Я иду искать - Макс Фрай

– Что за имущество?

– Сами увидите, – пообещал я, заранее предвкушая тот миг, когда эти двое обнаружат гигантского арварохского хуба и ещё не успеют сообразить, что это – игрушка. Конечно, всего какая-то доля секунды, а всё-таки лучше, чем ничего.

– А эта штука?.. – Мелифаро не договорил, но и так было ясно, что он имеет в виду.

– По-моему, лучше всего пока просто оставить её, где лежит, – сказал я. – Здесь от неё минимум вреда. Вряд ли в окрестностях бродят толпы желающих срочно поколдовать. Разве что какие-нибудь лесные оборотни шастают – ну так они в Очевидной магии ни в зуб ногой...

Я не успел договорить, потому что в этот момент нащупал наконец след Карвена. Успел обрадоваться, что вопреки грызшим меня опасениям, он совсем не похож на след мертвеца. А больше ничего не успел, потому что меня не стало.

Ну, не то чтобы вовсе не стало, просто когда собираешься пройти чужим Тёмным Путём, как делал уже столько раз, что со счёта сбился, а вместо этого почему-то проваливаешься в Хумгат, в первый момент это очень похоже на внезапную смерть. И наверное только тем от неё и отличается, что этот первый момент не оказывается последним. Продолжение непременно следует, и это лучшее, что я могу сказать о незапланированных путешествиях между Мирами.

Да и вообще обо всём.

Проблема с Хумгатом, Коридором между Мирами, Сердцем Возможностей, Путём Тьмы, Истинным Порогом, Жемчужиной Небытия, и так далее, заключается даже не в том, что у него слишком много названий, способных скорее запутать, чем хоть как-то отразить суть этого – явления? пространства? состояния? – тоже кстати хрен вот так сразу поймёшь. А в том, что ни в одном из человеческих языков не существует слов, подходящих для его описания. Разве только в хохенгроне, которого я совсем не знаю. С другой стороны, судя по всему, что я о нём слышал, вряд ли он такой уж человеческий. И не факт, что вообще язык[41].

Всё это я к тому, что уже который раз берусь описывать своё пребывание в Хумгате, и чем дальше, тем лучше осознаю своё полное бессилие как рассказчика. И испытываю огромное искушение отделаться каким-нибудь красивым сравнением: дескать, войти в Хумгат – всё равно, что погрузиться в небытие, сохранив ясность сознания; утратить всякое представление о себе, обретя безграничные возможности; стать крошечной сияющей точкой в потоке света и одновременно самой тёмной частицей в бесконечной тьме. Всё это, конечно, неправда. Просто слова, при помощи которых потом, задним числом, можно успокоить собственный ум, желающий хоть как-то объяснить себе, во что его втравили. Но ничего кроме этих слов у меня сейчас нет. И вряд ли когда-нибудь будет. Скорее уж просто окончательно пропадёт необходимость себя успокаивать. Зачем, собственно, успокаивать человека, с которым в очередной раз случилось именно то, для чего он родился на свет.

Потому что если уж ты рождён для путешествий между Мирами, постепенно начинаешь воспринимать все остальные события своей жизни просто как способ заполнить паузы между погружениями в Хумгат. Такая расстановка приоритетов неизбежна, хочешь ты того или нет.

Более-менее правдивый рассказ о том моём путешествии выглядит так: я провалился в сияющую бездну, очень удивился, а потом позволил реальности, в которой оказался Карвен, забрать себе ещё и меня. Осторожно вдохнул её воздух, убедился, что он вполне пригоден для жизни моего тела, расслабился и огляделся по сторонам со снисходительным любопытством бывалого путешественника: ну-ка, ну-ка, чем вы можете меня удивить?

Реальность, надо сказать, не подкачала. Настолько не подкачала, что впору выдать ей специальный приз за выдающиеся успехи в деле сбивания спеси с зазнаек, возомнивших себя стреляными воробьями. Например, с меня.

Начать с того, что прямо передо мной стоял ручей. То есть, не тёк у меня под ногами, а именно стоял – узкий водяной столб, одним концом уходящий под землю, а другим упирающийся в небо, тёмное, как ночью, хотя вокруг было светло. Причём ручей не лился сверху вниз, а устремлялся ввысь, как говорят в таких случаях, весело журча. А заодно звеня, трепеща и сверкая.

Таких вертикальных ручьёв здесь было много – не как деревьев в лесу, скорее, как фонарных столбов на большой городской улице. Только располагались они не ровными рядами, а как попало – то тут, то там. Все разные: широкие и узкие, медленные и стремительные, молочно-белые и тёмные, почти непрозрачные, – они текли снизу вверх, от земли к небу, и это зрелище так меня заворожило, что на какое-то время я забыл, зачем сюда пришёл.

А опустив глаза, я едва устоял на ногах. Да и то как сказать – устоял. Просто не плюхнулся на землю мешком, а аккуратно присел, хоть и сомневался, что это разумный поступок. Потому что здешняя земля тоже текла. Ну или ползла. В общем, двигалась, причём одновременно в разные стороны, словно светло-сизая почва и растущие на ней травы всех оттенков лилового цвета были подводными течениями, не слишком быстрыми, но мощными. Мать твою, растерянно думал я, это куда же оно сейчас меня унесёт?!

Но всё равно сел, потому что стоять было совершенно невозможно.

К счастью, никуда меня не унесло. То ли движение земной поверхности было просто оптической иллюзией, то ли я оказался существом настолько инородным, что меня оно каким-то образом не касалось. Я отдельно, а эта шустрая реальность отдельно, – думал я, осторожно, ползком придвигаясь к ближайшему ручью и протягивая к нему руку: почувствую ли хоть что-нибудь?

Ещё как почувствовал. Местная вода не стала разбираться, насколько я инородное тело, полез – получай. Намочила не только ладонь, но и край лоохи, ещё и в лицо брызнула напоследок, впрочем, вполне по-дружески: эй, приходи в себя!

Помощь оказалась своевременной, от холодной воды я и правда как-то сразу очнулся. И снова огляделся по сторонам – теперь уже не как удивлённый турист, а как деловой человек, явившийся сюда, чтобы разыскать другого человека по имени Карвен Йолли.

– Ну, Карвен, – сказал я вслух. – Ну ты даёшь.

В этот момент мне стало безразлично, что он натворил. И какими намерениями при этом руководствовался. Сдуру напортачил, или всерьёз замыслил неслыханное злодейство. Всё это было совершенно неважно в сравнении с тем, куда он меня привёл.

Именно тогда я понял – не теоретически, а на собственной шкуре – почему Джуффин так носился со всеми, как он говорил, «избранниками Хумгата», любой ценой старался сохранить им жизнь, заранее приготовившись расхлёбывать любые последствия своей излишней гуманности. Потому что, конечно, никакая это не гуманность. И не доброта. И не тонкий расчёт. И даже не высокомерное желание спасти себе подобных, потому что они «лучше» прочих. А самый обычный инстинкт. Естественное влечение, врождённая склонность, следование голосу своей природы, которая настойчиво требует вести себя именно так во имя сохранения нашего редкого вида странствующих между Мирами. Ясно, что при желании и этот инстинкт можно взять под контроль. Но «можно» далеко не всегда означает «надо».Уж точно не для меня. Не сейчас.