другими врачами. Думаю, любое животное на его месте давно бы сдохло. Ваш Бабарци бьет куда попало. Я, право, не знаю, может быть, так и нужно. Наверняка и у этого ремесла имеются свои секреты.

Эккер скривил губы:

— Смерть Радовича нецелесообразна. Правда, для него это было бы избавлением, но нам необходимо, чтобы он жил и говорил.

— А если он признается, вы его отпустите?

Эккер явно не спешил с ответом.

— Я думаю, что да, — проговорил он после долгого раздумья. — Полагаю, что мне удастся убедить мое начальство в том, что Радович не представляет опасности для империи. Опасны люди, с которыми он вел переговоры. Нужно, чтобы он назвал их.

— Я не думаю, чтобы он смог это сделать: он в кризисном состоянии. Так что вполне возможно, что он унесет интересующие вас имена в могилу.

Эккер встал:

— Не унесет, не должен унести, Чаба. Вы меня поняли? Вы несете полную ответственность за жизнь Радовича. Вылечите его, вернее, поставьте на ноги. Он должен заговорить.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы поставить его на ноги, господин профессор.

— Я вам верю. — Эккер подошел еще ближе к Чабе. — Однако хочу кое на что обратить ваше внимание. У нас заведено, что если человек умирает во время допроса, то труп его обязательно вскрывают и подвергают тщательному обследованию, с тем чтобы определить истинную причину смерти.

Чаба тоже встал, до него дошел смысл угрозы.

— Господин профессор, я — врач, — твердо сказал он.

Перед вечером жара немного спала, и генерал Хайду вышел в сад, где он расхаживал по дорожкам и время от времени посматривал на небо. С запада наплывали темные облака. Генерал надеялся, что скоро пойдет дождь. На листьях кустов и деревьев осел тонкий слой пыли, цветы безжизненно свесили свои головки, ожидая целительной влаги с небес. Андреа стояла рядом с генералом. На ней было белое платье, подол которого рвал ветер.

— А дождя-то все-таки не будет, дядюшка Аттила, — заметила она с улыбкой.

— Думаешь?

— Уверена даже. Ветер-то дует с запада, да и облака уносит за горизонт.

В другой раз Андреа охотно полила бы цветы сама, но сейчас ей было не до того: ее одолевали тяжелые думы. Она уже убедилась, что за ней установлена слежка, знала, что все ее телефонные разговоры прослушиваются. Возможно, что она боялась не столько за себя, сколько за Чабу, который уже сутки находился в пещере льва. Два раза она разговаривала с ним по телефону, разумеется намеками, и поняла, что пока особо тревожиться не стоит. Однако Чаба не мог сказать ей, когда точно вернется домой. Чаба же в свою очередь беспокоился за Андреа, хотя она держалась относительно хладнокровно.

— Ты не заметила ничего подозрительного? — спросил генерал у девушки.

— Кажется, за мной следят. Вообще-то это не очень приятно, но терпеть можно. Хотелось бы только знать, что им от меня нужно.

— Понравилась ты им, — сказал генерал, шутливо подмигивая Андреа. — Клянусь, если бы я был тридцатилетним мужчиной, то тоже ходил бы за тобой по пятам.

— Благодарю за комплимент. Могу я похвастаться этим тетушке Эльфи?