Седьмая жертва - Алан Джекобсон

– Он не выдержал, – сказал Дель Монако. – Совсем как другие.

– Какие еще другие? – поинтересовался Робби. Он стоял позади них, держа в левой руке свою шапочку и наушники.

– Все серийные убийцы. Они неизбежно доходят до точки после которой даже для них груз убийств становится чрезмерным. Хотя они и не обладают моральными и нравственными устоями в глубине души каждый из них понимает: то, что он делает, – неправильно. Этого понимания, правда, недостаточно, чтобы остановить их, но внутреннее напряжение постепенно нарастает, пока не доходит до точки, после которой они уже не в состоянии справляться с ним. И дальше все, конец игры.

– Но самоубийство… – в недоумении протянул Робби.

– Они начинают проявлять небрежность и сентиментальность, – пояснила Карен. – Их фантазии становятся все более жестокими и буйными, а порядок превращается в беспорядок, организация – в дезорганизацию. Именно так мы поймали Банди.[56] Если бы его не арестовали, он, скорее всего, просто покончил бы с собой.

– Об этом явно свидетельствует убийство сенатора Линвуд, – продолжал Дель Монако, – хотя мы, конечно, не рассматривали его под таким углом. Но, полагаю, мы верно квалифицировали его. Личные отношения и чрезмерная жажда насилия.

– Но не только они стали причиной его зверств, – заметила Карен. – Уже тогда он не мог справиться с собой. Вполне возможно, что убийство Линвуд, женщины, которая забрала у него дочь, стало для него последней каплей, и он пошел вразнос.

Дель Монако покачал головой.

– Скорее, он сделал то, что должен был, о чем мечтал в течение тех пятнадцати лет, что провел за решеткой. А потом он выходит на свободу и – бац! – встречает женщин, которые напоминают ему Линвуд в молодости, такую, какой он запомнил ее, когда видел последний раз. И пусть даже он не отдавал себе в этом отчета, подсознательно, убивая их, он убивал ее, снова и снова.

– А потом он каким-то образом нашел ее. Нашел Линвуд. И отправился на охоту уже за ней.

– Какова причина смерти? – спросил Синклер, входя в комнату.

Ответил Дель Монако:

– Огнестрельное ранение головы. Он выстрелил себе в лоб. Лицо обожжено частичками пороха. Он стрелял в упор, из старого револьвера тридцать восьмого калибра. Оружие по-прежнему зажато в руке. Похоже на самоубийство.

– Давно он застрелился?

– Навскидку я бы сказал, что примерно сутки назад, может быть, чуть меньше.

– Давайте снимем с лица следы порохового нагара, чтобы знать точно, – предложил Синклер.

– Карен, – позвал Бледсоу, – иди сюда. Тебе стоит на это посмотреть.

Она поднялась с колен и пошла на голос. Бледсоу стоял у лестницы, ведущей в спальню на втором этаже. На рыболовной леске к потолочной балке были подвешены пять отрубленных левых рук. В сумраке казалось, что они парят в воздухе.

– Пять… Скажи экспертам, пусть уточнят, чьей именно не хватает.

Бледсоу согласно кивнул.

– А теперь сюда.

Он провел ее по коридору в ванную комнату. На зеркале над раковиной губной помадой были выведены слова: «Это здесь, в крови».

Карен сделала глубокий вздох и огляделась. Ванная была старой, над унитазом в углу на стене висел сливной бачок, воду из которого можно было спустить, потянув за длинную цепочку.

– Похоже, мы нашли того, кого искали, – заметил Бледсоу.

Карен кивнула.

– Да.

– С тобой все нормально?

Она задумчиво прикусила губу.

– Знаешь, я думала, что буду испытывать какие-то чувства… типа того, что я уже бывала здесь раньше. Потому что это действительно так, я наверняка жила здесь. Пусть даже совсем еще ребенком, пока у Линвуд не хватило ума взять меня и сбежать отсюда к черту на кулички! – Она снова обвела взглядом ванную комнату и выглянула в коридор. – Но я ничего не чувствую.

– Ты была совсем крохой. Чего ты ожидала?

– Не знаю, Бледсоу. Я просто думала, что почувствую хоть что-нибудь. Хотя, с другой стороны, в последнее время я стала замечать, что меня мало что трогает.

В эту минуту она заметила Робби, который остановился в дверях.

– Я сумею тебя тронуть, – пообещал он и взял ее за руку.

Она вышла следом за ним из ванной и прошептала:

– Ты уже тронул меня, Робби. Тебе уже удалось невозможное.

…семьдесят третья

Гиффорд стоял на кафедре в конференц-зале, обращаясь к сотрудникам Отдела криминальной психологии. Карен скромно пристроилась чуть позади него.

– Полагаю, все мы должны выразить агенту Вейл сердечную благодарность за ту чертовски хорошую работу, которую она проделала, работая над раскрытием дела Окулиста. И за то, что не отступила от своих убеждений. Я знаю, многие из нас сомневались в ее выводах на протяжении последних восемнадцати месяцев. И я тоже, как и остальные, чувствую себя виноватым, за что и приношу свои извинения.

Он искоса взглянул на Карен, и та вдруг поняла, что Гиффорд говорит искренне.

– Благодарю вас, сэр. Ваши слова мне очень дороги.

В зале раздались аплодисменты, которые стихли, стоило Гиффорду поднять руку.

– А теперь давайте вернемся к работе. – Он наклонился к Карен и прошептал ей на ухо: – Жду вас в своем кабинете через десять минут.

Манера, в которой Гиффорд на утреннем совещании, перед всем отделом, выразил ей признательность за усилия, поразила Карен… и стала для нее совершенно неожиданной. То есть она оказалась решительно не готовой к подобному повороту событий, И хотя такое признание значило для нее очень много, она все-таки не могла оценить его в полной мере – уж слишком разбитой физически и морально она себя чувствовала. Ей казалось, что ее пропустили через мясорубку, а потом ее вдобавок переехал грузовик, и в данный момент Карен ничего так не хотелось, как забраться в постель проспать несколько суток подряд. После заключительного эпизода всей истории на ранчо Фаруэла ее доставили полицейским вертолетом к автомобилю, который ждал у здания Полицейского управления округа Фэрфакс.

Оттуда легковая машина отвезла ее домой к Робби, где она приняла еще две таблетки тайленола и моментально провалилась в сои не успев даже снять с себя грязную одежду. Разбудил ее в девять утра звонок секретарши Гиффорда, которая просила ее приехать на работу через час.

И вот теперь, когда Карен сидела в кресле для посетителей в кабинете Гиффорда, сумбурная тяжесть последних сорока восьми часов по-прежнему давила ей на плечи. О чем он хочет с вей поговорить? О возвращении к работе и восстановлении в должности? Вряд ли это возможно, ведь обвинения в жестоком избиении бывшего супруга с нее еще не сняты. Тогда зачем она ему понадобилась? Чтобы выразить ей свое восхищение? Едва ли, и по тем же самым причинам. Хвалить агента, против которого возбуждено уголовное дело за чрезмерное насилие… несколько не ко времени.

Гиффорд вошел в кабинет и сел за стол. Откинувшись на спинку кресла, он вздохнул:

– Я знаю, что мы с вами не всегда находили общий язык, но я готов перевернуть страницу и двигаться дальше. Вам было нелегко, но вы проделали колоссальную работу. Понимаю, понимаю, в оперативной группе были и другие сотрудники, но все они в значительной мере именно вам обязаны своим успехом. Отличная работа! Мы гордимся вами и тем, что в Бюро есть такие работники.

– Благодарю вас, сэр.

– Но я хотел поговорить с вами еще кое о чем. Это шаг к тому, чтобы вернуть себе работу и должность. При условии, разумеется, что вас оправдают присяжные и судья. – Он обвел взглядом стоя, передвинул какую-то папку и наконец нашел нужный документ. – Это список трех психоаналитиков, с которыми сотрудничает Бюро. Выберите любого и договоритесь о встрече.

Карен взяла листок, который он протягивал ей.

– Психоаналитик?

– Да, мозгоправ. Это для вашего же блага. Вам нужно научиться обуздывать свой гнев, во-первых. Кроме того, это нужно и Службе внутренних расследований, чтобы они с чистой совестью могли прекратить дело, начатое в отношении вас. И само главное, учитывая, через что вам пришлось пройти и с чем вы до сих пор не разобрались до конца… нет, это и в самом деле пойдет вам на пользу.

Карен поджала губы. Она не станет возражать. Здесь особенно и не поспоришь.

– Хорошо, сэр. Я позвоню и договорюсь о встрече.

Гиффорд кивнул, и тут зазвонил его телефон.

– А теперь отправляйтесь домой и хорошенько выспитесь. Кстати, обязательно покажите свое колено врачам. Когда наступит время, я хочу, чтобы вы были здоровы и могли вернуться к работе полной сил.

Карен улыбнулась, осторожно поднялась с кресла и вышла из кабинета.

… семьдесят четвертая

Возвращаясь, точнее, ковыляя к своему автомобилю, Карен тем не менее не чувствовала боли. И дело здесь было не только в тайленоле. Впервые к ней проявили уважение, которого она, по ее собственному мнению, всегда заслуживала, но до сих пор не добилась. Она осторожно забралась в свою машину, медленно перенесла левую ногу под приборную доску и поехала к выезду с автостоянки возле торгово-промышленного центра.