Плоды свободы - Людмила Астахова

В ответ на эту дерзость с берега бахнуло снова. На этот раз фонтан воды от снаряда вспух за кормой «Скорого».

– Сколько пушек? – спросила она. – Ты видишь, сколько у них пушек?

– Вижу четыре, – перезарядив винтовку, отозвался шуриа.

– Когти Локки! Накроют нас, возьмут в «вилку» и накроют!

– Ты – капитан, это твоя забота, чтоб не накрыли, – отрезал он и снова выстрелил. С палубы нестройно поддержали еще два ружья: видно, Сэйган и кок тоже решили поучаствовать.

– Что?

– Влево! А теперь так и держи!

Теперь «Скорый» увалился на левый борт, да так, что еще чуть-чуть, и черпанул бы воды. Но зато очередной залп врага прошел впустую, только рыбу оглушил. Изо всех сил удерживая штурвал, Грэйн пропыхтела:

– Объяснись, мать твою Глэнну!

– Милая моя, – мурлыкнул Джэйфф, умудряясь одновременно и винтовку заряжать, и подмигивать, – свою женскую слабость покажешь потом. На спине лежа. А сейчас – держи наш кораблик так, чтоб я прицелиться смог.

– Ах ты ж змей!

Новый выстрел шуриа, похоже, достиг цели. Четвертая пушка синтафцев так и не гавкнула на увертливый «Скорый». Но остальные три…

– Держи!

– Да держу, держу… а, зараза! – Рукоятки штурвала все-таки выскользнули из вспотевших ладоней Грэйн, пароход развернуло, и теперь ролфийка, свирепо ругаясь, пыталась вернуть его на курс.

– Ровней!

– Да… есть! – Всем телом навалившись на рулевое колесо, эрна Кэдвен все-таки смогла его остановить и на мгновение приникла ко вновь послушному штурвалу, прикрыв глаза. Но разве отдохнешь, когда с берега палят, а Элир шипит над ухом шурианские ругательства? Рыча, Грэйн выровняла пароход и затрясла головой, отбрасывая со лба прилипшие волосы. А Джэйфф выстрелил. И сразу же после громыхнуло так, что у ролфи заложило уши, а бедняга «Скорый» затрепетал каждой своей переборкой до последней заклепки в обшивке.

– Вот так, – удовлетворенно отметил Элир с донельзя самодовольным видом. – Учись, как надо стрелять.

– Не уверена, что мне так надо, – с сомнением отозвалась Грэйн, созерцая то, что осталось от батареи синтафцев после выстрела капитана шантийских егерей. Осталось немного: Джэйфф умудрился каким-то чудом поджечь запас пороха. Расчет вражеских артиллеристов разметало, должно быть, лайга на два по округе. – Во всяком случае, пока ты рядом, ты и стреляй. А я всегда считала, что одной пулей невозможно причинить такие… – она мотнула головой в сторону берега: —… учинить такой разгром.

– Только если не попасть в пороховой ящик, – ухмыльнулся тот. – Только если не попасть в него так, чтоб высеклась изрядная искра и запас пороха воспламенился. Не думаю, что они будут еще нам докучать. А впереди, кажется, уж крыши Дэйнла показались?

– Похоже на то, – фыркнула ролфи, а потом покосилась на него с усмешкой: – Женская слабость, говоришь? На спине лежа, говоришь? Ну, дай срок, поглядим, кто кого и куда уложит. Сходи проведай Джойн, пока она на радостях за борт не прыгнула и вплавь не пустилась.

Нутро «Скорого» и в первый раз, во время путешествия из Лайза, не показалось Джоне надежной защитой от превратностей судьбы. А уж теперь, когда пароходик обстреливали синтафцы, и вовсе не внушало шуриа доверия.

– Только не в бочку! – твердо сказала она Сэйгану.

Слишком уж подозрительно огладывался по сторонам сержант в поисках надежного убежища.

– И не в ящик!

– А куда же прикажите, ваша милость? – взмолился ролфи.

– Пусть оружие перезаряжает и подает нам, – предложил повар. – Тут везде опасно, коли попадут.

Полукровка решительно сунул Джоне два пистолета. Мол, займитесь делом, сударыня, а не то и в самом деле очутитесь в бочке.

– Премного благодарна, – вежливо улыбнулась она.

И, по правде говоря, не таким уж бесполезным балластом оказалась Священная Невеста. Ловкие руки и зоркие глаза в бою всегда пригодятся, не говоря уж о безупречной вежливости. Стоило кому-нибудь из стрелков требовательно протянуть руку, как в нее тут же ложился заряженный ствол, а в придачу звонкое: «Извольте, сударь». Не сражение, а сплошное удовольствие.

Пароход швыряло в разные стороны, точно пьяного в темной подворотне. И как только корабль делал крен, Сэйган, Фарг и Джона кубарем перекатывались от одной переборки к другой. Лишь чудом не покалечились, но синяков друг другу наставили изрядных. Мужчины хоть и здоровенные, но у шуриа локотки с коленками жуть, какие острые.

– Ох, мать честная! Прямо ж в печенку… – заскулил Сэйган, все равно продолжая крепко прижимать к себе Джойану.

– Ох, простите меня, сержант.

– Ничего, ваша Священная милость, ничего страшного… вы только… эта… кулачками не бейтесь…

– Впервые дерусь в компании знатной дамы, – хохотнул Фарг. – Будет, что детям рассказать. Но вы держитесь от бортов подальше. На случай прямого попадания.

– Типун тебе на язык! Еще накликаешь беды.

Ролфи очень хотелось затолкать драгоценную княгиню в какой-нибудь сундук и занять вокруг него оборону по всем правилам. Они, правила, на то существуют, чтобы человеку меньше думать надо было. Или на тот случай, когда надобно вовсе не размышлять, а действовать. Словом, именно для облегчения жизни смертных и существуют те бесчисленные своды писаных и неписаных законов, коими в юности принято пренебрегать или, паче того, отвергать за ненадобностью. Однако же само течение времени, подобно ручьям и мелким речушкам, направляет и уносит жизнь людей в большую реку обычаев, уставов и правил. А там уж плыви, как хочешь и как приучен с младых ногтей. Если, конечно, приучен.

Джону наставница учила палкой по заднице, а ее сводные сестры еще и по рукам и губам получали. Да, больно и обидно, но иначе настоящими Янамари не станешь никогда, как любил приговаривать лорд Тунор, когда барышни жаловались на суровость науки. И ставил в пример упертую, как целое ослиное стадо, злюку-Джойану. Должно быть, специально так делал, чтобы не заносилась и таки получила свои тумаки, пусть не от учителя, так от сестричек. В итоге шуриа стала не только настоящей, но и единственной Янамари, а значит – самой упрямой, настырной и непреклонной женщиной среди живущих на берегах Намы.

Тяжело жить сразу в двух мирах. К тому же неудобно ужасно. Прямо, как на двух стульях сидеть. Но разве спрашивал кто-нибудь у Джоны, хочется ли ей такого поистине эпического размаха событий? Вот и спала она наяву, не в силах различить, где кончаются фантазии и начинаются сны, большей частью страшные, наполненные кошмарами. Джезим страдал, словно тяжело больной человек, изнуренный множеством хворей, а вместе с ним мучилась Джойана. Была она беспомощна, как эта измученная земля, была безъязыка, грязна и заброшена. Бродячая собака, и та знает больше заботы, чем земля предков, прозванная когда-то Землею Радости. И то не дождевые тучи провисли черными полотнищами над Янамари, то сам Предвечный навалился всей тушей. Великие Духи слабели под этим тяжким бременем, задыхались и чахли. А с севера, из-за ледяных бушующих древней яростью морей, тянулись к Джезиму жадные руки мертвецов. Теперь-то шурианка знала, кто такие эти злые ветхие дети из снов. Призрачные тропы мира духов уводили Джону далеко-далеко, и только неслыханная гордыня всех Янамари не дала духу графини нырнуть в темную выдриную нору и там уснуть навеки. И если бы не Джэйффово шаманство, то Джойана стала бы одним из берегов Намы еще до того, как они доплыли в Дэйнл.