Потерявший солнце. Том 1 - FebruaryKr

отводя глаз. Неулыбчивый, стянутый в нитку рот дрогнул, будто мужчина хотел что-то произнести. Казалось, он наперед знал, что этот день настанет, и ждал появления Юкая, но откуда скромному монаху знать будущее?

– Я ожидал встретить здесь такую мощь и величие, что не будет сил смотреть, – хрипло заговорил младший Дракон. – А не увидел ничего. Хранитель древнего знания, поднявший восстание солдат. Каким колдовством ты пробрался к нему в душу?

Последнюю фразу он выплюнул с таким презрением, что она обрела силу удара. Глаза монаха расширились, но спустя секунду он опустил веки, пряча за ними бушующие внутри чувства.

– Что в тебе такого особенного? – выдохнул Юкай. Не столом нужно было отгородиться от этого человека, ставшего олицетворением несправедливости и поражения, а половиной мира – да и та вряд ли удержала бы их от встречи. Юкаю следовало бы винить себя, и он об этом ни на миг не забывал, но почему тогда в лице этого монаха он видит исток всех последующих бед?

Мужчина приподнял подбородок, едва заметно скривив губы, и на мгновение в его фигуре проскользнуло былое величие. Не глядя он протянул руку в сторону, взял чистый лист из стопки и сжал тонкую кисть.

Бумага с еще влажными, глянцево блестящими символами проехалась по столу и остановилась прямо перед Юкаем.

«Кто ты?»

Секунду юноша смотрел на гладкую поверхность листа, потом смял бумагу в ладонях, скатывая в шар.

– Только месяц прошел со дня казни, но на твоем лице и следов горя не найти, – издевательским тоном заговорил он, расправляя плотный лист и превращая его в сотни крошечных обрывков. – Неужели смерть человека, который все отдал для твоего спасения, вообще ничего не значит для тебя?

Монах окаменел. На кончике замершей в воздухе кисти понемногу скопилась капелька туши и сорвалась на стол, растекшись кляксой.

– Или сюда дошли слухи о моей смерти, но не о его казни? – Голос Юкая стал выше. Казалось, он сдерживает смех, но веселья в нем не было ни капли. – Значит, я первым принес сюда эту весть? Если ты чувствовал вину – во что я не верю, то теперь можешь забыть. Мой наставник и твой бывший подчиненный, твой ученик, был лишен всего и казнен, и даже честного суда ему не даровали, а место захоронения среди безымянных могил не найти. Где-то между слугами, рабами и убитыми спьяну шлюхами – именно туда мой брат отправляет самых достойных. Он мертв, а ты жив. Тебе не смешно?

Стиснув челюсти с такой силой, что мышцы шеи напряглись и проступили под кожей, монах вытащил следующий лист и почерком резким, совсем не похожим на предыдущий, написал еще одну фразу.

«Кто ты для него»

Дописывая торопливо, мужчина пропустил знак вопроса.

– Я? – переспросил Юкай. – Ученик? Друг? Верный пес? Тот, кто готов был отдать ему все, чего бы он ни попросил? Выбирай сам. Все слова будут верными.

На самом деле он всегда был никем.

Пальцы восьмого брата дрожали так сильно, что линии выходили ломаными и лишенными четкости.

«В чем ты обвиняешь меня?»

Юкай криво усмехнулся и дернул плечом. В чем ему обвинять человека, который был его отражением? Оба они были рядом и оба причинили боль, и даже смертью за боль эту не отплатить.

Только вот этот монах, бывший когда-то главнокомандующим, мог все изменить. Он мог выбрать другой путь, мог остановиться. Он своими руками мостил дорогу в будущее, только вместо цветов вдоль этой дороги потекли реки крови.

Мог ли Юкай выбрать другой путь? Когда ему следовало свернуть?

– Ши Мин никогда не брал, только отдавал. А ты брал все, что он предложит, просто пользуясь его… расположением, его желанием обрести семью. – Юкай запрокинул голову, глядя на серый потолок. Он знал свою неправоту, но не признал бы ее даже перед собой. – Он отдал все, даже жизнь, а ты сидишь здесь, словно ничего не случилось.

«И ты», – коротким росчерком ответил монах. Лицо его стало непроницаемо. Кисть танцевала в воздухе, будто не решаясь коснуться бумаги. Наконец она опустилась, оставляя еще несколько росчерков.

«Ты виноват».

Это не было вопросом. Еще будучи командующим, мужчина прошел через многое и видел сотни отчаявшихся людей, потерявших всякое стремление жить. Долгие годы смиренно принимая свое наказание, он отдалился от прошлого, которое подернулось дымкой, но один взгляд на младшего Дракона вернул его назад.

Не стоит верить пустоте в глазах юноши – это пустота, растущая из вины и ненависти к себе, и под ней бурлит так много боли, что и почувствовать ее всю не удастся. С такими глазами солдаты бросались на мечи, уже не надеясь на спасение. Разум их был заморожен изнутри, окружен хрупкой коркой льда, удерживающей на грани безумия.

А сейчас монах, отринув все догмы принятой в храме веры, одним ударом пытался сломать эту ледяную преграду. Боль тлела и в нем – острая, только что разожженная страшной вестью, и эту боль ему хотелось всему миру отдать.

Чем темнее ночь, тем больше низости показывается из самых глубин души.

Юкай сжал кулаки и зажмурился. Пальцы побелели от напряжения, кровавой каймой выделялись полукружья обломанных ногтей.

Когда он открыл глаза, на листе появились еще две надписи.

«Ты винишь меня в предательстве, но и сам нечист».

Кровавый туман поплыл перед глазами Юкая.

«Было бы лучше ему никогда нас не знать».

Последняя черта расплылась и вильнула в сторону, следуя за дрогнувшей рукой.

Глава 47

Весна наконец добралась и до предгорий. Снег никогда не сходил здесь полностью, даже во время короткого лета прячась в плотной тени, но на освещенных солнцем участках трава и цветы вырастали стремительно. Словно пытаясь успеть ухватить как можно больше лучей, они тонкими зелеными нитями выстреливали вверх, поскорее раскрывая нежные чашечки соцветий.

Дорога к городу превратилась в разбухшую от влаги и грязи снежную кашу, и с неделю никто не решался двинуться в путь.

Как только дорога перестала расползаться под копытами лошадей, норовя скинуть путников в ближайшую расщелину, в предгорье добрался небольшой экипаж. Помимо скопившихся за последние недели писем для жителей, в нем нашлось и короткое послание для Ши Мина.

В ожидании новостей от господина Ло Ши Мину пришлось отправиться в город с первой же телегой, решившейся совершить опасную поездку. Крытых повозок в деревне было не найти, а торговцы вполне обходились открытыми. Если в пути их настигал дождь, то люди были больше озабочены попытками удержаться на скользкой опасной дороге, а не сохранением товара