Великий перелом - Гарри Тeртлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мордехай Анелевич уже давно уступил неизбежности и пользовался отдельными предметами германского обмундирования. В Польше имелись огромные запасы его, оно было прочным и достаточно практичным, пусть даже и не так хорошо приспособленным к зимним холодам, как обмундирование русского производства.
Но одевшись с головы до ног в полную форму вермахта, он испытал несколько другие ощущения. Глядя в зеркало, он видел нацистского солдата, которые так зверствовали в Польше, и его охватывал сверхъестественный страх, несмотря на то что он считал себя светским человеком. Но на это пришлось пойти.
Буним угрожал евреям репрессиями, если они попытаются заблокировать перемещения войск ящеров в Лодзи. Поэтому нападения должны происходить за пределами города, чтобы их можно было списать на немцев.
Соломон Грувер, также в германской форме, подтолкнул его локтем. К его каске эластичными лентами были прикреплены зеленые ветки, и он был почти неразличим в лесу неподалеку от дороги.
— Вскоре они должны напороться на первые мины, — сказал он тихим голосом, искаженным противогазом.
Мордехай кивнул. Мины были тоже германскими, в корпусах из дерева и стекла, чтобы их было труднее обнаружить. Бригада, ремонтировавшая шоссе, только что установила их… вместе с некоторыми другими вещами. На этом участке шоссе длиной в два километра ящеров ожидала по-настоящему неровная дорога.
Грувер, как обычно, имел мрачный вид.
— Это будет нам стоить многих людей, неважно каких, — сказал он, и Анелевич вынужден был согласиться.
Ему неприятно было проявлять благосклонность к немцам, в особенности после того, что немцы собирались сделать с евреями в Лодзи. Но эта благосклонность должна была пойти на благо немцам вроде Генриха Ягера, не дав ничего хорошего Скорцени или СС. Так надеялся Анелевич.
Он вглядывался в дорогу сквозь стекла своего противогаза. Воздух, которым он дышал, был на вкус сухим и мертвым.
В противогазе он приобрел внешность свинорылого существа, такого же чужака, как ящеры. Противогаз был тоже немецкого производства — немцы знали толк в химической войне, в частности против евреев, еще до нашествия ящеров.
— Бум-м!
Резкий взрыв означал, что сработала мина. Естественно, грузовик ящеров перевернулся на бок и загорелся. Из кустарника с обеих сторон дороги ударили пулеметы — по нему и по машинам, шедшим следом. Издалека по автоколонне ящеров начал бить германский миномет.
Два бронетранспортера свернули с дороги, чтобы расправиться с нападавшими. К вящему ликованию Анелевича, обе почти сразу же подорвались на минах. Одна загорелась, и он открыл огонь по ящерам, выскакивавшим из нее. Вторую занесло в сторону — у нее была разорвана гусеница.
Но то оружие, которое, как надеялся Анелевич, должно было нанести наибольший урон, вообще обходилось без взрывчатых веществ: оно состояло из катапульт, сделанных из автомобильных камер, и запечатанных воском бутылок, наполненных доверху маслянистой жидкостью. Как они с Грувером определили, с помощью этой старой резины можно зашвырнуть бутылку на три сотни метров, и этих трех сотен было вполне достаточно. Со всех сторон бутылки с захваченным у нацистов нервно-паралитическим газом полетели в остановившуюся головную часть автоколонны ящеров. Еще больше полетело в машины всей колонны, едва она остановилась.
Большинство бутылок разбилось. Ящеры начали падать. Противогазов на них не было. Кроме того, они были покрыты только краской для тела, хотя и обычная одежда надежной защиты не обеспечивала. Мордехай слышал, что немцы для своих химических войск выпускают специальное прорезиненное обмундирование. В самом ли деле это так, он не знал. Для дотошных немцев это было бы весьма логично, но не превратишься ли ты в тушеного цыпленка, если в боевой обстановке пробудешь в такой резиновой одежде более часа или двух?
— Что мы будем делать дальше? — спросил Грувер в паузе, вставляя очередную обойму в свою винтовку «гевер 98».
— Как только разбросаем все наши запасы газа, сразу отойдем, — ответил Анелевич. — Чем дольше мы задержимся, тем больше возможностей у ящеров схватить кого-нибудь из наших, а мы этого не хотим.
Грувер кивнул.
— Если сможем, то надо обязательно унести с собой и наших погибших, — сказал он. — Не знаю, насколько осведомлены ящеры в отношении этих дел, но если да — они смогут определить, что мы не настоящие нацисты.
— Это так, — согласился Мордехай. Последний раз, когда ему напомнили об этой особенности, Софья Клопотовская сочла это забавным. Последствия, однако, могут оказаться слишком серьезными.
Бросаемые катапультами бутылки с нервно-паралитическим газом имели некоторые преимущества перед обычной артиллерией: ни вспышки, ни гром выстрела не раскрывали позиций метальщиков. Они продолжали бросать бутылки, пока не израсходовали их полностью.
После этого еврейские бойцы стали отходить от дороги, прикрываемые пулеметами. Было предусмотрено несколько сборных пунктов — на фермах надежных поляков. «Поляков, на которых, как мы надеемся, можно положиться», — подумал Мордехай, приближаясь к одной из них. Там они переоблачились в обычную одежду и вооружились более эффективным оружием, чем винтовки. В те дни в Польше появиться на публике без «маузера» за плечами было почти то же самое, что выйти голым.
Мордехай вернулся в Лодзь с западной стороны, дальней от места нападения на автоколонну. Вскоре после полудня он подошел к помещению пожарной команды на Лутомирской улице.
Берта Флейшман приветствовала его перед входом.
— Говорят, утром было нападение нацистов, всего в двух километрах от города?
— В самом деле? — в замешательстве спросил он. — Я не слышал об этом, хотя утром действительно была стрельба. Впрочем, сейчас стреляют почти каждый третий день.
— Это, должно быть, как его там… Скорцени, вот как, — сказала Берта. — Какой еще сумасшедший рискнет сунуть голову в осиное гнездо?
Во время их разговора к зданию подошел районный руководитель службы порядка, который приводил Анелевича к Буниму. Оскар Биркенфельд имел при себе только дубинку, а потому с уважением ожидал, когда вооруженный винтовкой Анелевич обратит на него внимание. Когда это произошло, сотрудник службы порядка сказал:
— Буним снова требует вашего появления немедленно.
— В самом деле? — спросил Анелевич. — И зачем?
— Он скажет сам, — ответил Биркенфельд с некоторым вызовом — насколько это возможно было при почти полном отсутствии оружия.
Анелевич свысока посмотрел на него, ничего не отвечая. Сотрудник службы порядка поник и спросил слабым голосом:
— Вы пойдете?
— О да, я пойду, хотя Буниму и его марионеткам следовало бы поучиться хорошим манерам, — сказал Мордехай.
Биркенфельд сердито вспыхнул.
Мордехай похлопал по плечу Берту Флейшман:
— Скоро увидимся.
* * *— …Немного, — ответил он. — О нападении нацистов я услышал в тот самый момент, когда ваш ручной полицейский пришел, чтобы привести меня сюда. Вы можете спросить его после того, как я уйду: мне кажется, он слышал, как мне сообщили эту новость.
— Я проверю, — сказал Буним. — Так вы отрицаете какую-либо вашу роль в нападении на автоколонну?
— Разве я нацист? — спросил Анелевич. — Берта Флейшман, женщина, с которой я разговаривал, когда Биркенфельд нашел меня, думает, что к этому может иметь отношение некто Скорцени. Я наверняка не знаю, но слышал, что он где-то в Польше, может быть, даже к северу от Лодзи.
Если он сможет чем-то навредить эсэсовцу, надо это сделать.
— Скорцени? — Буним высунул свой язык, но не стал, дергать им вперед и назад, верный признак заинтересованности. — Уничтожить его стоит целого выводка яиц обычных тосевитов вроде вас.
— Истинно, благородный господин, — сказал Мордехай.
Если Буниму хочется думать, что он безопасный трепач, для него это только на пользу.
Ящер сказал:
— Я исследую, имеют ли слухи, о которых вы сообщаете, какую-либо обоснованность. Если да, то я приму все меры для уничтожения вредного самца. При успехе мой статус повысится.
Мордехай подумал, предназначена ли последняя фраза ему, или же Буним говорит сам с собой.
— Я желаю вам удачи, — сказал он.
И хотя он лично возглавил нападение на колонну, идущую на север воевать против немцев, он имел в виду именно то, что сказал ящеру.
* * *— А ведь мы правильно действуем! — с энтузиазмом произнес Омар Брэдли, присаживаясь в кабинете Лесли Гровса в Научном центре Денверского университета. — Вы сказали, что следующая бомба вскоре будет на подходе, и заверили, что так и будет.
— Если бы я лгал вам — или еще кому-то, — меня схватили бы за задницу и вытурили вон, заменив человеком, который выполняет свои обещания, — ответил Гровс. Он наклонил голову набок. Где-то вдали продолжала грохотать артиллерия. Но теперь Денвер не выглядел готовым сдаться. — А вы, сэр, вы проделали дьявольскую работу по защите этого города.