Танго на цыпочках - Екатерина Лесина

сумрак дома обрадовал. Сумрак как нельзя более располагает к задушевным беседам, а Аполлон Бенедиктович настроился на долгую и откровенную беседу.

Камушевская, ах, простите, уже Палевич, его молодая супруга, чей покой Палевич поклялся беречь, сидела одна в пустой гостиной. Впрочем, кажется, она нисколько не тяготилась одиночеством: задумчивый взгляд, руки протянутые к огню в камине — еще немного и коснуться рыжих косм, аккуратная прическа, неприметное серое платье. В этой картине было столько нежности…

В этой картине не было правды.

— Как ваше здоровье, пани Наталья? — Поинтересовался Палевич. Он только что обнаружил прискорбнейший факт: тело отказывалось подчиняться и норовило упасть. Все-таки не надо было столько пить. Пришлось рухнуть в кресло, не дожидаясь приглашения.

— Спасибо, хорошо. Вы пьяны?

— Пьян. — Признался Аполлон Бенедиктович. — Я пьян, но, к несчастью, не настолько, как хотелось бы.

— Что-то случилось? — В серых глазах не мелькнуло ни тени беспокойства, сегодня Натали была спокойна и холодна. Сегодня она была уверена в своих силах. А быстро она оправилось от болезни. Или болезнь — такая же ложь, как все остальное?

— Случилось.

— Что же?

— Я нашел оборотня.

— Вы поймали убийцу? Николя освободят? — И снова полнейшее равнодушие, будто бы судьба брата совершенно не волнует ее. Впрочем, так оно и есть.

— Николя… Давайте лучше о вас поговорим. Поговорим. Зачем вам все это было нужно? Ваш брат вас любил, а вы…

— Любил. Да что вы знаете о его любви! — Наталья вспыхнула яростью, точно сухая ветка огнем. — Он только и делал, что командовал. Они ничего мне не позволял, себе все, а мне ничего. Он играл, покупал для своих любовниц наряды, драгоценности, снимал квартиры и дома, а я даже в город выехать не могла. В монастыре и то свободы больше!

— И поэтому вы его убили.

— Я не убивала. Я никого не убивала!

— Правильно, — Аполлон Бенедиктович облизал пересохшие губы, — у вас было кому делать черную работу. Януш, человек помешанный на кладе. Вы обещали показать ему, где лежит золото, в награду за верную службу, и он служил, делал все, что вы говорили, так?

— Так. — Она и не думала отпираться. — Януш блаженный. Хотите расскажу, как мы встретились? Мне очень хочется поговорить, а здесь не с кем. Совсем не с кем, больше к нам не ездят гости, а выезжать Олег запрещает, он сердитый, а Януш смешной. Мы на болотах встретились, отсюда, из сада, есть тропинка, которой на болота выбраться можно, я и выбиралась. А он золото свое искал, он сам меня за Вайду принял, все умолял место показать, где клад зарыт. Жертвы приносил. Януш хороший, никто мне подарков не делал, а он делал. Грязные, и крови много, но выбрасывать нельзя было — подарки. Как богине. Знаете, раньше люди богам животных в дар приносили, складывали головы в кучу и молились. У меня тоже такая куча была.

— Платье ему вы сами подарили?

— Сама. Кровью вымазала. Януш не специально ту девочку убил. Мы не знали, что она слепа, поверьте.

— Что она могла увидеть?

Пани Наталья лишь плечами пожала, то ли не знала, то ли не помнила. Ну отчего он раньше не придал значения этому странному ее обычаю переходить с одной темы на другую, играть словами, точно ребенок куклами. И перепады настроения, которые так удивляли Палевича прежде, вполне объяснимы. Охимчик знал? Догадывался? Олег знал наверняка, оттого и держал сестру взаперти, оттого и не вывозил в свет. Бедная больная девочка.

Жестокая девочка.

— Кто убил Анастасию?

— Януш. Крови было много, больше, чем от лисицы. Если умыться кровью, можно стать красивой. Магдалена красивая… Но она говорила про меня плохие вещи. Она носила мое платье, она забрала моих братьев, и мою душу хотела украсть. А я не позволила. Это она убила Олега.

— Олега убили вы. Или Януш.

— Януш, Януш, Януш… Я-нуш. Олег запретил мне выходить из дому, он плохой был, совсем-совсем плохой, а Януш хороший. Януш крестик принес, чтобы я не волновалась. Он заботился обо мне, он любил меня и не отказал, когда я попросила.

— О чем вы попросили?

— Убить Магду. Помните, я говорила, какая она плохая. Олег умер, так она решила за Николя замуж выйти. Все надеялась меня из дому выгнать, а дом мой и только мой, здесь не было места для нее. Януш хорошо сделал…

— Вы впустили его в дом?

— Он здесь жил. Возле кухни. Ночью слуг нет, а Януш есть. Он и вас хотел убить, только я не разрешила, я вас люблю, и вы меня любите, теперь мы будем вместе навеки вечные. — Пани Наталья счастливо улыбнулась. — Юзеф не помешает. Я сначала его любила, а он плохим оказался, ему деньги были нужны, а не моя любовь. Обманывать — плохо, за обман наказывать нужно.

— И Януш его наказал.

— Да. Теперь нам никто не помешает. Больше некому мешать.

— А Николай, его же повесят!

— Ну и что. Он вредный, он мне коробку со шляпкой как-то ужа подложил. — Наталья вздохнула. — Мне хорошо одной. Или с вами. Вы ведь меня не бросите, вы ведь обещали, что всегда будете обо мне заботиться и в Париж свезете.

В пустых серых глазах отражался огонь, от этого было вдвойне страшней. Безумие — вот истинное проклятие рода Камушевских. Теперь это и его проклятье.

— А когда мы в Париж поедем? Я уже почти поправилась.

— Скоро, милая моя, скоро.

Тимур

В первый день Салаватов лелеял надежду на то, что произошла ошибка, менты разберутся и выпустят его. Черта с два.

На второй день Тимур попытался разобраться в происходящем и выдвинуть собственную версию событий. Идиот — сказала Сущность, и оказалась права, на него посмотрели, как на сумасшедшего. Конечно, задачка-то из разряда А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало, что осталось на трубе?

Марек убит, Доминика пропала, зато Салаватова взяли с пистолетом в руке, тут и без экспертизы сомнений нет, что выстрел был сделан именно из этого оружия. Ко всему возле кухонной двери обнаружены следы крови. Человеческой. Женской. Вторая группа, резус-фактор положительный. Полностью совпадает с данными медкарты Никы.

На третий день Салаватов понял, что еще немного и он сойдет с ума.

Больше всего Тимура беспокоила Ника. Он согласен был сесть на шесть, на десять, на двадцать, да пожизненно, в конце концов, только пусть ее найдут. Беда в том, что Нику не искали. Менты требовали показать, где Салаватов спрятал тело, и не хотели верить, что Ника жива.

А Тимур верил, до последнего верил и понимал,