Мемуары - Арман Жан

Его супруга была так напугана — об этом мы говорили выше — и пребывала в такой меланхолии, что отчасти даже повредилась рассудком: перестала выходить из своей комнаты, отказывалась видеть кого-либо, вообразив, что всякий, кто смотрит на нее, насылает на нее чары — даже Барбен, которого она умоляла не приходить больше.

По прибытии маршал спросил Барбена, грозит ли ему чем-нибудь участие в государственных делах. Барбен, уже зная о решении допустить маршала до дел и понимая: что бы он ему ни посоветовал, тот все равно не удержится в стороне, сказал, что он может заниматься делами и он не видит к тому препятствий. Однако это стало началом конца маршала, вызвав по отношению к нему ненависть общества, дав повод Люиню порочить его в глазах Королевы и Короля и готовить тем самым бурю, которая — как мы увидим — разразится год спустя. Люинь твердил Королю, что маршал сосредоточил в своих руках власть, считает Его Величество пустым местом и, укрепляясь в своих дурных замыслах, сеет раздор между ним и Королевой-матерью.

На праздник Всех Святых король слег — у него случился обморок; Королева, находившаяся в Фёйане, тотчас вернулась в Лувр: в течение последующих трех или четырех дней Король поправился. Королева постоянно заговаривала об этой болезни, и дю Вер, в то время еще занимавший пост хранителя печатей, подумал, что недуг Короля гораздо серьезнее и может повториться весной. Оттого и Королева, советуясь с г-ном Эруаром, первым медиком двора, делилась с ним своими опасениями, что Его Величество весной снова может слечь. Люинь не преминул воспользоваться случаем и сообщил Королю, что против него что-то замышляется и это что-то должно произойти весной. Он то и дело давал Королю понять, что принцы понесли наказание из-за маршала д’Анкра, что они очень привержены Его Величеству и несказанно огорчены его болезнью.

Эти слова запали Королю в душу, и по его приказу — но как бы от собственного имени — г-н де Жевр отправил г-ну де Майенну депешу в Суассон, оповещая о благожелательном отношении к нему Короля, о зародившейся у Его Величества мысли удалиться от Королевы-матери в Компьень, где все принцы могли бы с ним повидаться.

Сие известие воодушевило принцев, и они отдали кардиналу де Гизу приказ всячески помогать г-ну де Люиню, дабы извлечь из этого дела наибольшую выгоду. События приняли такой очевидный оборот, что Ла Шене, прислуживавший Королю дворянин, приближенный одновременно и к г-ну де Люиню, выслал к ним Женье, через коего передал, что Король недоволен маршалом д’Анкром и призывает всех держаться вместе и ни в коем случае не мириться с маршалом.

Несмотря на все это, назначение министров оказалось для принцев неожиданным; они были уверены, что без таких умов, какими обладали они, государство будет вынуждено снова обратиться к ним, и возгордились чрезмерно. Тем не менее они ни на йоту не приблизились к выполнению своих обязанностей, напротив, усилили бунт, особенно это касалось герцога Неверского, делавшего это в открытую; г-н де Буйон интриговал незаметно, возводя хулу на собственное правительство перед иностранными правительствами: он отправил в Голландию, в Льеж, и в различные города Германии послания, в коих ругал правительство. Так, г-н дю Пеше из Льежа говорил о Короле в неподобающих выражениях. И один льежский дворянин, несогласный с подобными заявлениями, осудил его за предательство, дело дошло до рукоприкладства, и дю Пеше был убит. Были и иные случаи ущемления королевской власти, приведшие к конфликтам и появлению огромного числа вооруженных людей — в Седане, в Шампани, где герцог Неверский собирал их и направлял в покорные ему города. Узнав об этом, Король был вынужден отправить в эту провинцию вооруженные отряды под командованием маршала де Пралена, дабы поддержать своих полномочных представителей, извещающих Его Величество о нарушениях принятых им ордонансов, судить виновных и готовых в любую минуту представлять его интересы.

Прошло совсем немного времени, и эти войска весьма пригодились, поскольку в ночь на первое декабря герцог Неверский неожиданно вступил в город Сент-Менеу, закрепился там и расположил в замке гарнизон из пятисот человек. Этот город был важным пунктом, защищающим Седан и Мезьер и перекрывающим путь на Верден. Маршал де Прален вступил туда во главе королевских отрядов, пообещав десять тысяч экю Буконвилю, наместнику замка, и стал хозяином положения, изгнав гарнизон де Невера 26 декабря и препроводив его в Ретель.

Несмотря на все дурные поступки герцогов Неверского и Буйонского, последний, действовавший более скрытно, имел мужество написать Королю, жалуясь, что войска, коими располагает Его Величество в Шампани, притесняют его, а посол Короля в Брюсселе препятствует свободной торговле с Седаном, которому, по мнению де Буйона, Его Величество отказал в протекции; а также о том, что ему придется помочь самому себе теми способами, которые имеются в распоряжении каждого.

Его Величество ответил ему 27 числа с необычайной твердостью, указав герцогу на его недостойное поведение и на то, что отправленная им жалоба имела целью упредить порицание, которое он, Король, намеревался выказать ему, а также держать народ в ложном убеждении, будто с ним плохо обращаются. По поводу упрека в отношении торговли, якобы не развивающейся, Король ответил, что дело было в том, что королевский посланник действительно чинил ей препятствия при проходе войск, враждебных Королю. Далее он писал, что, будь герцог умным человеком, вместо угроз применить те или иные способы защиты ему следовало попросить дать объяснения, и они были бы даны ему от лица королевской власти, которой он обязан всем, что имеет. Ответ, твердый и дышащий величием и зрелостью, несвойственными Королю прежде, не возымел тем не менее должного действия по вине маршала д’Анкра: питаемая к нему ненависть сослужила плохую службу — все, что исходило от него, смущало и народ, и вельмож, и самого Короля.

Мы уже сказали, что через три дня после своего ареста Господин Принц был переведен в другое помещение, более охраняемое; его не оставляла надежда оказаться вскоре на свободе, однако ситуация изменилась: и ему, и тем, кто принадлежал к числу его сторонников в Париже, перестали доверять.

Один из его рейтаров по имени Бурсье в конце октября был обвинен женщиной дурного поведения в том, что будто бы, находясь в одном довольно сомнительном месте, он рассказывал, как чуть было не убил Королеву-мать в ее собственном люксембургском доме, куда она часто приезжала, но ему помешали — в первый раз кардинал де Гиз и Бассомпьер в другой раз. Барбен немедля отправил эту женщину к хранителю печатей дю Веру на допрос; протокол допроса подтверждал, что доверять словам этой потаскухи нельзя. Барбену показалось, что не стоит пренебрегать делом, в котором речь идет о жизни Королевы, и сделал так, чтобы Его Величество распорядился снять с г-на дю Вера выполнение других обязанностей и вместе с г-ном де Мемом, лейтенантом гражданской службы, заняться разбирательством этого дела чрезвычайной важности. 4 ноября Бурсье был почти единогласно приговорен к смерти, однако сперва ему предстояло пройти пристрастный допрос. Все советники захотели присутствовать при допросе, хотя это и не было принято, — то ли для того, чтобы показать свое рвение и желание угодить, то ли потому, что улики оказались столь серьезными и советники вознамерились узнать что-либо, подтверждающее справедливость их решения. Обвиняемый снова признался в преступных намерениях, изложив все подробности в соответствии с обвинением.