Покахонтас - Сюзан Доннел

Когда музыка умолкла, он принес ей ужин. Он умолял о встрече.

— Я ненадолго уезжаю в дом своего мужа в Норфолке, — сказала она ему. — Когда через несколько недель мы вернемся, я напишу тебе.

В глазах Покахонтас, когда она отворачивалась, застыла боль.

Ролф решил, что осенью, после посещения фамильной усадьбы, им всем надо переехать в Брентфорд. Когда Покахонтас потеряла голос, он встревожился, что Виргинская компания заставляет ее слишком много работать. А в Брентфорде воздух чистый, и они смогут быть подальше от неизбежных посетителей. Он и сам хотел удалиться из Лондона, потому что успех Покахонтас вызывал постоянные вопросы к нему о его женитьбе на столь высокопоставленной даме.

Облако дорожной пыли окутывало кареты Ролфов на всем их недельном пути в Хичем в Норфолке. Покахонтас казалось, что поездка никогда не кончится. Покинув увеселения Лондона, она поневоле думала о Смите. Их физическое влечение друг к другу воскресло, словно и не существовало нескольких лет разлуки. Ее это не удивило, потому что она никогда не переставала тосковать по нему, но, счастливо выйдя замуж, полагала, что ее чувство к нему умрет, если они не встретятся вновь. Она вспомнила свою первую встречу с Кокумом в Кекоутане, когда ее желания только пробуждались. Когда она, только становившаяся женщиной, танцевала той теплой ночью, у нее родилось предчувствие того, что всю свою жизнь она будет пленницей своего тела. Она боялась себя.

Еще в эти долгие часы путешествия в замкнутом пространстве Покахонтас молилась, хотя и сомневалась, что Бог все еще заботится о ней, теперь, когда она так погрязла в грехе. Она думала о Виргинской компании и своих обязательствах перед ней. Если кто-то узнает, что она прелюбодейка! Она содрогнулась.

Со всем пылом она отдалась заботам о семье, пытаясь чрезмерным вниманием к ней искупить страсть к другому мужчине.

Когда они останавливались, чтобы немного размяться, она видела над собой яркое синее небо, и оно успокаивало ее, и ей до боли хотелось растянуться в траве.

Вся семья Ролфов встречала их на ступенях Хичем-холла, когда кареты наконец-то остановились. Воссоединение с родными было радостным, и новую семью Ролфа сразу же окружили гостеприимством. С первого же вечера после обильного ужина с торжественными тостами, с гусем, Покахонтас почувствовала, будто всю жизнь была членом этого семейства. Их доброта вызывала в ней сильные угрызения совести, когда она думала о своем двуличии.

Летние дни сменяли один другой, и маленькому Томасу так понравилась эта жизнь, что он заявил матери и отцу, что не хочет уезжать. Дяди, тетки и бабушка с дедушкой привязались к нему всей душой и выполняли каждое желание необычного маленького отпрыска принцессы. Покахонтас впервые в полной мере осознала, что представляет из себя английское наследие ее сына, которое уходило корнями в глубь веков, к Норманнскому завоеванию. Ребенок был такой же частью Англии, как и Виргинии. И она, не раздумывая, согласилась позировать с ним для портрета. Он останется родным Ролфа как память о них до следующего их приезда из Нового Света.

День за днем Покахонтас наблюдала за Томасом в кругу его родственников. Они с Джоном Ролфом обсуждали возможность оставить его здесь и отдать в школу. Но, поиграв пару недель с этой затеей, согласились, что место мальчика в Виргинии, где он будет расти и развиваться вместе с новой страной. Правда, в глубине души она хотела бы на несколько лет остаться с Томасом в Лондоне, чтобы, пусть кратко и тайно, но видеться со Смитом. Но чем явственнее звучали для нее порывы ее сердца, тем тверже осознавала она, что ее долг — жизнь с Джоном Ролфом в Виргинии.

Глава 27

Хичем-холл, Норфолк, июль 1616 года

Недели пребывания у Ролфов промелькнули, казалось, как несколько минут. Лениво тянулись летние утра, пока до завтрака женщины навещали друг друга в своих комнатах и категорически избегали разговоров о политике. Потом были прогулки по цветущим лугам и пикники под раскидистыми деревьями. Затем следовало дневное чаепитие, а дети со смехом резвились на зеленой лужайке. Наступали долгие сумерки, которые, казалось, готовы были встретиться с рассветом другого дня, общество друзей и доброе вино. Покахонтас хотелось, чтобы это время никогда не кончалось. Очертания ее фигуры несколько смягчились под натиском местных жирных сливок, которые, похоже, были неотъемлемой частью каждого блюда. Но она не могла забросить свои обязанности перед Виргинской компанией, и вскоре наступило утро прощальных поцелуев, слез и обещаний.

За эти недели, что она провела в теплом кругу родственников, страх исчез из ее мыслей. Поначалу она только и желала, что вернуться к Джону Смиту. Она убедила себя, что жажду плоти нельзя оставлять без внимания. В ней смешались преклонение, которое она испытывала перед ним, тоска и отчаяние лет, проведенных в разлуке. Он был необходим ей, хотя бы ненадолго. Первые ночи в Хичем-холле были наполнены кошмарами, и Джон Ролф заботливо прохаживался с ней по коридору перед спальней, пока не унималась дрожь.

Но приятное течение сельской жизни сгладило неистовые порывы чувств. Шли дни, и Покахонтас начала понимать, что, хотя страсть к Джону Смиту занимала в ее жизни огромное место, она каким-то образом должна заставить себя забыть его. Когда она смотрела на своего сына, игравшего у ног отца, то понимала, что глубокая привязанность и преданность — это тоже сильные чувства и их достаточно, чтобы быть счастливой в жизни. Кроме того она знала, что долг и ответственность настолько сильны в ней, что, переступив через них, она обречет себя на самоуничтожение, как если бы вонзила себе в сердце стрелу. Она осознавала все это, медленно приходя к своему решению... только вот что она будет делать, когда увидит Смита?

Брентфорд был достаточно удаленным пригородом Лондона, так что до своего возвращения поздней осенью в Лондон Ролфы могли вести вполне спокойную жизнь. И тем не менее, не проходило дня, чтобы и здесь у их дверей не останавливались разгоряченные, покрытые пылью посетители. Ролф не переставал изумляться дипломатическим талантам Покахонтас, видя, как она отвечает на все вопросы и разрешает различные затруднения, связанные с Новым Светом.

Покахонтас видела Смита лишь раз, издалека — на ярмарке близ их деревни. Сердце у нее забилось, она потащила разочарованного Томаса прочь от шутов и акробатов, на которых он смотрел, и затолкала его в карету. Она была уверена, что Смит ее не заметил. Ее постоянно одолевал страх, что она неожиданно натолкнется на него, когда совершенно не будет к этому готова, и тогда пропадет окончательно.