Котёл с неприятностями. Ближний Восток для «чайников» - Евгений Сатановский

В отличие от США, ЕС и монархий Персидского залива, ежегодно вбрасывающих в регион миллиарды, участие России сводилось в этой сфере до осени 2015 года к списанию советских долгов, поставкам вооружений и военной техники старых модификаций и гуманитарной помощи, направляемой в зоны природных катастроф и военных действий по линии МЧС. Сирийская операция принципиально изменила это, позволив испытать в боевых условиях новейшие разработки отечественного ВПК – что, помимо прочего, открыло для его продукции новые рынки. Косвенным следствием демонстрации использованных в Сирии систем наземного, морского и воздушного базирования стала переоценка рисков военного столкновения с Россией её потенциальных противников, что снизило вероятность их войны против неё до минимума.

Лоббируемая МИДом и госкорпорациями активизация на БСВ экономической политики России, в том числе открытие кредитных линий местным правительствам, дублируя направления работы советских времён и повторяя все основные ошибки этого периода, обещает низкую эффективность, что продемонстрировала ситуация с контрактами РАО ЖД и поставками по линии ВТС в Ливии. В то же время ведомственные интересы в отечественной внешнеэкономической политике, как правило, доминируют над национальными, а юридическое и экспертное сопровождение лоббируемых на уровне правительства проектов оставляет желать лучшего.

По аналогии с критериями, принятыми в мировой практике, потенциальные угрозы безопасности России из БСВ можно оценивать как «три с половиной». Это Турция в долгосрочной, Иран и Пакистан в среднесрочной и радикальные исламистские организации и спонсирующие их государства региона в краткосрочной перспективе. При этом кампания сирийских ВКС, в ходе которой турецкими ВВС осенью 2015 года был сбит российский военный самолёт, минимизировала непосредственную угрозу России со стороны Ирана, но обострила ситуацию в российско-турецких отношениях.

Турция, на момент написания книги являющаяся крупнейшим ближневосточным экономическим партнёром России, находится на подъёме, реализуя стратегию создания «новой Оттоманской империи». Её геополитические интересы на Кавказе, в Причерноморье, Средней Азии и тюркских регионах России от Крыма до Якутии включительно, а также поддержка распространения на постсоветском пространстве так называемого «мягкого ислама», примером которого является американо-турецкий проект «Нурджулар», представляют серьёзную потенциальную угрозу сложившемуся в России образу жизни, этноконфессиональному равновесию и территориальной целостности страны.

Вооружённые силы Турции многочисленны, оснащены современной техникой, высоко мотивированы и имеют боевой опыт противостояния с курдами. Если не учитывать российский ядерный потенциал, Турция, являющаяся частью НАТО, ведущей, хотя и слабеющей военно-политической силы мира, имеет на Северном Кавказе численный и технический перевес в регионе над Россией – в Причерноморье абсолютный. Не случаен повышенный турецкий интерес к крымско-татарскому вопросу при явном антироссийском настрое курирующего его премьер-министра страны Ахмеда Давутоглу.

Мы говорим об этом без учёта фактора Грузии и региональных исламистских террористических формирований, действия которых могут значительно осложнить положение на коммуникациях и в тылу Российской армии. Пока Турция не поддерживала Грузию и северокавказских исламистов в их противостоянии с Россией, однако интенсивные контакты с ними Анкары делают это при необходимости легко осуществимым. До атаки на самолёт ВКС РФ на турецко-сирийской границе прямое столкновение России и Турции не представлялось реальным вследствие усилий руководства обеих стран по развитию двустороннего экономического сотрудничества, однако это событие резко изменило ситуацию. При этом руководство НАТО категорически отказалось поддержать провокацию Анкары против России.

Заслуживают внимания последовательные, профессиональные и успешные действия турецкого руководства, добившегося в торговле с Россией ряда односторонних преимуществ. Любые инициативы, которые в перспективе могут привести к возникновению двусторонних структур, неподконтрольных руководству правящей Партии справедливости и развития, торпедируются Анкарой, как это произошло с российско-турецкой межпарламентской комиссией по экономике. Ещё один инструмент политики такого рода – пересмотр достигнутых условий соглашений перед их подписанием на высшем уровне (АЭС «Аккую») или после реализации («Голубой поток»). Не следует забывать и о сохранении России в списке потенциальных внешнеполитических угроз, перечисленных в турецкой «Стратегии национальной безопасности» 2010 года.

На протяжении большей части последних 500 лет отношения России и Турции были враждебными. Русско-турецкие войны занимают почётное место в истории Российской империи, и в Турции помнят, что они стоили Оттоманской Порте Балкан и Кавказа, хотя часть северо-восточных провинций, входивших в состав России с 1878-го по 1917-й год, была потеряна Москвой после революции и возвращена в состав Турецкой Республики. При этом после Первой мировой войны Турция в её нынешних границах сохранилась не в последнюю очередь вследствие нормализации отношений правительств Кемаля Ататюрка и Владимира Ленина.

Преувеличивать значимость турецкого реваншизма, во многом являющегося проявлением личных особенностей президента Эрдогана с его авантюризмом, гиперактивностью и авторитарным стилем правления, не стоит, но и преуменьшать его опасно. Фактор военного, в том числе ядерного сдерживания имеет для России на турецком направлении основное значение, нейтрализуя возможность перерастания потенциального регионального конфликта в новую Крымскую войну, в которой Турция и Запад выступили бы против России. Конфликт России и Грузии 2008 года показал это со всей очевидностью.

Руководство Турции до осени 2015 года полагало, что Москва будет ослабевать параллельно с усилением Анкары. Оно видит свою страну международным центром по торговле углеводородами БСВ и Прикаспия и перекрёстком их транзита в ЕС в обход России. Реализация трансграничных трубопроводных проектов, призванных ослабить позиции Москвы на европейском газовом рынке, первым из которых стал «Баку – Тбилиси – Джейхан» и мог стать «Набукко», соответствует этой стратегии. В начале 2016 года, после того как реализация «Турецкого потока», который из-за конфронтационной политики Брюсселя в отношении Москвы должен был сменить «Южный поток», оказалась под сомнением, Анкара сделала ставку на транзит туркменского газа в Европу по транскаспийскому газопроводу ТКГ.

Отношения России с Ираном в историческом и геополитическом плане повторяют отношения с Турцией. Постсоветский Прикаспий, включая его российскую часть, – «северные территории» Персии, отторгнутые у неё Россией. Гилян и Мазандаран до 1726 года входили в империю Петра Великого. Заключённый в начале ХХ-го века российско-британский договор о разделе сфер влияния в Иране, Афганистане и Тибете был началом конца иранской государственности. Только революция 1917 года спасла Иран от раздела, точно так же, как принятая на Тегеранском совещании резолюция «Большой тройки» завершила период, когда советские войска могли быть введены на иранскую территорию, не нарушая норм международного права.

Современные претензии Ирана на 20 % бассейна Каспийского моря затрагивают интересы Азербайджана и Туркменистана, касаясь России и Казахстана лишь косвенно, однако могут в перспективе послужить причиной регионального конфликта, сталкивающего Москву и Тегеран. Иран, в отличие от Турции, в потенциальном столкновении с Россией может рассчитывать только на собственные силы, имея «в тылу» конфликты с соседями по Персидскому заливу, Израилем и, несмотря на «ядерную сделку» 2015 года с Западом, в первую очередь с США и Великобританией. В то же время военное сотрудничество Ирана с Москвой по разблокированию сирийского кризиса, начиная с осени того же 2015 года, заложило основу многообещающего антитеррористического российско-иранского альянса.

Россия после снятия с Ирана санкций ООН, открывшего дорогу к вступлению этой страны в ШОС, заняла активную позицию на иранском рынке вооружений и военно-технического сотрудничества. Расширение сотрудничества Москвы и Тегерана в экономике, в том числе в вопросах грузового транзита, также стоит на повестке дня. В то же время, несмотря на открывающиеся перспективы двустороннего сотрудничества, опыт развития российско-турецких отношений, которые до столкновения интересов Москвы и Анкары в Сирии оценивались исключительно со знаком плюс, заставляет осторожно оценивать перспективы ирано-российского альянса. При всех его перспективах просчитывать возможность столкновения с Ираном России необходимо.