Оправа для бездны - Сергей Малицкий

Рох негромко свистнул, и из расщелины показалась серая мордочка невысокой корептской лошадки. На лбу у животного красовалось белое пятно.

– Во-вторых, отвечу, почему стражников нет здесь, у моста. За спиной у меня тоже мост, и он длиннее. Стража там. А этот мост надо срубить. Вы последние на этой тропе. Не хотите, чтобы кто-то догнал вас?

Марик взглянул на Кессаа. Сайдка раздраженно хмурилась, высматривая что-то у себя под ногами, затем окинула взглядом спутников и хмуро кивнула баль:

– Руби канаты, Марик.

Глава 4

Ройта

Спутники не разговаривали друг с другом до вечера. Кессаа была погружена в собственные мысли, а Марик с Насьтой, едва баль перерубил канаты моста, переглянулись, как два щенка, только что разделавшихся с хозяйским обедом, и с тех пор занимались прямыми обязанностями – охраняли порученную им «драгоценность». Марик шел впереди, готовясь встретить возможную опасность, Насьта следовал за Кессаа, вглядываясь в ломаные контуры скал и вслушиваясь в шелест летнего ветра. Встретившись с Рохом, они миновали еще один подвесной мост, за которым дорога расширялась и перегораживалась невысокой стеной. У нехитрого укрепления дремали с полдюжины стражников. Они встретили слепца как родного, тот оставил им влажный мех – как предположил Марик, с вином – и оставил каждому стражнику по серебряному кругляшку. На путников стражники даже и не взглянули, только усатый командир заученно прогудел: «Эти в самом деле последние, Рох?» – а за заставой слепец помахал подопечным «колдунам» рукой и уплыл на цокающей подковами низенькой лошади вперед, за поворот тропы.

Еще через пару лиг над головами зашумел узкий водяной поток, скатываясь с отполированной за столетия скалы и образуя над тропой прозрачную арку, возле него спутники и перекусили, все так же не произнося ни слова. Затем Кессаа поднялась и пошла вперед, Марик торопливо обогнал ее, благо тропа расширилась и это не составило труда. Уже в сумраке дорога скользнула в мрачное ущелье, а когда выбралась наружу, то тьма осталась не только за спиной: над Рептой стояла ночь. Селенга только-только начала убывать и ясно освещала раскинувшиеся под ногами спутников отроги Молочных пиков, которые уходили к северу и северо-востоку бугристыми склонами, сливаясь впереди в темную неразличимую мглу. Далеко – верно, в нескольких лигах – помаргивали костры, где-то по левую руку чудился свет неблизких окон, и ощущение чужого уюта и миролюбия растекалось над равниной, как аромат ночных цветов.

– Стрела, – поднял руку Насьта на сереющей в свете Селенги развилке.

Из серых камешков была выложена стрелка, указывающая на левую из трех тропок, на которые делилась дорога, выбираясь из ущелья.

– Он же слепой! – удивился Марик.

– Значит, стрелку выложила его лошадь, – хмуро бросила Кессаа, смахивая камни с тропы сапогом. – Пройдем еще пару лиг и подыщем место для ночлега.

Они расположились в полусотне локтей от раскинувшего темные ветви горного дуба. Ужин был недолгим, о костре никто и не заикнулся – хорошо, хоть колючая трава оказалась упругой и в то же время бессильной проколоть плотную ткань, которую Насьта расстелил меж камней. Ремини вскоре утомленно засопел. Марик остался караулить первым, поэтому уселся под не успевшим нагреться за день валуном и уставился на небо.

– Все яркие звезды я знаю по именам, – неожиданно негромко произнесла Кессаа.

– А я – не больше десятка, – огорченно вздохнул Марик и добавил после паузы: – И я никакой не колдун. Слепой ошибся.

– У меня была наставница, – ответила Кессаа, даже не повернув в его сторону головы. – Она говорила, что, если человека лишить зрения, он будет способен увидеть то, чего не могут разглядеть зрячие. Если человеку отрубить правую руку, его левая рука будет подобна левой руке самого искусного левши.

– Что нужно отрубить мне, чтобы я стал колдуном? – усмехнулся Марик и тут же поправился, увидев улыбку, скривившую губы сайдки: – Или Насьте? Не могу же я быть колдуном – и не знать об этом?

– Отрубать ничего не надо. – Кессаа закинула руки за голову. – Нужно прислушиваться к самому себе, изучать самого себя. К тому же иметь способности – еще не значит владеть ими. Многие имеют прекрасный голос, но далеко не все поют. И в то же время иногда прекрасно поют те, кого Единый не побаловал сильной грудью и крепкой глоткой.

– Тебе не понравился слепой, – понял Марик. – Он колдун?

– Да, – кивнула Кессаа. – И все сделал, чтобы никто не мог бы угадать в нем колдуна. Но я почувствовала. Хотя он вовсе не выглядит плохим человеком.

– Что же тебе не понравилось в нем? – удивился Марик.

– Три вещи, – вздохнула Кессаа. – Первое – то, что он живет в Омассе, второе – то, что он рассчитывает укрыться от хеннов в Проклятой пади, третье – то, что у его лошади белое пятно на лбу. Я могла бы добавить и ощущение, что видела его раньше, но тут уж он прав: в Скире я видела многих, а уж слепых и калечных, особенно в дни ярмарок, там предостаточно.

– Вот уж никогда бы не подумал, – удивился Марик. – Я тоже от него не в восторге, но мои ощущения проще. Мне просто показалось, что он ощупывает меня скользкими пальцами, хотя я и не приближался к слепому ближе чем на пять шагов.

– Скользкими пальцами? – задумалась Кессаа. – Нет, вряд ли. Некоторые люди просто кажутся скользкими, даже если ты и не прикасаешься к ним. Раньше, когда пелена сдерживала Суррару, магия рисских колдунов оставляла ощущение слизи на пальцах. Теперь этого нет.

– И все-таки, – не унимался Марик. – Вот я, обыкновенный баль, хотя все и говорят, что я похож на сайда. Живу в деревне на берегу Мглянки, укрыться в случае опасности могу в глухом лесу, никакой лошади у меня вовсе нет – этого достаточно, чтобы заподозрить меня в чем-то?

– Достаточно, если бы я была магом из Суррары или хеннкой, – вздохнула Кессаа. – Пойми, я не верю в случайности. Нам нужно в Суйку – и мы встречаем колдуна, который мечтает вернуться домой, в Омасс, город, ближе которого к Суйке нет. Он же уверяет, что может укрыться от хеннов в Проклятой пади, которая отделяет Суйку от Омасса и в которую, в отличие от Суйки, никто не ходит, потому что именно Проклятая падь – средоточие мерзости, что отравляет Оветту!

– А лошадь его чем тебе не угодила? – не понял Марик.

– Белое пятно, – повторила Кессаа. – Сопоставь одежду колдуна, которая словно специально подобрана, чтобы быть как можно менее заметной, и белое пятно на лбу его лошади! Такая масть очень редка.

– Он сказал, что лошадь – это его глаза, – неуверенно заметил Марик. – Может быть, у него не было выбора?

– Зато выбор всегда есть у нас, – отвернулась Кессаа.