Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

все товары в этом королевстве, и везде завел свои лавки, [которые] приносят богатство только одному человеку а не тысячи торговцам". Он не только, как бы мы сказали, монополизировал всю большую торговлю, но и, когда он ссужает деньги в долг королю, то делает это "под грабительские ростовщические проценты". Хуже того, его ссуды частично состояли из "посуды или украшений" (а не денег), что позволяло прибегать к всевозможным махинациям[571]. Говоря словами Жана Жувенеля, обиды накапливались, и это в то время когда Жак Кёр был в полном фаворе у короля (1445 год).

С другой стороны, для Гийома Лезера, кантора Гастона IV, графа де Фуа, Кёр был "разумеется, мудрым человеком", полностью профинансировавшим осаду Дакса в 1442 году[572].

Последнее свидетельство, последовавшее за его осуждением, принадлежит Жоржу Шатлену. В отрывке, в котором хронист оценивает весь период царствования и самого короля, характеризуя его как недоверчивого и завистливого человека, он пишет: Карл VII "стал известен за морем в Леванте благодаря деятельности своего казначея Жака Кёра, самого успешного купца в мире, которого король приказал заключить в тюрьму и конфисковать его товары. После вынесения Кёру смертного приговора, он с помощью какой-то хитрости совершил побег и умер в изгнании"[573]. Тут автор явно намекает на неблаговидное поведение короля. Шатлен возвращается к личности Аржентье в своем трактате Храм Боккаччо (Le Temple de Boccace) (1463–1464), где называет его человеком "благородным из-за его добродетели и славных дел". Другими словами, согласно понятиям того времени, Кёра облагородила сама его добродетель. "Человек трудолюбивый с обширными познаниями, понимающий суть вещей и обладающий большим авторитетом", умеющий ответственно вести дела, какими бы важными они ни были, и все это ради выгоды и славы своего господина, о которых он заставил узнать все народы. Он был ничем, но стал мультимиллионером. "Он дошел своим умом от сотни до ста тысяч и от ста тысяч до нескольких миллионов". Он на своих кораблях объездил весь Левант: "В Восточном море не встречалось ни одного корабля, мачты которого, не были бы украшены иначе, как флер-де-лис", что, конечно же, не соответствует действительности. "Его взор охватывал весь мир, который он стремился покорить"[574].

Но почему же тогда случился жестокий позор, суд и падение этого исключительного человека, посвятившего свой гений славе французской короны? Почему колесо фортуны низвергло его с высот в пропасть? Хронисты Герольд Берри и Марциал Овернский не упомянули судебный процесс над Кёром и словом. Что касается Жана Шартье, то он говорит только о торжественном оглашении приговора канцлером Франции, которое состоялось в Лузиньяне 29 мая 1453 года во время заседания суда под председательством Карла VII. Несмотря на преступления, которые привели Жака Кёра к смертному приговору и конфискации имущества, король, заботясь о справедливости и предпочитая, по образу Божьему, милосердие суровости правосудия и учитывая чистосердечное раскаяние подсудимого, даровал Аржантье жизнь. При этом тот был приговорен к выплате 100.000 золотых экю в качестве компенсации за неоценимые суммы, которые он вымогал у подданных короля, плюс 300.000 экю за многочисленные преступления, совершенные против них же; что касается остального его имущества, то король конфисковал его, где бы оно ни находилось; Кёр был лишен всех королевских должностей и навсегда изгнан из королевства Франция. Но главная претензия заключалась в его поведении по отношению к неверным. Он продавал им оружие и выдал сарацинам одного христианина, укрывшегося на его галере. Поэтому Жак Кёр был приговорен выкупить его у неверных или, если это окажется невозможным, выкупить вместо него другого (как это делал Орден Мерседариев[575]), и чтобы загладить свою вину за эти два преступления,  он должен выл с 10-фунтовой свечой в руках, "просить милости у Бога, короля и правосудия"[576].

Жак Дю Клерк пишет, что после своего побега Жак Кёр, который, как говорили, имел состояние в миллион золотых экю только во Франции, отправился в Рим где имел "много товаров, которые он вывез из королевства". К претензиям, упомянутым Шартье, он добавляет, что Кёр отправил к сарацинам специалистов, которые научили их делать оружие (то, что мы бы назвали передачей технологий врагу).

Заключение Шатлена, как обычно, носит морализаторский характер: Аржантье был ослеплен своим богатством. Тот, чьи сокровища были разбросаны по всему миру, тот, чьи корабли плавали по "чужим морям", тот, кто одолжил королю 400.000 экю на отвоевание Нормандии, закончил свою жизнь в изгнании, вдали от "французского королевства", которому он оказал столько услуг. Хронист представляет его кающимся в том, что он не смог умерить свою жадность.

Матье д'Эскуши, который был достаточно хорошо информирован, представляет ответы Жака Кёра на выдвинутые против него обвинения в таких выражениях: всю свою жизнь он служил королю, "благоразумно и законно" и ничего не поимел за его счет; он "занимался честной торговлей", и именно таким способом приобрел свое состояние; он признается в неведении относительно раба-христианина, который сбежал, а затем вернулся; он вспоминает о личной встрече с Карлом VII, во время которой, признался, что получил большую прибыль в стране неверных благодаря безопасным перевозкам на своих галерах товаров, предоставленных султаном в обмен на пошлины, которые в любом случае был весьма умеренными, но все это делалось ради пользы короля. Рассказывали, что он заявил королю: "Сир, все что мое — Ваше". И именно по этому случаю, король попросил Кёра одолжить ему денег на отвоевание Нормандии, что тот и сделал, за что получил разрешение послать султану, через своего поверенного, в качестве личного подарка доспехи и оружие. Хронист также упоминает о великолепно обставленном особняке Кёра в Бурже, "таком просторном, что его вполне можно было бы назвать королевском". Наконец, Аржантье отверг обвинение в отравлении Агнессы Сорель "и для этого он предоставил все доказательства". Странное признание! Можно предположить, что это обвинение, выдвинутое интриганкой Жанной де Вандом, дамой де Мортань, о котором было сообщено королю, стало тем эмоциональным толчком, который и вызвал судебный процесс, более чем через год после смерти фаворита.

Тома Базен считает, что Жак Кёр стал жертвой злопыхателей и завистников, которые убедили короля в его виновности в смерти Агнессы. Упомянув о неправомерных налоговых поборах с подданных короля в Лангедоке и запрещенной торговле с неверными, он спешит добавить, что эти обвинения были "скорее выдумкой его соперниками, чем правдой (по крайней мере, по мнению многих людей)".

Значит ли это, что осуждение Жака Кёра определенно не является заслугой короля или судей, которые вели процесс? Аржантье совершил лишь мелкие проступки, совершенно несоразмерные с оказанными им услугами. Он стал жертвой неблагодарности Карла VII, конкуренции со стороны купцов Юга, которые не без оснований были недовольны монополизацией Кёром торговли с Востоком, и негодования придворных, с завистью смотревших на его возвышение и богатство. Были также люди, очень желавшие занять его место, среди которых и Отто Кастеллан, сменивший Кёра на посту казначея в 1454 году.

Однако нельзя сказать, что обвинения против Кёра были сплошь вымышленными и малозначимыми. Например дело о выдаче молодого раба-христианина эфиопского происхождения могло сильно шокировать публику, тем более что, вернувшись в Александрию после службы конюхом у архиепископа Тулузского, он отказался вновь принять ислам[577]. Налоговые поборы, совершенные в Лангедоке, были доказаны,