Утопия - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пандем финтил.
Погнавшись за мячом, они столкнулись плечами, Ким поскользнулся, но устоял. Пандем шлепнулся на заснеженную траву; несколько секунд они смотрели друг на друга — Ким сверху вниз, Пандем снизу вверх. Потом Ким протянул руку; у Пандема были сильные, перепачканные землей пальцы.
— Почему? — снова спросил Ким, помогая ему подняться.
— Не сумею объяснить точно, — тихо сказал Пандем. — Врать, упрощать, передергивать — не хочу. То есть я могу, конечно, сказать, что самозародился, к примеру, в информационных сетях… Или что-то в этом роде…
— Ты меня гипнотизируешь? Морочишь? Не понимаю зачем.
— Ты же врач, — серьезно сказал Пандем. — Давай не прятаться за кокетливые ширмочки под названием «я сошел с ума».
«Он говорит не как подросток», — подумал Ким.
Пандем поддел ногой тяжелый мокрый мяч. Ударил сильно, без предупреждения — сыграл «в стенку»; мяч отскочил от Кимовых ног по невысокой дуге, и Пандем красиво, с лету, забил его в кирпичную стену гаража. Мяч отпечатал кляксу на желтом кирпиче и вернулся к Пандему под грязный ботинок.
— Значит, ты всеведущ? — Ким попытался отобрать мяч, но Пандем легко отступил:
— Нет. Но я много-ведущ. И мое знание возрастает ежесекундно.
— И когда же ты достигнешь всеведения?
— Никогда. Всегда останется малость, отделяющая меня от абсолютного знания. Она будет сокращаться и сокращаться, но никогда не исчезнет.
— Откуда ты знаешь?
Уводя мяч от Кима, Пандем снова ударил по стене, но промазал. Мяч укатился в щель между гаражами.
— Откуда ты знаешь? — повторил Ким.
Пандем виновато пожал плечами.
— Ты знал, что машина навернется на двадцатом километре? — тихо спросил Ким.
— Да. Но если бы твои пациенты не выздоравливали, а болели и умирали, как положено, — ты был бы внимательнее за рулем и не гонял бы по скользкой трассе. Я тоже виноват… Хотя все равно бы тебя вытащил.
Ким вытер лоб тыльной стороной ладони. В горле саднило — то ли от сырости, то ли от нервного смеха.
— Скажи… А машина перевернулась не по твоей ли воле? Может быть, без твоей воли и волос не упадет, нет?
— Нет, — сказал Пандем почти испуганно. — Машина перевернулась сама по себе.
— Что значит «сама по себе»?
— Согласно физическим законам…
— Извини, — Ким обхватил руками плечи. — Я принимаю тебя за кого-то другого… Так ты не всемогущ?
— Нет. Но мои возможности возрастают…
— …ежесекундно.
— Да. Ваша клиника уже не уникальна, Ким. Так называемая «методика Верхнехацкого» работает по всему городу, в десятках городов, врачи сходят с ума… Знаешь, я ведь захотел говорить с тобой еще и потому, что ты способен соотносить ценность своей карьеры и человеческой жизни.
— Не понял, — сказал Ким.
— Неважно, — мальчик махнул рукой. — Потом поймешь.
Ким долго смотрел на него. Пандем отвечал ясным, безмятежным, слегка ироничным взглядом.
— Я не верю тебе, — сказал Ким.
«Очень жаль», — сказал мальчик, не разжимая губ. Кима передернуло.
— Извини, — пробормотал Пандем. — Это этап. Это не сразу. Я понимаю, конечно.
* * *— Да, — сказал могильщик, глядя на купюру в руках Кима. — Обычно в день по десятку, а сейчас — хрен ли! На прошлой неделе старикашка лет под сто, на позапрошлой — старуха… А так… Не мрут. Гробовщики лапу сосут. Прогорают. Оркестр простаивает. Блин. У меня курево закончилось… Хоть работу кидай. Хоть сам иди и кого-нибудь пристукни. — Он засмеялся, приглашая и Кима порадоваться шутке, но тот молча протянул деньги и пошел прочь.
Пандем ждал его на узкой скамеечке под жестяным флажком автобусной остановки. Сидел, спрятав ладони в рукава. Не говоря ни слова, Ким подошел и уселся рядом.
— Пока нет возможности устроить полное бессмертие, — сказал Пандем, будто извиняясь. — Потом. Когда выйдем на звезды.
— Мы выйдем на звезды?
— Разумеется. Мы заселим весь космос. Еще при твоей жизни, Ким Андреевич. Твои дети, возможно, будут первыми бессмертными.
— Ты — сумасшедшая компьютерная программа? — неуверенно спросил Ким.
Пандем рассмеялся — веселый школьник, обаятельный девятиклассник из хорошей семьи:
— Я — паровая машина нового поколения. Искусственный мальчик на диодах и транзисторах. Материализовавшаяся ноосфера. Взбесившаяся программа, разумный вирус, да как угодно меня называй, я соглашусь и не обижусь… Послушай, Ким. Тебе осталось пройти совсем немного. Ты поверишь мне и… и успокоишься.
— Зачем тебе нужно, чтобы я поверил?
— Затем, что я хочу посоветоваться.
— Со мной?!
— Не только… За последние несколько дней я огорошил своим присутствием пару-тройку миллионов по всему миру. Разных людей, но в основном скептиков. Все они сейчас проходят свой путь, некоторые уже прошли… Они — островки, семена, вокруг них нарастет знание обо мне, как нарастает новая кожа вокруг подсаженных на рану лоскутков. Двадцать девятое февраля не повторится, нет, теперь-то я стал умнее…
— Сколько тебе лет? — спросил Ким, содрогаясь от внезапной догадки.
— Я взрослею, — тихо отозвался Пандем.
— Скажи, — Ким облизнул губы, — ты бы мог… просто отменить взрыв? Или пусть бы машина вообще не перевернулась? Мог?
— Мог. — Пандем помрачнел. — Но ты уж меня прости… У тебя слишком здоровая психика, слишком уверенные представления о том, что бывает и чего не бывает. А после аварии твоя уверенность поплыла, картина мира ненадолго размылась, и в эту картину смог пролезть я, и ты не успел объяснить себе, что меня не бывает… Понимаешь?
Ким долго смотрел на него. Потом протянул руку; в сантиметре от плеча Пандема рука дрогнула, замерла. Киму пришлось сделать над собой усилие, прежде чем он коснулся сидящего рядом подростка.
— Это форма, — мягко сказал Пандем. — Мне не обязательно иметь человеческое тело, как ты понимаешь. Просто так — удобнее.
— Тебе?
— Тебе, — Пандем глядел на Кима по-прежнему весело и открыто. — Человек говорит с человеком. Это естественно.
* * *Клиника была пуста. Перед телевизором скучали медсестры, уборщица лениво водила тряпкой по подоконнику. Двери в палаты стояли настежь — во все, кроме пары-тройки последних, где сохранилось еще несколько больных, либо слишком недоверчивых, либо намеренно спекулирующих вниманием сиделок и родственников.
Драгоценная аппаратура молчала. Лаборатория бездействовала. Большая часть персонала прохлаждалась в отпусках, меньшая сидела в кабинетах, бесцельно перекладывая бумажки.
Один только заведующий был при деле. Он заканчивал монографию и дикую — ненормальную — скорость создания столь фундаментального труда объяснил без кокетства:
— Гонки, мой мальчик. Кто первый опубликует исследование — тот получит все.
Ким глядел на стопку распечаток с диаграммами и графиками. Кто-кто, а шеф оставался в своем уме. Шеф был настоящим, обыкновенным, привычным, как вода, которая ищет дорогу вниз. Шеф переваривал чудо, подобно большому ходячему желудку, усваивал, превращая в источник благ; шеф был косвенным доказательством реальности Пандема. Одним из доказательств.
…В тесной комнатушке, отведенной под архив, пахло странно и тяжело — как будто весь воздух клиники, прежний воздух, пропитанный болью и немочью, собрался теперь здесь, спрессовался вокруг старых шкафов, заняв последнюю линию обороны. Папка под названием «Прохоров» уже успела покрыться слоем пыли.
Ким уселся за канцелярский стол, над которым нависала хирургически-яркая лампочка в белом, как колпак медсестры, абажуре. Резкий свет упал на исписанные листы, описания исследований и результаты анализов; Ким извлек из-под бумаг рентгеновские снимки.
Вот первый, сделанный полгода назад в районной поликлинике.
Вот второй — спустя полмесяца в городской больнице. Вот третий, сделанный при поступлении в клинику; опухоль разрастается со страшной скоростью, не оставляя надежд.
Вот два последних — второй был сделан потому, что Ким не поверил первому.
Ким потянулся, чтобы открыть форточку. Спертый воздух архива давил на него, как больничная подушка.
* * *«Систематизированный бред — стройная логичная система, объясняющая причины и механизмы возникновения того или иного явления. Проработан в мельчайших деталях, поэтому внешне правдоподобен. Как и любой бред, не поддается коррекции, однако благодаря своей строгой логичности обладает свойством инфицировать окружающих. Как правило, систематизированный бред является застарелым и слагается много лет. В отличие от хаотического или ситуативного бреда внутренне непротиворечив».
* * *Утром (пять ноль три на дисплее электронного будильника) Ким осторожно выбрался из-под одеяла и нащупал ногами тапочки.