Флоренский. Нельзя жить без Бога! - Михаил Александрович Кильдяшов

Вновь браться за что-то грандиозное, тем более в возрасте, когда нужны не частные исследования, а глобальные обобщения, не было сил. Всё на Соловках казалось чужим, гнетущим. Рождённый в день памяти святителя Филиппа, митрополита Московского и всея Руси, Флоренский даже не утешался тем, что оказался в месте начала его духовного подвига, там, где прежде была Филиппова пустынь. Специалист по храмовому искусству и церковной археологии, он долго не посещал Соловецкий кремль и соборы, долго подступался к соловецким летописям. С детства жившее во Флоренском бессознательное равнодушие к Соловецкому монастырю, когда не хотелось о нём ничего ни читать, ни смотреть, теперь только усилилось. Понимая историческую значимость этого места, отец Павел всё же признавался сам себе, что здесь «ничуть не чувствует поэзии древности», что душа его «почти глуха к этой красоте». Но причина такого неприятия не в остывшей вере, а в новой тревоге за семью, в тоске по загубленному делу, в скорби за свою эпоху, что предстала теперь перед ним поруганным монастырём, где вековая молитвенная уединённость вытеснена лагерной юдолью.

Оттого безрадостным на острове виделось всё: не только монастырь, но и природа, погода, люди. Небо — «унылое», «болезненное». Белое море — «грязно-серое». День не день, ночь не ночь, постоянные сумерки, будто только начался первый день творения, и тьма ещё не отделилась от света. Всё в пейзаже случайно, «словно находишься в засоренной комнате». Так же случайны все человеческие отношения, все соприкосновения с людьми.

Если и попадаются люди интересные, то это «бывшие интересные», интересные своим прошлым, прежней жизнью, а теперь поблёкшие, безликие, «даже не верится, что это те самые люди, которые могли бы быть значительными». Соловки уравнивают всех, сводят интересы каждого к одному: к дневной трудовой выработке, потому что от неё зависит паёк. Остров точно отрезан от всего мира, особенно зимой, когда прекращается навигация. Все впадают в спячку, всё становится ещё более пустым, безмолвным: досаждающего шума хватает, но «не слышишь внутреннего звучания природы, не воспринимаешь внутреннего слова людей». Всё призрачно, как во сне. Порой грезится, что ничего этого нет: сейчас ты завернёшь за кремль и окажешься в Посаде, на вокзале, поспешишь домой, а придуманный остров, окликнув сигнальным колоколом, растворится в тумане.

Если на Дальнем Востоке жизнь Флоренского как бы собралась в линзу, то на Соловках закольцевалась. С горькой иронией скажет он, что здесь воплотились заветные мечты детства, юности и зрелости. Хотел жить на берегу моря, на острове, наблюдать приливы и отливы — вот тебе море, только не южное и остров не тропический. Порывался уйти в монастырь — и вот тебе монастырь, правда, без братии и игумена. Желал жить рядом с лабораторией — и вот буквально за стеной барака химическая лаборатория. Всё сбылось, но настолько запоздало и в таком искажённом виде, что «не узнаёшь своего желания» и не знаешь, куда спрятаться от такого воплощения.

Постепенно подобное восприятие сгладится. И природа с её северным сиянием и белыми ночами станет завораживать, и разорённые храмы повлекут своей молитвенной древностью утомлённую душу, и люди в уникальности судеб откроются не «бывшими», а настоящими: «Какие человеческие документы, какие приключения, какое разнообразие лиц!»

Сохранить «душевное равновесие и ясность» вновь помогла работа. С ноября 1934 года отец Павел трудился над добычей йода и водорослей. Хоть он и не стремился включаться в новые исследования, Флоренский не был бы Флоренским, если бы не «поставил дело живо», не усовершенствовал производство. В условиях «безлитературья», отрыва от современного научного процесса, не имея необходимого оборудования, как в «Таинственном острове» Жюля Верна, соловецкие кулибины под руководством Флоренского в считаные месяцы увеличили производство йода на сотни процентов. И вновь патенты и рацпредложения, возможность помочь семье солидной премией. Такие успехи улучшили условия жизни и позволили больше, чем прежде, отсылать на материк писем.

Водоросли рождают целый каскад идей и промышленных разработок. Флоренский планирует написать книгу по водорослеведению. Из водорослевых продуктов на Соловках начинают добывать клей, краску, бумагу. Освоена желатизация водорослевых продуктов: активно производят агар-агар, используемый для приготовления мармелада, при этом он гораздо дешевле и качественнее американских и японских аналогов.

В пору эпидемии гриппа в лагере Флоренский спасается тем, что придумывает особый способ употребления йода, который необходим организму для укрепления иммунитета. В чистом виде йод губителен для организма, но если добавить его в молоко, белок позволит усвоить именно полезное количество. Об этом открытии Флоренский пишет жене и советует так же оздоравливать детей: это может уберечь от болезней щитовидной железы и укрепить сердце. Лишь через пятьдесят лет учёные сумели повторить это открытие и применить его в фармацевтическом производстве. Каково же было их изумление, когда они прочли о провидческих идеях отца Павла в его соловецких письмах. Открытие Флоренского легло в основу лекарств, с помощью которых спасали жизни ликвидаторов Чернобыльской аварии. Сегодня же «умный йод» — весьма востребованное средство для укрепления здоровья. Потому на упаковках йодсодержащих препаратов можно увидеть портрет отца Павла.

«Водоросли — самое значительное, что нахожу на Соловках», — напишет Флоренский сыновьям. Пришлёт целую серию рисунков разных видов водорослей. Водоросли — такие же таинственные и древние, как мерзлота, в них сокрыта загадка мироздания. Что-то знают они о море, морском дне, жизни на земле, что ещё неведомо человеку.

И всё же водорослеведение — не масштаб мысли Флоренского. Мысль его влекома иным, в пору недолгого лагерного уединения он размышляет о космофизике, об универсальных пространственно-временных характеристиках явлений и объектов. Он грезит своеобразной «энциклопедией Космоса в шесть-семь листов», которая позволит «дать отчёт о целостной картине мира». Рядовому человеческому уму сложно даже представить, что пульсировало в этом лишь обозначенном замысле, каков тот бытийный хронотоп Флоренского, что мог вместить в себя всё мироздание.

Но именно изучение водорослей примирило отца Павла с Соловками. Благодаря им он получил возможность обойти весь остров, ощутить себя не закабалённым сидельцем, а вновь полезным стране человеком. Флоренский вновь педагог, он делится с молодёжью производственными находками, знаниями по физике и биологии. В редкую свободную минуту размышляет с подопечными о литературе и философии, постепенно возлагает на новое поколение ответственность за будущее.

Флоренского безоговорочно признавали первым интеллектуалом Соловков, уважали его не только профессора, но и уголовники. Уважали за стойкость, мужество, собранность. Несмотря на то что в свои пятьдесят четыре он «выглядел как глубокий старик», лишился прежних сил, он всегда был готов отдать нуждающемуся последнее, каждого накормить хлебом, утешить словом. Многих никогда прежде не веровавших он обратил ко Христу. Одному Богу ведомо, сколько исповедей он принял, сколько грехов отпустил